Марина Дяченко - У зла нет власти
– Тогда что ты предлагаешь?
Я на секунду замешкалась, потом храбро продолжала:
– Он обещал своим людям проход в другой мир и спасение. Надо объяснить им, что их обманули, использовали как пушечное мясо. И после этого – выдать им принца-деспота, пусть сами решают его судьбу…
Я запнулась под насмешливым взглядом Максимилиана. Конечно, люди принца-деспота не будут слушать наших объяснений, зато его высочество по-прежнему имеет над ними власть. Их все еще много, они вооружены…
– Во всяком случае, замок им не взять ни за что, – закончила я твердо. – Пусть остаются под стенами, а мы закроем ворота и поднимем мост. Увидят, что дело плохо, и разбегутся, не дожидаясь Саранчи.
Гарольд помолчал, играя желваками, будто о чем-то напряженно раздумывая.
– Лена… Дай мне руку, пожалуйста.
У меня не возникло никакой дурной мысли. Я протянула ему ладонь…
Ветер ударил в лицо. Сменились запахи, вечер обернулся поздним утром; я стояла в тени лип неподалеку от подъезда писателя, бывшего алхимика, изгнанного из Королевства Обероном. Приближалась гроза, ветер крутил столбики пыли. По двору мимо скамеек осторожно катила машина с шашечками такси на крыше – кажется, «Шкода». В трех шагах сидела и дико смотрела на нас полосатая кошка.
– Гарольд?!
Он стоял, нахохлившись, привалившись к узловатому стволу, все еще сжимая свой меч – странный и дикий в этом пыльном дворе.
– Ты ведь не научилась сама ходить между мирами?
– Нет.
– Я не хочу, чтобы твоя судьба зависела от прихоти некроманта. Ему нельзя доверять.
– Гарольд! Что ты делаешь! Это против моей воли, а я ведь твой друг! – Я захлебнулась словами.
– И я твой друг. Поэтому не хочу, чтобы ты умирала.
– Гарольд!
– Я буду помнить о тебе до последней минуты.
Он прислонился к стволу и вдруг слился с ним. Со стороны, наверное, показалось, что он спрятался за деревом; стоя в тени лип, я поняла, что осталась одна, что в Королевстве снова сдвинулось и пошло, потекло в песочных часах неудержимое время…
Здесь проходили минуты. Там проходили часы.
* * *Оберон не учил меня ходить между мирами. Это слишком сложно, требует большого опыта и сил; но Гарольд умел ходить между мирами, и некромант мог. Чем я хуже их?!
Я прислонилась к стволу липы, как за секунду до этого Гарольд. У меня не было времени ни злиться на него, ни плакать, ни отчаиваться. Мне нужно было сейчас, сию секунду, перейти тоненькую пленочку, отделяющую мой повседневный мир от Королевства.
Посох! Я совсем забыла – посох все еще был у меня в руках, и здесь, в повседневном мире, он казался легким и тусклым. Навершие превратилось в набалдашник, с виду пластмассовый. Разумеется, ни лечить, ни сражаться этой палкой нельзя – разве что врезать врагу по макушке, да и то ведь легкая деревяшка затрещит и переломится…
Я зажмурилась и постаралась вспомнить все, что знала о хождении между мирами. Сколько раз я пересекала невидимую грань! В первый раз – сама, но с Ключом от Королевства, который дал мне Оберон. Теперь не было ни ключа, ни провожатого, только бесполезный посох и осознание: если я не справлюсь за несколько минут, Королевство падет под натиском Саранчи и память об Обероне исчезнет навсегда.
«Ты выдумала Оберона… Его нет и не было никогда. Надо иметь мужество, чтобы посмотреть в глаза этой правде».
Почему эти слова Гарольда вспомнились именно сейчас, когда мне нужна была уверенность в себе?!
Пророкотал гром – далеко, но очень многообещающе. Самые жуткие звуки – те, что неуклонно нарастают: шаги каменной статуи. Музыкальная тема в «Болеро» Равеля. Поступь Саранчи. И гром, наверное, специально начинает издалека – чтобы на земле лучше ощутили надвигающуюся мощь, чтобы забились в норы и прижали уши…
Я прочертила линию в траве под липами и шагнула через нее – и осталась все там же, хоть и по другую сторону неровно проведенной черты. Как, как туда пробиться?! Вот грань мира, вообразим, что это мыльная стенка пузыря. Делаем шаг, податливая стенка расступается…
Воображаемый пузырь лопнул. Я по-прежнему находилась в чужом дворе, и две тетушки на скамейке глядели на меня издалека – с явным интересом. У их ног крутились две собачки, нервничали, чуя грозу, но соседки были храбрее – в двух-то шагах от родного подъезда!
«Если мы будем поступать, как Оберон, Королевство скорее его вспомнит». Я повторила эти слова про себя несколько раз. Если мы будем поступать, как он, мы никогда его не забудем. Сейчас я соберусь с силами и поступлю, как Оберон…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Ну почему всякая ерунда лезет в голову, когда надо сосредоточиться?!
Может быть, принцесса Эльвира написала эту записку или знает автора. Может быть, мы были в полушаге от открытия, когда Гарольд в своем неведении помешал нам…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Я поняла, что значит быть мухой и биться в стекло. Стенка между двумя мирами была тут, она была повсюду, но я невидимо колотила в нее головой. Эти тетушки с собачками – что они обо мне подумают?! Хоть бы гроза скорее загнала их в дом…
Но гроза медлила.
Одна из тетушек поднялась со скамейки. Вид у нее был встревоженный; она направилась ко мне, ее соседка наблюдала, вытянув шею…
«Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду. Забуду, забуду…»
Выпучив от напряжения глаза, я очередной раз ломанулась через незримую границу. Раздался треск; грозовой день вдруг померк вокруг меня. Куда-то девались скамейки и липы. Пыль и гарь от проехавшей машины сменились застоявшимся дымным запахом. Не удержавшись на ногах, я упала на четвереньки – на гладкий, чисто вымытый деревянный пол.
– Кто здесь?!
Голос был женский, в нем звучали оторопь и страх.
– Все в порядке, – я обнаружила, что посох по-прежнему при мне. – Все в порядке…
Я сидела на полу посреди большой комнаты. Стены ее были увешаны набивными ковриками, на полках стояли и висели медные чайнички, тарелки, колокольчики, фарфоровые куклы, вышитые подушки, еще что-то, что я второпях не успела рассмотреть. Горел большой камин – вернее сказать, теплился, огонь водился только в самой глубине его, у закопченной стены, угли то наливались жаром, то чернели, и дым уносился в трубу. У камина сидела женщина в кресле-качалке. На руках у нее была мягкая игрушка, дракон с тремя головами, с пришитыми к пастям красными лоскутками пламени. Женщина держала в руках огромную иголку с вдетой в нее красной ниткой.
– Извините, – сказала я.
Женщина глядела на меня… Ну, так глядел бы кто угодно, если бы вечером, у родного камина, вдруг стал свидетелем появления из воздуха незнакомой девочки с посохом наперевес.
