Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор
— Мои проблемы тоже личные.
— Не совсем, — сказал я. — Мне так кажется.
— А тому человеку — ты можешь ему помочь?
— Ему помогут без меня, — сказал я.
— Ты уверен? Спасибо, что выслушал, но мне-то и впрямь помочь невозможно. Это судьба такая дурацкая.
— Она меня прогоняет? — спросил я сквозь сумрак. Мне не хотелось сейчас касаться ее сознания.
— Нет, — отозвалась Ольга. — Нет… Антон, она чувствует.
Неужели у нее есть способности Иной? Или это лишь случайный всплеск, вызванный тянущимся инферно?
— Что чувствует?
— Что ты нужен там.
— Почему я?
— Эта сумасшедшая кровососущая стерва… она требует на переговоры именно тебя. Того, кто убил ее партнера.
И вот тут мне стало по-настоящему плохо. У нас был факультативный курс по антитеррористическим мерам, скорее для того, чтобы не приходилось прибегать к способностям Иного, влипнув в человеческие разборки, чем для реальных рабочих потребностей. Психологию террористов мы проходили, и в ее рамках вампирша действовала вполне логично. Я был первым работником Дозора, попавшимся ей на пути. Я убил ее наставника, ранил ее саму. Для нее во мне сконцентрировался образ противника.
— Давно требует?
— Около десяти минут.
Я посмотрел в глаза Светлане. Сухие, спокойные, ни слезинки. Труднее всего, когда боль спрятана под спокойным лицом.
— Света, если я сейчас уйду?
Она пожала плечами.
— Все так глупо… — сказал я. — Мне кажется, что тебе сейчас нужна помощь. Хотя бы кто-то, кто умеет слушать. Или согласен сидеть рядом и пить остывший чай.
Слабая улыбка и едва заметный кивок.
— Но ты права… еще одному человеку нужна помощь.
— Антон, ты странный.
Я покачал головой:
— Не странный. Очень странный.
— У меня такое чувство… ведь я тебя давно знаю, а кажется, впервые вижу. И еще — словно ты одновременно и со мной разговариваешь, и с кем-то другим.
— Да, — сказал я. — Так и есть.
— Может быть, я схожу с ума?
— Нет.
— Антон… ты ведь не случайно пришел ко мне.
Я не ответил. Ольга шепнула что-то и замолчала. Медленно вращалась над головой исполинская воронка.
— Не случайно, — сказал я. — Чтобы помочь.
Если Темный маг, наложивший проклятие, следит за нами… Если это все-таки не случайное, «материнское проклятие», а нацеленный профессионалом удар…
В это облако Тьмы над головой довольно влить еще одну каплю ненависти. Волю Светланы к жизни достаточно ослабить на самую-самую малость. И последует прорыв. В центре Москвы проснется вулкан, спятит электроника на боевом спутнике, мутирует вирус гриппа…
Мы молча смотрели друг на друга.
Мне казалось, я уже почти понимаю, что происходит на самом деле. Вот она разгадка, рядом, и все наши версии — глупость и чушь, следование старым правилам и схемам, которые просил отбросить шеф. Но для этого надо было подумать, надо было хоть на секунду отрешиться от происходящего, уставиться на голую стену или в бездумный телеэкран, не разрываться между желанием помочь одному маленькому человечку и десяткам, сотням тысяч людей. Не колыхаться в этой убийственной трясине подлого выбора, который при любом раскладе останется подлым, и всей разницей для меня будет — быстро я погибну, перейдя под ударом инферно в серые просторы сумеречного мира, или медленно и мучительно, разжигая в собственном сердце тусклый огонек презрения к себе…
— Света, я должен идти, — сказал я.
— Антон! — Это не Ольга, это шеф. — Антон…
Он запнулся, он ничего не мог мне приказать, ситуация зашла в этический тупик. Видимо, вампирша стояла на своем и ни с кем другим вести переговоры не желала. Приказывая мне остаться, шеф убивал мальчишку-заложника… и потому даже не мог приказать. Даже просить не мог.
— Мы организуем твой отход…
— Лучше сообщите упырихе, что я еду.
Светлана протянула руку, легонько коснулась моей ладони:
— Ты уходишь насовсем?
— До утра, — сказал я.
— Я не хочу, — просто сказала девушка.
— Знаю.
— Кто ты?
Экспресс-посвящение в тайны мироздания? Дубль два?
— Я расскажу утром. Хорошо?
— Ты сошел с ума, — донесся голос шефа.
— Тебе действительно надо уходить?
— Только этого не говори! — крикнула Ольга. Она почувствовала мои мысли.
Но я сказал:
— Света, когда тебе предложили искалечить себя, но продлить жизнь матери, когда ты отказалась… Это было правильно и разумно, так ведь? Но сейчас тебе плохо. Так плохо, что лучше было бы поступить неразумно.
— Если ты сейчас не уйдешь, плохо будет тебе?
— Да.
— Тогда иди. Только вернись, Антон.
Я встал из-за стола, оставив остывший чай. Вихрь инферно покачивался над нами.
— Обязательно приду, — сказал я. — И… поверь, еще не все потеряно.
Больше мы не сказали друг другу ни слова. Я вышел, начал спускаться по ступенькам. Светлана закрыла за мной дверь. Какая тишина… мертвая тишина, даже собаки устали скулить в эту ночь.
Неразумно. Я поступаю неразумно. Если нет этически правильного выхода, поступай неразумно. Мне это кто-то говорил? Или вспомнилась строка из старых конспектов, фраза из лекции? Или я подбираю себе оправдания?
— Воронка… — прошептала Ольга. Голос был почти незнакомый, севший. Захотелось вжать голову в плечи.
Я толкнул подъездную дверь, выскочил на обледенелый тротуар. Белая сова комком пуха кружила над головой.
Вихрь инферно уменьшился, присел. Ненамного по сравнению с общей высотой, но уже заметно для глаз, метра на полтора-два.
— Ты знал, что это произойдет? — спросил шеф.
Покачав головой, я взглянул на вихрь. Да в чем же тут дело? Почему на появление Игната, специалиста по приведению людей в благостное расположение духа, инферно отреагировало усилением, почему мой сумбурный разговор и неожиданный уход снизили воронку?
— Группу аналитиков пора разгонять, — сказал шеф. Я понял, что это уже было сказано всем, не мне одному. — Когда у нас будет рабочая версия происходящего?
Машина вынырнула откуда-то с Зеленого проспекта, обдала меня лучами фар, скрипнула шинами, неуклюже переваливаясь через бугры разбитого асфальта, остановилась у подъезда. Приземистый спортивный кабриолет теплого оранжевого цвета был нелеп среди унылых панельных многоэтажек в городе, где лучшим видом транспорта по-прежнему оставался джип.