Дэвид Геммел - Волчье Логово
— Зато мне не все равно. Я твой должник.
— Как успехи у Мириэль?
— Успехи есть. Но я не возьму твоих десяти тысяч.
— Возьми — мне они ни к чему.
— Дело не в этом, будь ты проклят!
— Чего ты злишься?
— Куда ты собираешься уходить?
— На север.
— Можно мне с вами?
— Зачем? — искренне удивился Нездешний.
— Мне больше некуда деваться, и я мог бы по-прежнему учить Мириэль.
Нездешний кивнул и помолчал некоторое время.
— Что-то произошло, пока меня не было, — между вами, хочу я сказать?
— Ничего! — покраснел Ангел. — Боги, дружище, да мои сапоги и то старше, чем она!
— Она могла бы выбрать и похуже. Ангел, — а я должен найти ей мужа.
— Долго искать не придется. Она славная девушка, и ты сможешь пристроить ее не хуже, чем сестру.
— Ее сестры больше нет, — перебарывая себя, чуть слышно выговорил Нездешний. Лицо Криллы снова встало перед ним, и он ощутил, как нарастает внутри холодная, неистовая ярость. — Вот почему за мной охотятся. Ее убил сын Карнака, и правитель нанял убийц, боясь, что я разыщу мальчишку.
— Милосердные боги! Я не знал, что это Крилла. На суде имя жертвы не упоминалось. Бодалена на год изгнали из страны.
— Суровый приговор, ничего не скажешь.
— Уж не к нему ли ты собрался?
Нездешний сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.
— Я иду на север. В Готир.
— Что ж, весьма разумно. Не можешь же ты выступить против целой дренайской армии. Однако ты меня удивил, я думал, месть для тебя превыше всего.
— Как видно, с годами я размяк.
— Что-то непохоже было, когда ты уложил Сенту, — ухмыльнулся Ангел. — И где ты, черт побери, откопал этого пса? Безобразнее зверя я в жизни не видел. Погляди на его рубцы!
— Он медвежатник. Ушел на покой, вроде тебя. Сента с распухшим носом и забитыми кровью ноздрями выполз на порог, когда Ангел нагнулся погладить пса.
— А сходство и впрямь разительное, — заметил он. — Будь здесь твоя мать, она не знала бы, кого из вас двоих позвать к обеду.
— У тебя опять кровь пошла, — сказал Ангел. Пес, ворча, показал клыки, и он выпрямился.
Сента сплюнул кровью и подобрал свою саблю, так и валявшуюся в пыли. С клинком в руке он двинулся к Нездешнему.
— Милосердие — животное редкое. Ты полагаешь, что поступил разумно, оставив мне жизнь?
— Если окажется, что это было ошибкой, я тебя убью, — заверил Нездешний.
— Странный ты человек. Почем ты знал, подходя ко мне так близко, что я не вспорю тебе живот?
— Я этого не знал, — пожал плечами Нездешний.
Сента кивнул.
— Пожалуй, я тоже пойду с вами. Я слышал, ты говорил Ангелу, что идешь на север. Мне всегда хотелось вернуться в Готир. Я пережил там славные деньки.
— С чего ты взял, будто твое общество будет мне приятно?
— Ни с чего — но я слышал и другое, что очень заинтересовало меня.
— Что именно?
— Ты сказал, что подыскиваешь Мириэль мужа.
— И ты знаешь, где его найти?
— Ах, как смешно! Я богат, да и собой неплох, вопреки твоим стараниям. И отец все время брюзжит на меня за то, что я не даю ему внука. Так и быть, возьму ее у тебя с рук долой.
— Ядра Шемака, ну и нахал же ты! — вспылил Ангел.
— Ничего, мне такие по душе, — сказал Нездешний. — Я подумаю.
— Ты это серьезно? Всего несколько минут назад этот человек хотел убить тебя за деньги. Он наемный убийца.
— Это, разумеется, ставит меня ниже того, кто убивает на арене, — вставил Септа.
— Сумасшедшие! — буркнул Ангел, уходя в хижину.
Сента вложил саблю в ножны и спросил:
— А зачем мы, собственно, идем на север?
— Я должен найти кое-кого в Гульготире.
Мириэль вышла к Сенте с миской теплой воды и чистой тряпицей. Она не слышала, о чем говорили Сента с отцом, но видела, что молодой человек вернул себе саблю. Сента взглянул на нее припухшими глазами и улыбнулся.
— Милосердная забота о павшем герое?
— Хорош герой. — Она обмакнула тряпицу в воду и стала осторожно смывать кровь с его лица. Он взял ее за руку.
— Он наступил мне на голову, но в лес не выкинул.
— Скажи ему за это спасибо, — сказала она, высвободив руку.
— Он молодец, сразу меня раскусил. Он знал, что я не убью его, пока он не обнажит оружие.
— Что ты намерен делать теперь?
Он усмехнулся и тут же поморщился от боли в носу.
— Уйду в монастырь и посвящу свою жизнь делам милосердия.
— Я серьезно спрашиваю.
— Слишком серьезно, красавица. Ты смеешься когда-нибудь? Любишь танцевать? Назначаешь свидания молодым людям?
— Не твое дело. И перестань называть меня красавицей, мне это неприятно.
— Нет, приятно, просто ты смущаешься.
— Ты по-прежнему намерен убить моего отца?
— Нет.
— И я должна тебе верить?
— Это уж как тебе угодно, красавица. Сколько тебе лет?
— На будущее лето будет восемнадцать.
— И ты еще девушка?
— Тебе это незачем знать. — Она подхватила миску и вернулась на кухню, где Белаш все еще сидел за едой. Он уже уничтожил львиную долю окорока и полкруга сыра. — Тебя что, месяц не кормили? — рявкнула она.
Он посмотрел на нее темными, лишенными выражения глазами и приказал:
— Подай воды.
— Сам возьми, обжора!
Он потемнел и поднялся на ноги. Мириэль выхватила нож.
— Одно неверное движение, ты, надирский собакоед, и завтрак, которым ты набил себе брюхо, окажется на полу. — Белаш ухмыльнулся и налил себе воды из кувшина в глиняный кубок. — Что тебя так насмешило?
— Эх вы, колиши, — хмыкнул он, срезая с кости остаток ветчины.
— Что мы?
— Где твои дети? Где твой муж? Зачем ты снарядилась, как на войну? Ножи, мечи — экая глупость.
— Ты полагаешь, что женщина не способна ими владеть?
— Отчего же? Способна. Видела бы ты мою Шиа — она орудует и ножом, и мечом, и топориком. Но это противоречит природе. Война — дело мужчин, дело чести и славы.
— И смерти.
— Разумеется. Потому-то мы и должны защищать женщин. Нужно родить много детей, чтобы заменить убитых воинов. — Не лучше ли не воевать вовсе?
— Ба! Что проку толковать с женщиной, только время попусту тратить.
Мириэль вдохнула полной грудью, но воздержалась от дальнейших замечаний и, оставив надира продолжать его бесконечный завтрак, пошла укладываться.
Глава 8
Хеула поднялась с плетеного стула, поморщившись от ревматической боли в бедре. Огонь угасал, и она склонилась с трудом, чтобы положить полено на угли. Было время, когда ее огонь не нуждался в топливе и ей не приходилось ходить в лес за хворостом.
— Будь ты проклят, Цу Чао, — прошептала она, но и проклятие не принесло ей облегчения — некогда такие слова сопровождались бы хлопаньем крыльев и хриплыми криками ванший, слетающихся к жертве.
