Майкл МУРКОК - ХОЗЯЕВА ЯМЫ
Должно быть, Барани Даса каким-то образом сам перетащил их сюда.
– Почему ты выступаешь против Одиннадцати? – спросил я его, проверяя, не испорчены ли баки.
– Это необходимо.
– Но когда я видел тебя в последний раз, ты был довольно нормальным человеком. Что с тобой случилось?
Губы его на мгновение дрогнули, а в глазах появился слабый иронический блеск.
– Чтобы помочь им, мы не должны нападать на них, – сказал он. – По-моему, ты научил меня этому, Майкл Кэйн.
Я был поражен.
Этот человек притворялся, чтобы его реабилитировали, чтобы попытаться изменить придуманное им самим вероучение. Мне оставалось только восхищаться им. Я думал, что он может справиться с этой задачей, коль скоро чума будет уничтожена навсегда.
– Но я все еще не могу полностью понять, зачем ты привел нас сюда, – сказал я.
– По нескольким причинам. Ты спас жизнь моей племяннице, Але Маре, пока был здесь. Это просто благодарность. Но ты также показал мне, как лучше всего я могу воздействовать на преступление, которому сам положил начало здесь.
Я протянул руку и пожал ему плечо.
– Ты – человек, Барани Даса. Ты обязательно справишься с этим.
– Надеюсь, что да. Теперь мы все должны заняться приготовлением противоядия в водохранилище. Все машины нуждаются в горючем, – усмехнулся он. – А машины в Кенд-Амриде должны пить.
Рассуждения его были здравыми.
Вскоре мы вылили в резервуар всю зеленую воду, и наша работа была закончена.
Теперь Барани Даса предложил:
– Вы идти, – это он вернулся к своей первоначальной роли.
Мы последовали за ним по извилистым переходам.
Постепенно мы поднимались все выше и выше, пока, к моему крайнему удивлению, так как я потерял всякую ориентировку, не оказались на крыше Центрального Места.
А там все еще парили наши корабли.
Они находились там же, где мы их оставили.
Из гондолы моего воздушного корабля выглядывала Ала Мара с улыбкой облегчения.
– Дядя! – взволнованно прошептала она, увидев Барани Даса. Но тот и не взглянул на нее, сохраняя неподвижное выражение лица и прямое положение тела. Он не сделал ей даже жеста.
– Дядя, – голос ее упал. – Неужели ты не узнаешь меня, Алу Мару, свою племянницу?
Барани Даса оставался безмолвным.
Я сделал ей знак-жест, предназначавшийся для утешения, но она зарыдала и отступила в гондолу.
– Почему они ничего не сделали с воздушными кораблями? – тихо спросил я Барани Даса.
– Воздушных кораблей не существует, – так же тихо объяснил он.
– Так значит, они не могут увидеть их, или обманывают себя, думая, что не видят их.
– Да.
– Для одного человека у тебя тяжелый бой впереди, – посочувствовал я ему.
– Чума исчезнет, бороться будет легче, – ответил он. – Чума исчезнет быстро, а остальное потребует немного больше времени.
– И ты победишь, если на это вообще способен один человек, – сказал я то, что думал и прежде.
Я еще раз хлопнул его по плечу и полез по лестнице в гондолу. Мне теперь нужно было утешить Алу Мару, рассказав то немногое, что я сам знал.
Вскоре все мы влезли в гондолы кораблей.
Наша основная задача была успешно выполнена, и прежнее приподнятое настроение вернулось к нам.
Корабли поднялись в воздух и направились обратно к Варналю. Вскоре мы стремительно пронеслись над озерами, краем цветов и зыбучими песками.
Мы летели домой. В некотором смысле мы уже были там, ибо на сердцах наших было легко, а в разумах воцарился покой.
Мы вернулись в Варналь мирным утром, полным мягкого солнечного света.
Зеленые туманы изящно струились по городу, сверкали и блистали мраморные башни, и весь город мерцал светом, словно драгоценный камень.
Издалека доносился слабый звук, похожий на детское пение, и мы знали, что слышим песни Зовущих Холмов.
Весь Марс казался мирным. Мы долго и упорно боролись за этот мир, но героями мы стали не из-за этого. Все, что мы сделали – это сделали героев из тех, кто сражался вместе с нами.
И этого было достаточно.
Шизала ждала на центральной площади неподалеку от дворца. Она сидела на широкой спине смирного дахара и держала рядом с собой другого оседланного и готового к поездке скакуна.
Я не устал и знал, что она догадается об этом.
Я быстро слетел по веревочной лестнице и спрыгнул с последней ступеньки на спину поджидавшего меня скакуна.
Я нагнулся и поцеловал жену, крепко прижав ее к себе.
– Все в порядке? – спросила она.
– В основном, – сообщил я. – Со временем не останется ничего, кроме памяти о печали и тревоге. И это хорошо, что на Вашу будут такие воспоминания.
– Да, – кивнула она, – это хорошо. – Поехали, давай прогуляемся к Зовущим Холмам, как мы сделали это, когда впервые встретились.
Мы пустили своих дахаров вперед в тихое утро, проскакав по прекрасным улицам к Зовущим Холмам.
Со скачущей рядом со мной моей прекрасной женой и вызванным стремительной скачкой хорошим настроением, я знал, что нашел нечто бесконечно ценное – нечто такое, чего никогда бы не имел, если бы не прибыл на Марс.
Ноздри мои наполняли прохладные запахи марсианской осени, и я предался радости истинного и простого счастья.
ЭПИЛОГ
Я с острым интересом выслушал рассказ Майкла Кэйна, и он тронул меня куда более глубоко, чем я что-либо испытывал ранее.
Я понял, почему он казался теперь более расслабленным, чем был когда-нибудь прежде. Он нашел нечто, что редко на Земле.
В этот момент у меня возникло сильное искушение просить его взять меня на Марс вместе с ним, но он улыбнулся.
– Вы действительно хотели бы этого? – спросил он.
– Я… Я думаю, что да.
Он покачал головой.
– Найди Марс в себе самом, – сказал он. А потом усмехнулся. – Хотя бы по той причине, что это потребует меньшего напряжения сил.
Я подумал над этим, а затем пожал плечами.
– Наверное, вы правы, – сказал я. – Но, по крайней мере, я буду иметь удовольствие изложить ваш рассказ на бумаге. Чтобы и другие могли разделить с вами радость найденного на Марсе.
– Надеюсь, что так, – согласился он. Потом, после непродолжительного молчания, добавил:
– Я полагаю, что вы считаете меня немного сентиментальным.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, попытки описать вам все своим чувства – тот рассказ о нашей поездке к Зовущим Холмам.
– Существует большая разница между сентиментальностью и искренними чувствами, – возразил я ему. – Беда в том, что люди иногда склонны путать одно с другим, и поэтому отвергают и то, и другое. Все, к чему мы стремимся – это к искренности.
– И отсутствию страха, – улыбнулся он.
– Это приходит, когда появляется искренность, – предположил я.
