Олаф Бьорн Локнит - Мятеж четырех
– А тебе-то что с того? – перебивал разглагольствования Брюзги усталый низкий голос.
– Он завидует, – ехидно растолковывал всем желающим еще один невидимый обитатель подземелья, владелец дребезжащего тенорка. Мне сдавалось, что он смахивает на хитроумного Нейкеле-лиса, героя множества наших сказок. – Не может пережить, что Хозяин привел в нашу тихую конюшню новую лошадку. Не расстраивайся, на живодерню тебя не отправят. Будешь ходить по кругу до последнего…
– Теперь-то какая разница? – мрачно спрашивал Усталый. Брюзга на время затыкался, Лис мелко хихикал, а я задумывался, кого это они имели в виду, говоря о «тупом животном» и «лошадках»? Почему-то мне казалось, что «животным» именовали именно меня… Обидно. С какой это стати я – «животное»?
– Но ты же не станешь отрицать, что твари подобные ему, утопили наш мир в крови? – не унимался Брюзга. – Мне перечислить разоренные ими города? Рассказать, как они расправлялись с мирными жителями?
– Перестань, Кхатти, – этот голос мне почему-то нравился. Он явно принадлежал старому, но еще бодрому душой и телом человеку. Хотя я ни разу его не видел, он почему-то казался мне похожим на наших стариков, проживших по шестьдесят-семьдесят зим и все еще способных с одним топором выйти на дрохо или медведя. – Что толку воскрешать старую вражду, особенно сейчас, когда все мы связаны одной бедой? Мальчик не может отвечать за дела своих предков. Кроме того, припомни, как твои соплеменники вели себя по отношению к покоренному им народу? Чего стоит хотя бы резня в Ретрике…
– Право мести еще никто не отменял, – еле слышно добавил Усталый. – Вы заслужили то, что с вами случилось…
– Ну да, конечно! – взвизгнул Кхатти-брюзга. – Ты же всегда защищаешь этих… этих, – он просто задохнулся от возмущения, не в силах подобрать нужное слово. Остальные молчали – видимо, привыкли к подобным припадкам ярости. – Эту ошибку богов!..
– Боги редко ошибаются, – спокойно ответил Старик. – А ты совершенно напрасно злишься. Ты же не хуже меня знаешь, кому это выгодно.
– Кхатти желает быть мулом с колокольчиками, – проскрипел Лис. – И бежать впереди каравана. Думает, Хозяин его похвалит за усердие.
Разозленный общими нападками Брюзга свирепо зашипел, а мне показалось, что где-то неподалеку злобно рассмеялись. Я попробовал вспомнить, не слышал ли когда-нибудь названия «Ретрик» или историю о произошедшей возле этого места битве, но на ум ничего не шло. Был бы на моем месте, например, Хальк, он бы быстро разобрался, что здесь к чему и кто здесь сидит. Интересно, кого обитатели пещеры называли «Хозяином»? И как они все сюда попали? Так же, как и я? Что они здесь делают?
– Если бы не ты и твои подстрекания, – Брюзга снова обрел дар речи и теперь решил накинуться на Старика, – мы бы смогли уладить дело миром!
Лис залился дребезжащим смехом, Усталый (я решил, что это был именно он) вздохнул, Старик ничего не ответил. Ободренный молчанием Кхатти продолжал:
– Да, и все бы завершилось иначе! Так, как оно и должно было быть – созданием великой империи, достойной наследницы дел великих предков!..
– Кхатти, ты просто помешанный, – равнодушно сказал Усталый. – Почему бы тебе не помолчать хоть немного, а? Прошлое больше не имеет никакого значения.
– Пускай треплется! – вмешался еще один голос, которому я присвоил прозвище «Тихоня». Он редко вступал в общие разговоры, предпочитая хранить молчание. Я пока не сумел толком представить себе его облика. – Алькой, если тебе неинтересно, можешь немного потрудиться во имя нашего общего блага. А то новичок отказывается тянуть лямку вместе со всеми.
«Новичком» в этой компании, похоже, был я. Только как здесь можно было «трудиться», я не представлял. Брюзга снова принялся за свое, но, похоже, никому не хотелось с ним препираться и вскоре в пещере снова стало тихо. Я подумал, что Кхатти очень давно проиграл какое-то важное сражение и теперь непременно хочет доказать, что ему тогда просто не повезло. Остальные же столько раз слышали его речи, что им все равно. Алькою-усталому так вообще все смертно надоело… Сколько ж они здесь сидят, страшно представить! Что это за место такое? А сколько тут нахожусь я сам? Может, уже целый год прошел? Или, что куда хуже, целый век, как в сказке про волшебный холм и человека, случайно заснувшего на его склоне? И все, кого я знал, давным-давно умерли, а города разрушились и в развалинах поселились совы…
Под эти невеселые мысли я незаметно задремал, и даже снова появившееся перед глазами ущелье не выглядело привычно унылым. Теперь мне показалось, что я здесь не один, и где-то неподалеку копают землю другие люди. Просто я их не вижу из-за сгустившегося тумана. Зато слышу их перекличку…
Тут я сообразил, что на самом деле это Брюзга опять ругается со Стариком, а Лис вовсю их подзуживает. Спорили они все о том же: Кхатти обвинял Старика в устроении какого-то «брожения умов» и обзывал «погибелью древнейшей нации». Старик невозмутимо возражал, что сородичи Кхатти сами повинны в обрушившихся на них бедах и нечего валить с больной головы на здоровую. Лис поддерживал то одного, то другого, Алькой и Тихоня помалкивали. Брюзга разошелся вовсю – у меня в голове аж звенело от его пронзительного голоса.
– …Разумеется, не требуется большого ума для того, чтобы разрушить созданное чужими руками! Не так уж и трудно подвести к мятежу толпу вечно недовольных и тупых варваров, особенно если найдется, на кого их натравить! Как ты нас обычно именовал? Отродьями тьмы, помнится? И это еще было любезностью с твоей стороны! Что ж, теперь можешь полюбоваться на достойный итог своих трудов – вон он валяется! Безмозглый, ни к чему не пригодный кусок мяса!..
– Сам такой, – не выдержал я. Почему-то я не сомневался, что Кхатти имеет в виду именно меня. Мне было жаль только одного: я не мог ему ответить. Я не понимал, как они вообще беседуют между собой, если находятся в таком же положении, как и я – то есть не могут пошевелиться. Конечно, я не произнес эти слова вслух, просто подумал. Но в моей голове неожиданно настала полная тишина. Похоже, меня услышали.
– Алькой, это ты сказал? – нарочито равнодушно поинтересовался Брюзга.
– Нет, – кратко отозвался Усталый.
Снова молчание. Я словно наяву увидел, как они насторожено прислушиваются.
– Это новичок, – подал голос Тихоня. – Ты проспорил, Кхатти – не так уж он и глуп. Эй, парень, почему же ты раньше молчал?
– Я… Я не знал, что могу с вами разговаривать, – не очень уверенно то ли сказал, то ли подумал я. – А вы кто?
Вместо ответа я услышал запинающийся и растерянный голос, в котором с трудом узнавалось привычное ехидное скрипение Лиса:
– Мальчик, какой сейчас там… наверху… год?
Вот на такой вопрос я теперь мог ответить без запинки. У нас дома, в Райте, года считали по какому-либо запомнившемуся событию, например, «год, когда всю зиму шли лавины» или «после засушливого лета». Однако после всех этих разъездов по всяким городам я знал, как принято отсчитывать время, и почти что отчеканил:
– Тысяча двести восемьдесят восьмой по основанию Аквилонии!
– По основанию… чего? – после долгого (и, как мне показалось, растерянного) молчания спросил Кхатти.
– Аквилонии, – повторил я. – Это такая большая страна на закат отсюда…
Кто-то тихо и неуверенно засмеялся. Словно человек, отвыкший от любой радости, а теперь обнаруживший, что не потерял способности ликовать. Я подумал, что это Алькой, но не понял, чего его так насмешило.
– Вот так, – ожил в моей голове голос Тихони и ядовито осведомился: – Кхатти, ты там еще жив?
– Почти, – чуть слышно пробурчал Брюзга. Я думал, он сейчас накинется на меня, но Кхатти упорно молчал. Наверное, я сказал нечто такое, что потрясло его до глубины души. Интересно, что именно? Ведь я всего лишь ответил на безобидный вопрос.
– Добро пожаловать в наше маленькое общество, – прозвучал спокойный и чуточку печальный голос Старика. – Надо полагать, ты уже давно прислушиваешься к нашей болтовне? Не стоит придавать ей большого значения – мы слишком давно находимся тут, чтобы испытывать по отношению к друг другу настоящую злость. Просто надо хоть как-то отвлекаться от скуки нашей чересчур затянувшейся жизни…
– А вы живые или не совсем? – осторожно спросил я. Ответил мне не Старик, а почему-то Алькой, и слова его были медленными и странными:
– Когда-то мы были живыми, мальчик. Слишком живыми. Это нас и сгубило. А теперь мы не можем умереть…
– Ушам своим не верю! – похоже, Кхатти-брюзга воспрял духом и немедленно встрял в разговор. – Алькой, неужели на старости лет ты сумел выучиться чему-то, помимо размахивания мечом? Например, разговаривать как человек?
Я начал понимать, отчего обитатели подземелья время от времени просят Кхатти заткнуться. И чего он только такой… Сначала на язык просилось – «злой». Потом я передумал и решил, что Брюзга не злой, а просто обидевшийся на жизнь и на всех людей.
