Эдуард Веркин - Краткая История Тьмы
— Это воздаяние, — сказал он. — Так будет с каждым лунатиком, злоупотребляющим ковырянием в носу. Он у тебя еще и отсохнет. Посинеет, потом почернеет, однажды проснешься — а пальца то и нету.
Дрюпин промолчал и стал думать.
Я не мешала ему. Сначала я хотела немного прибраться, но потом подумала, что не буду этого делать — комната стала совсем неприятной, и я решила переехать. Боксов много, выберу новый, стану жить.
— А потом и на руку перекинется, — вещал из под стола Клык, — дойдет до локтя, тогда уж не отвертишься, повезут тебя по дорожке ухабистой, под печальную музыку, узнаешь тогда…
— Непонятно… — сказал задумчиво Дрюпин. — Ты не слышишь?
— Тихо вроде.
— Да нет, пахнет ведь.
Дрюпин втянул воздух.
— Это какой то лунатик обделался, — сказал Клык. — Обделался, а свалить на тебя, Сиренька, хочет…
— Кровью ведь пахнет, — Дрюпин уставился на меня.
Я огляделась. Нет, все нормально, у меня, кажется, только ушибы. Дрюпин оглядел себя. На его одежде крови видно не было.
— Пахнет ведь.
Я принюхалась. Кровью действительно пахло.
— Так…
Мы посмотрели на Клыка.
Из под стола торчали только его ноги, в старых растрепанных ботинках, кажется, действительно кожаных и на два размера больше, надетых на голые ноги. Я схватила Клыка за щиколотки и выволокла его на свет.
За Клыком протянулась красная полоса.
Дрюпин выругался.
— Сирень, этому лунатику доверять нельзя, — сказал Клык. — Лучше ты его свяжи как нибудь… В правом кармане у меня чечевица, в левом кукуруза, вместе их есть нельзя…
Я выхватила нож и стала снимать с Клыка куртку.
Он сопротивлялся. Не сильно, хилый слишком был, я легко прижала его лапки к полу коленями и быстро срезала с него ножом одежку, что что, а ножом я работать умела.
Под одежкой обнаружилось тело. Бледное, с выпирающими костями и какими то шишками, но шишки были не самым страшным, самым страшным были шрамы. Он был весь покрыт шрамами.
— Мама… — не удержалась я и охнула.
Потому что нельзя было не охнуть. У него совсем не было здоровых мест, то есть совсем не было здоровых мест, ни сантиметра. Шрамы. Одни шрамы налезали на другие, располагались поверх. Маленькие объединялись в крупные, небольшие острова в архипелаги, архипелаги в материки…
— Да… — протянул Дрюпин.
Там были круглые шрамы, разного калибра, именно так, потому что я сразу поняла, что эти шрамы от пуль. От мощных пистолетных, способных остановить медведя средних размеров, от маленьких автоматных, пробивающих этого медведя насквозь. А еще были разрывные, от них образовывались воронки с рваными краями.
Были шрамы продольные, длинные и как бы расходящиеся, я тоже знала, отчего такие образуются. Меч, сабля, топор. Режущие инструменты. В Клыка не только стреляли.
Ожоги. Обычные, ну, от сигарет. И от напалма — когда капли на кожу попадают, опять же глубокие такие ямы остаются. А от фосфора, наоборот, плоские кратеры, которые заживают долго, долго гниют, а потом после них остаются такие розовые шлепаки, у Клыка вся спина была в таких шлепаках.
Непонятные еще шрамы, странные, как будто из под кожи прорывались короеды или что то вроде того, я как увидела все это…
Пришлось собраться, зубы сжать, перевернуть Клыка на полубок.
Перевернула и увидела — в спину, чуть ниже правой лопатки, Клыку вонзился штырь. Я даже не знала, откуда у меня взялся этот штырь — короткая железная штука, заточенная остро и снабженная изолентовой ручкой, видимо, все таки изделие самого Клыка. Из запасов. Назапасал на свою голову, дурачок, гороха, кукурузы, заточек. А она при тряске ему и воткнулась.
Неглубоко, кажется, только под кожу влезла, но крови вытекло много. Это оттого, что она у него жидкая.
— Ерунда, — сказал Дрюпин. — Крови только много. Надо выдернуть и зашить. У тебя нитки есть?
Ниток у меня не было. Что здесь шить?
— А пластырь? — спросил Дрюпин.
Пластыря у меня тоже не было. Да и вообще, я растерялась и не знала, что делать, а Клык вдруг потерял сознание или просто заснул, лежал и лежал себе, а кровь растекалась. А я совсем одурела. Ведь изучала всю эту медицинскую помощь, как перевязывать, как зашивать… Но вот при виде крови все просто из головы выскочило.
— Дай ка я, — Дрюпин оттеснил меня в сторону.
Я отошла. Дрюпин поморщился, вытер руки о штаны, резко выдернул заточку. Кровь продолжала вытекать.
— Нужно повязку, — сказал Дрюпин. — Давящую, кажется…
Я взяла подушку, сдернула наволочку, разорвала напополам. Дрюпин сложил из наволочки подушечку и притянул ее к ране веревкой. Достаточно крепко, во всяком случае, кровь остановилась.
— Что дальше? — спросила я.
— Лекарства у тебя есть? — спросил Дрюпин. — Хоть какие?
— Нет… Зачем?
Дрюпин кивнул.
— Надо в медпункт, — сказал он.
— Правильно, Дрюпин, иди в медпункт, сделай себе укол от бешенства…
Значит, не заснул.
— Заткнись лучше, — посоветовал Дрюпин. — Тебе сейчас лучше не разговаривать.
— А я назло буду, — сообщил Клык. — Буду разговаривать и умру в муках. А потом буду тебе каждую ночь являться и смотреть на тебя, смотреть…
Клык замолчал.
Мы взяли его и перенесли с пола на диван, он оказался совсем невесомым, как мешок с костями.
— Крови много вытекло, — шепотом сказал Дрюпин. — Надо в медпункт, там есть кровезаменители в заморозке, еще что то.
Я подошла к двери. Толкнула. Сантиметра три толщины, я толкнула дверь. Глухо. И сталь не просто сталь, ее, наверное, даже автогеном не разрезать.
— Взрывчатки нет, конечно, — сам себе сказал Дрюпин. — Дверь не вынести. А если бы и была, мы бы от удара погибли.
Клык неожиданно захрапел, с присвистом, с дерганьем щекой, дышал тяжело, так что казалось, что ребра даже вроде похрустывают.
— Сможешь сломать? — спросила я у Дрюпина.
— Смогу. Только пока не знаю как, надо подумать…
Дрюпин начал чесать голову. Выглядело это не очень красиво, видимо, у Дрюпина отросли ногти, и теперь по его гладкому черепу шли красные царапины.
Я не стала ему мешать, я сама стала думать. Но мне совсем не думалось. В голове пустота, вытрясло все, выбило все. Иногда мне кажется, что Клык прав. Что война все таки случилась. Что нас бомбили — слишком много у нас беспорядка, много опрокинутых стеллажей, мебели перевернутой, как будто землетрясение здесь произошло. Если не война, то катаклизм точно. Нет, там наверху никого не осталось, только лед. Там все замерзло. И вообще все замерзло, земля покрылась толстенной коркой в несколько километров, или даже больше, потому что Вселенная состоит изо льда…
