Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна
– Ну, как знаешь…
Энтони забрал кошелек, однако медлил уходить. Что происходит, что за бред такой, в самом-то деле?
– Ты еще здесь? – снова поднял голову Теодор. – Убирайся! Убирайся отсюда вон!! Могу я напиться в одиночестве, чтобы никто меня не трогал?!
Цыган был страшен в своей свирепости, так что даже Бейсингему стало не по себе. Тяжелая бутылка ударилась в стену, брызнули осколки. Энтони повернулся, молча вышел и услышал, как дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, что, казалось, содрогнулась стена.
«Получил? – насмешливо проговорил над ухом звучный холодный голос, показавшийся знакомым. – В следующий раз думать будешь, кому душу отдаешь».
Голос слышался так явственно, что Энтони невольно огляделся по сторонам. Однако в коридоре, кроме него, никого не было.
«Неужели я свихнулся с перепугу? – подумал он. – Вот уж позор так позор… Но в одном он прав: чтоб я еще хоть раз подошел к этому…» – Бейсингем не нашел слова и затейливо выругался. Стало чуть-чуть легче, однако он все же чувствовал себя как оплеванный. Неудивительно, что цыгана никто не любит – а он-то, дурак, старался…
Безумно хотелось поговорить с кем-нибудь, чтобы смыть мерзкое ощущение, оставшееся от встречи с Галеном. Он вышел на лестничную площадку – там, в темном углу, если приглядеться, можно было различить смутную тень. Это был Габриэль. Пограничник сидел на полу, вытянув длинные ноги и положив возле руки тесак. Энтони присел рядом на ступеньки.
– Что это вы ночью бродите, ваша светлость? – как обычно, без всякого почтения спросил Габриэль. – Я думал, вы спите давно…
– Тебя ищу. Генерал Гален деньги взять отказался.
– Еще бы он взял, – усмехнулся пограничник. – Тогда бы это был не он, а кто-то другой.
– И мы решили, что надо отдать их вам. Я бы в любом случае вас отблагодарил, но так будет лучше…
Пограничник не стал ни ломаться, демонстрируя бескорыстие, ни преувеличенно благодарить. Просто взял кошелек и сунул за пазуху.
– Спасибо, ваша светлость, – сказал он. – Мы, что бы о нас ни думали всякие там… не ради денег вас оттуда вытаскивали. Да и за деньги не ради всякого бы пошли. Но «спасибо» всегда приятно.
Энтони вспыхнул, вспомнив, что за всей этой суетой совершенно забыл о своих спасителях.
– Габриэль, прости меня, я вас даже не поблагодарил. Я… признаться, не в себе был. Спасибо вам всем… Братьям передай… и извинения, и благодарность!
– Передам, – кивнул пограничник. – А вы, ваша светлость, стало быть, с нашим генералом сегодня говорили?
– Говорил, а что? – нахмурился Бейсингем.
– Это хорошо… А то я к нему и сунуться боюсь. Как к двери подойду, он все ходит по комнате, ходит…
Габриэль снова откинулся к стене, а Бейсингем вернулся к себе в комнату. Спать по-прежнему совершенно не хотелось. Выпить, что ли? Едва он собрался выйти и кликнуть слугу, как в дверь постучали, и на пороге появился усатый капрал, не слишком трезвый и сияющий от радости.
– Ваша светлость! У вас свет под дверью, так я решился, хоть и поздно… Мы тут на радостях выпили. Сегодня, как вы и говорили, третий день. Так что я пришел.
– Ну и отлично! – обрадовался Бейсингем. – Тогда будь другом, принеси мне вина. И еды какой-нибудь прихвати, побольше… – он вдруг вспомнил, что забыл поесть, когда вернулся. Может быть, поэтому и не заснуть?
Артона ходил недолго. Вскоре он вернулся, неся бутылку и блюдо с хлебом и половиной жареного поросенка.
– Я мимо комнаты генерала Галена проходил, так он все ходит, – сообщил Артона. – Туда, сюда, как волк в клетке…
– Да какое мне дело, ходит он или сидит! – не выдержал Бейсингем. – Вы что, сговорились все, что ли?
– Потому что жалко его, ваша светлость! – горячо воскликнул капрал. – Не виноват он! Да если бы он мог с вами поменяться, то был бы самым счастливым человеком на свете! Ну так получилось…
– Да кто его винит! – окончательно потеряв терпение, стукнул кулаком по столу Энтони. – Дело же не в том, кто виноват. Дураки мы с ним были совершенно одинаковые, а уж что он себе там в голову вбил…
– Так ведь вы не знаете, что тут было, ваша светлость! Это вы его ни в чем не вините… А господа офицеры, им виноватого обязательно надо найти, они всю злость свою на него свалили.
– Что?! – И хмель, и усталость как рукой сняло, голова вмиг стала ясной. Энтони стремительно повернулся к капралу: – А ну, рассказывай…
Артона рассказал Энтони все, что происходило на поляне после возвращения Теодора.
– Вцепились в него, как волки. И уже здесь, в трактире… Все держатся вместе, а вокруг него пустое место, как будто он прокаженный. Ни один человек не подошел, ни из наших, ни из ихних. А ему ведь хуже всех, вы бы видели, какой он был! Он потом уже сел на лестнице, на ступеньке, возле самого верхнего коридора, и так там и сидел. А когда вы пришли, посмотрел, увидел, что все в порядке, и ушел потихоньку, пока вы его не заметили.
– Ты мне правду говоришь? – нахмурился Энтони. – Или это тебе у костра солдаты рассказали?
– Я весь вечер тут был и все сам видел! Это ведь я солдат в лес повел, вслед за вами…
– Хорошо, убедил. Сиди здесь. Поешь, тут на двоих хватит. Впрочем, погоди…
Он разрезал поросенка и хлеб, меньшую часть положил на тарелку и пододвинул Артона, а остальное взял и вышел в коридор.
За дверью комнаты Галена было тихо, должно быть, генерал наконец угомонился. Энтони остановился, прислушавшись.
«Ну и получишь ты сейчас!» – откомментировал голос.
«Да пошел ты!» – огрызнулся Энтони, перехватил поудобнее блюдо и толкнул дверь.
Действительно, Гален сидел у стола. Энтони вошел и поставил блюдо подальше, на другой край – вдруг этот сумасшедший еще скинет его на пол, с него станется…
– Ну, и что ты бесишься? – спросил он, не давая Теодору заговорить. – Как совершенно правильно заметили пограничники, дурость наша сегодня была одинаковой, друг друга стоим.
Гален молчал, мрачно глядя прямо перед собой.
– Кстати, они же сказали, – продолжал Бейсингем, – что тебя бы выкупить не удалось. Так что все к лучшему. Да не молчи ты, в конце-то концов!
Он взял Теодора за плечо. Тот вскочил как подброшенный, перехватил его руку, и Энтони потребовалась вся выдержка, чтобы замереть, не шелохнувшись.
– Ну, давай еще подеремся, – устало сказал он. – Будем завтра с битыми физиономиями, на радость обоим штабам…
Пальцы Галена разжались, и он снова опустился на табурет. Энтони сел рядом. «Нет, ну как же мне надоело возиться с ним!» – подумал он. То, что он сейчас скажет, говорить было нельзя, но если чем и можно привести цыгана в чувство, так это хорошей пощечиной.
– Знаешь что, дорогой мой! Я ведь к тебе в друзья не набивался. Ты сам, первый, если помнишь… Но уж коль скоро так вышло, что мы стали друзьями, то я отсюда не уйду. Раньше надо было думать, с кем на «ты» переходишь. Понял?
– Тони! – лицо Галена исказилось. – Знаешь, чем благородней ты себя ведешь, тем большей скотиной я себя чувствую. Ты спросил, отчего я бешусь – вот, я тебе отвечаю. Еще вопросы есть? Можно мне побыть одному?
– Нельзя! – ответил Энтони. – Мне надо тебе кое-что рассказать. Но сначала я хочу поесть. Кстати, ты сегодня ужинал?
Теодор покачал головой, и Бейсингем принялся разрезать мясо. Потом они долго молча ели, запивая по очереди вином из единственной кружки. Наконец, когда на блюде осталась лишь горка костей, Энтони взглянул на Галена. Как он и предполагал, злой энергии у генерала заметно поубавилось – и от еды, и оттого, что кружка была одна на двоих…
– А теперь рассказывай: что тебе эта цыганка наговорила? На тебе лица не было…
– Про сестру… – послушно отозвался Гален. – Зара вышла замуж, старуха ее недавно видела. Потом про мать. Оказывается, она умерла года через два после того, как меня забрали, от родов. Так что все зря. Пока отец был жив, я ее искать не решался. Он погиб, когда мне было двадцать два года, и тогда я начал, и получается… Получается, что все эти годы я искал мертвую…
