Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – гранд
– Уже был бы там, – ответил он с вызовом. – Либо погиб бы, либо освободил ее. Но я не знаю, где он сейчас.
Я кивнул в сторону пентаграммы на полу:
– А этому кто тебя научил?
Он ответил угрюмо:
– Колдун. Правда, не он научил, но я подсмотрел, как он делал… Он часто заходил к нам. Мама угощала его пирогами, она готовит очень хорошо, а он иногда показывал мне всякое…
Я наморщил нос.
– Вряд ли показал бы тебе такое важное.
Он кивнул:
– Еще бы! Но я подсматривал, меня магия всегда интересовала больше, чем бои на мечах, а он меня за это хвалил…
Я покачал головой:
– Все равно этим пользоваться нельзя. Любой хозяин ставит такую калитку, чтобы проходил только он. Да еще те, кому разрешит. Остальные, если прилетят в таком же вихре без спросу, будут разбиваться о заградительную решетку.
Он побледнел.
– Правда?
– А ты бы оставлял дом незапертым? – спросил я. – Если пытаться к нему залезть, то разве что с такой стороны, откуда он не ждет. Но сперва нужно узнать, где он. С кем еще общался, кроме тебя и твоей мамы?
Он задумался, сказал нерешительно:
– С королем, его сыновьями, королевой Елизаветой…
– Все убиты, – сказал я с досадой. – А с кем еще?
Он долго думал, наконец проговорил неуверенно:
– Он был человеком нелюдимым, служил королю, ни с кем предпочитал не общаться, и так все к нему лезли с просьбами… а, есть еще старая Бригелла, он у нее иногда покупал какие-то травы.
Он говорил с надрывом, в голосе звучали скрытые слезы, и хотя моей первой мыслью было, что черт с ним, не мое это дело, но, с другой стороны, лорды будут съезжаться еще несколько дней, все это время мне предстоит просто тупо ждать, потому что теперь все зависит от них и от того, как сумею поговорить с ними.
Потому, если это нетрудно, могу несколько минут или часов потратить на эту проблему, ибо колдунов не люблю и сам, но главное – магии быть не должно в цивилизованном и просвещенном обществе. Да и вот такие бесплатные жесты в сторону благотворительности где-то нам да засчитываются, иначе мы бы их не делали…
– Давай посмотрим, – сказал я, – куда приведет эта ниточка. Вдруг не оборвется? Кто такая Бригелла?
– Ведьма, – ответил он с надеждой. – Очень старая, древняя. Но она умеет составлять из трав могучее зелье.
– Где она обитает?
– В лесу сразу за стеной города.
– И сейчас?
– Да…
Я задумался, он смотрит на меня с надеждой, я покачал головой:
– Не в свое дело влезаю… но ладно. Сперва предупредим своих существ, а потом сходим к этой Бригелле.
…Изаэль в испуге вскочила, когда за мной в комнату вошел парнишка, а Бобик сразу же решил показать ей, как он ее защищает, и загородил собой, грозно оскалив клыки.
Я сказал торопливо:
– Тихо-тихо!.. Вот что, морды. Мы вас оставим тут ненадолго, дело появилось. Мелочь, но отлучиться из замка придется.
Бобик тут же, забыв про Изаэль, подбежал и посмотрел требовательно, мол, и не думай без меня, а Изаэль сразу же возопила жалобно:
– Мне и так страшно, когда ты уходишь даже в другую комнату, а сейчас ты хочешь меня бросить вообще?
– Я ненадолго, – начал было я, потом прервал самого себя и махнул рукой. – Хорошо, хорошо. Вы можете идти со мной. Это вот Берхт, у него колдун зачем-то украл маму, дурак какой-то…
Изаэль посмотрела на него с сочувствием, худой и несчастный, он никак не кажется даже ей страшным и опасным.
Во дворе не успели поудивляться нашему отбытию, я моментально вскочил в седло, вздернул к себе Изаэль и Берхта, ее усадил впереди, а его – сзади, Зайчик сразу же выметнулся галопом из сада, а через несколько минут над нами промелькнула арка городских ворот.
Лес в самом деле рядом, два десятка ярдов от стены, Зайчик вошел бодро, хотя темный лес впереди начал придвигаться с явной угрозой и охватывать нас с флангов.
Едва вступили под сень ветвей, дальше пошли густые кусты, через которые он ломился уверенно, но нас всех троих цепляли ветки со всех сторон, дальше вообще пошли сплошные завалы.
Я соскочил на землю, снял Изаэль, а Берхт, избегая такого позора, поспешно соскочил сам.
– Зайчик, – сказал я строго, – извини, но дальше мы на своих, ибо можем и подлезть под деревьями и протиснуться между слишком тесно растущими… Жди, мы скоро!
Бобик прыгал и показывал ему язык, Зайчик изловчился и лягнул его обоими копытами, но получилось вскользь, Бобик отпрыгнул и ехидно заулыбался.
– Все, – сказал я раздраженно, – топаем!
– Здесь уже близко, – пояснил Берхт дрожащим голосом.
Он инстинктивно держался рядом с Изаэль, они почти одного роста, он при всей худобе все равно выглядит чуть массивнее, отчего быстро набирался уверенности и отваги.
Мы ломились через заросли, над головой потемнело, однажды над нами пролетела крупная ярко-оранжевая птица, мне показалась, что ее кто-то облил горючим маслом и поджег, капли срываются на землю, как и перья, догорают в падении.
Берхт и Изаэль заспорили, Феникс это или Хрюникс, у обоих увесистые доводы, только б не подрались, я за всеобщий мир и умиротворенность, где драться и буянить могу только я, мне все можно.
Я замедлил шаг, а Берхт сказал дрожащим голосом:
– Нам вон туда… там через овраг и по распадку мимо восьми сосен. Налево от последней… будет тропка…
– Сосен много, – буркнул я.
– Те сосны с другими не спутать, – возразил он.
– Чем?
– Не знаю, так говорят.
– Да?.. Ладно, посмотрим на эти сосны… если найдем. Из меня такой дендролог, что в трех соснах заблудится, а насчет восьми так вообще непонятно зачем такое дикое расточительство…
После небольшой поляны тьма с поблескивающими смутно стволами деревьев приблизилась, охватила нас со всех сторон.
Я пошел впереди, тьму не люблю, потому что исчезают все цвета, в глазах не срабатывают не то палочки, не то колбочки, Берхт охал и натыкался на деревья, только Изаэль сразу же пошла уверенно рядом.
Судя по сосредоточенной мордочке, видит не хуже меня, а то и лучше, такие огромные глазища наверняка хапают больше света, чем мои, она наверняка даже цвета различает, морденок хитрый…
Берхт хряснулся о дерево с таким сухим стуком, что я остановился, создал шарик света и послал впереди нас.
– Ох, ваша светлость, – вскрикнул он счастливо, – как же это кстати…
– Дык я ж светлость, – возразил я, – вот и свечу народам во тьме кромешной, только кто видит?..
– Я вижу! – вскричал он пламенно.
– У тебя особое видение, – заверил я. – На самом деле этого света нет, он доступен только тем, кто ищет маму. Теперь не отставай и на деревья не бросайся, это не мельницы.
– А кто? – спросил он ошалело.
– Великаны, – объяснил я, – что притворились деревьями. Разве не видно?
Он умолк и пошел, дрожа и шарахаясь от любой тени, очень похож на меня в неком возрасте, когда я боялся опустить ноги с постели, потому что из-под кровати кто-то обязательно схватит, а брошенная на спинку стула рубашка превращается вообще в нечто жуткое и кошмарно опасное, что притаилось и смотрит, смотрит, смотрит…
Кроны чуть расступились над поляной, и туда прорвался призрачно резкий луч света. В самом центре серая сглаженная глыба гранита, размером и по форме напоминающая верхнюю часть жилища муравьев формика, кроме самой макушки, уже покрыта зеленым мхом, а из верхушки победно торчит… ну, конечно же, меч из великолепной стали и с крестообразной рукоятью, по лезвию бегут загадочные синеватые руны и уходят в камень…
Берхт вскричал пламенно:
– Меч в камне!.. Его вытащит только Избранный!.. Сэр Ричард, попробуйте! Вы обязательно сможете!..
Я пробурчал с лютой неприязнью:
– Достали эти мечи в камнях. Да и вообще мечи. У меня их хоть жопой ешь. Если собрать все, что нахапал с дуру да по жадности, стен во дворце не хватит, чтобы развесить.
– Ваша светлость?
Я сказал с тоской:
– Ну хоть бы раз попалась… пила, к примеру. Или хорошие кузнечьи клещи… Эх… не останавливаться, не останавливаться!
Прогремел, как гром, дикий рев, из темноты выметнулось нечто огромное, я успел увидеть массивную коренастую фигуру с квадратной на фоне лунного неба головой, уши торчком, волчьи.
Вся эта масса налетела, как падающая скала. Я никак не действовал, так мне показалось, сработало мое тело, вжившееся в этот мир: блеснул меч, мои руки сильно тряхнуло, темная масса ударилась о землю с такой силой, что та вздрогнула.
Мои глаза приноровились моментально, я видел чудовищного вервольфа с наполовину срубленной головой, верхнюю часть черепа отшвырнуло на два ярда, но все равно корчится и бьется о землю.
Изаэль пищала в страхе и хваталась за Берхта, а он, бледный и дрожащий, мужественно расправлял хилые плечи и закрывал собой самочку, неважно, что она не человек.
Я дрожащими руками вытер о шерсть еще вздрагивающего в конвульсиях зверя и сунул, не попадая в щель, клинок в ножны.
Берхт проговорил дрожащим голосом:
