Людмила Астахова - Злое счастье
— Ты уверен, что дэй'ном пойдут войной?
— Гораздо сильнее, чем в нынешнем закате и завтрашнем рассвете. Верховный Вигил накапливает войска на границе, и весь Чардэйк полнится слухами о грандиозном нашествии на земли униэн и нэсс. Так что… — Мэй откинулся на спинку, лениво рассматривая гостей. — Пусть веселятся, сколько смогут, пусть радуются. Для многих это будет последний Сайгэллов день в жизни.
Хелит окончательно утратила душевное спокойствие. Чувствовать себя листочком на ветру, безвольным свидетелем надвигающейся бури не очень-то приятно.
— Погубил я твою радость, леди Хелит, — сказал невесело Мэй, тут же уловив перемену настроения. — Вечно я лезу со своими умствованиями. Сам не живу и другим не даю.
И мысленно обругал себя «лойсовым вышкварком» и «грязной сволочью». Но если кто и увидел, как окончательно погас призрак веселого огонька в его глазах, то менее бдительный наблюдатель не усмотрел в Рыжем ни малейшей перемены. Князь щедро одарил вниманием своих фиани, разделив с ними весь праздник до самого конца, сделал все возможное, чтобы еще долгие годы вспоминалась радость Сайгэллова дня, последнего перед великой Войной.
Как-то случайно всё получилось, безо всякого злого умысла. Чтобы хоть как-то развеяться после тяжкого разговора, Хелит пошла бродить по Эр-Иррину. Чертыхаясь себе под нос, проклиная длинные, неудобные юбки, она вскарабкалась по лестнице на стену и подставила разгоряченное вином лицо прохладному ветру. Рыжий, сам того не желая, впервые дал ей почувствовать себя неотъемлемой частью этого мира. Скоро война, и нет никакого смысла сбегать в сны в поисках утраченного прошлого. Будущее еще более туманно и не сулит ничего доброго.
— Что ты маешься, уан Хелит? — спросил подобравшийся незамеченным фрэй Гвифин. — Не пляшешь с остальными девицами, не играешь в «колечко»?
Ведун ловко подловил момент, когда девушка бездумно глядела перед собой, подперев тяжелую голову руками, заставив её вздрогнуть от неожиданности.
— Я пытаюсь немного подумать.
— Неужели снова насилуешь свою память? Ты уверена, что стоит так себя изводить? Разве в твоем прошлом есть что-то особенное?
— Есть, — отрезала Хелит. — У всех есть что вспомнить.
— Ну да, конечно. Как куклам платья меняла… — хмыкнул ведун. — Очень важное дело.
И тут терпение Хелит кончилось. Окончательно и бесповоротно.
— Какого… лойса вы все лезете ко мне со своими советами?! — взвилась она. — Что мне надо, чего мне не надо! Это не твое дело, фрэй! Я устала выслушивать ваши поучения! Здесь не бери, туда не гляди, сюда не велено, там не положено! Я не кукла, я — живая.
— Ишь ты! — восхищенно присвистнул Гвифин. — Решила зубы показать, дочь Оллеса?
Нет, ей на самом деле полегчало. И оттого, что в кои-то веки наорала на язвительного колдуна, и оттого, что хоть раз поступила так, как привыкла… где-то в Другом Месте. Чем дальше, тем сложнее было прикидываться смирной милой барышней из благородной семьи. Видимо, раньше ни смирной, ни, тем более, милой она не была и в помине.
Стоит, наверное, поговорить с Мэем о возвращении в Алатт, решила вдруг Хелит. В конце концов, она там госпожа и хозяйка, и если уж где-то и учиться быть своей, то личная вотчина для этого подходит больше всего. Рыжему все равно будет не до неё в ближайшее время.
С этим предложением девушка решила подстеречь Мэя в его кабинете. Тот никогда не ляжет спать, не пересмотрев напоследок часть документов. И не заметила, как уснула прямо в его кресле, положив голову на толстый том «Летописей Тир-Луниэна».
То ли вино ударило в голову, то ли сказалась накопленная усталость, но Хелит погрузилась в вязкое, пограничное между сном и явью, серое и тягучее марево. Слабость опутала девушку по рукам и ногам, лишая воли и отнимая последние силы. Из липкого тумана манил за собой тихий навязчивый шепот: «Иди, иди, иди ко мне». Плотное облако целовало спящую в прохладные уста, жадно выпивало её легкое дыхание.
«Зачем тебе страдать? Зачем пытаться выжить в чужом мире? Зачем искать себе место? Если можно просто вернуться обратно, туда, где остались все те, кого ты так любила», — сказала соткавшаяся из прозрачных струек воздуха прекрасная женщина. Черноволосая, изящная, хрупкая, точно статуэтка из кости, в её зрачках танцевало золотое пламя.
«Хелит… Хелит… Хелит… ты хочешь вернуться домой? Ты ведь хочешь этого больше всего?» — ласково молила незнакомка. — «Протяни мне свою руку, и я отведу тебя домой. Обещаю! Ты веришь мне? Веришь?»
— Верю… — пробормотала Хелит.
«Дай мне руку. Это же так просто…»
Но пальцы не слушались, сведенные судорогой. От неудобной позы рука затекла и отказывалась повиноваться.
«Скорее, скорее… торопись!» — кричала женщина-из-сна, скалясь по-звериному.
«Подожди… я иду… я уже…»
— Хелит! Проснись!
Она открыла глаза и увидела перед собой перекошенное гневом лицо Мэя. Он немилосердно тряс девушку за плечи, стараясь вырвать её из цепких лап видения.
— А?!
— Что тебе снилось?! Говори скорее! Говори!
Заплетающимся языком Хелит попыталась описать черноволосую красавицу, сбиваясь и снова начиная заново. Она окончательно запуталась, замолчала и безвольно повисла в руках Рыжего, словно кукла-марионетка с отрезанными ниточками.
— Что она тебе говорила?
— Просила… дать… руку… обещала… домой…
Губы полностью онемели, язык отнялся, из угла рта потекла тоненькой струйкой слюна.
— Не засыпай! Открой глаза! Немедленно! Слушай меня! Хелит!
Не зря Мэйтианн славился на весь Тир-Луниэн своим неподражаемым упрямством. Он впился в Хелит, как коршун в лису, и теребил до тех пор, пока окончательно не изгнал из её разума остатки морока.
— Не смей отводить взгляд! Не смей! Смотри на меня! Рассказывай, кого ты видела, — приказал Рыжий тоном, не приемлющим возражений. — Только посмей хоть что-то утаить.
Волей-неволей Хелит пришлось пересказать весь сон, который оказался вовсе и не сном, а наведенным колдовским видением.
— Что теперь со мной будет? — испугалась она.
— Теперь — ничего страшного, — заверил её Мэй. — Дэй'ном горазды на всякие пакости. Кананга могла заставить тебя спрыгнуть со стены или повеситься, полностью овладев твоим разумом.
— Значит, я могу вернуться обратно?
Вражья колдунья все же сумела задеть Хелит за живое.
— Боюсь, это никому не под силу.
— Но ты не уверен.
Мэй тяжело вздохнул. Он теперь ни в чем не был уверен, даже в самом себе. Видят Боги, он хотел бы соврать, но не мог.
