Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

– Спасибо, но не сейчас. Ты еще кому-нибудь говорил об этом цыгане?

– Маме и папе. А, да! Еще он, этот цыган, сказал, что он знает насчет вас.

– Как его звали?

– Фардер Корам. Он велел сказать вам два слова: «Оукли-стрит». Ну, просто чтобы вы ему поверили.

– Ну и дела! – ахнула Ханна.

– А где эта Оукли-стрит? Я что-то не встречал в Оксфорде такой улицы.

– Оксфорд тут ни при чем. Эти слова… в общем, это что-то вроде пароля. А что-нибудь еще он сказал?.. Так, пойдем обратно в гостиную, а то камин прогорит. Забирай свой чай.

Подсев как можно ближе к огню, Малкольм рассказал о Жераре Боннвиле и о том, что они с Астой подсмотрели из окна гостевой комнаты.

Ханна слушала с круглыми от изумления глазами.

– Жерар Боннвиль… – протянула она. – Как странно. Я ведь только вчера слышала это имя! Обедала в колледже и разговорилась с одним из наших гостей, юристом. По его словам, этот Боннвиль недавно вышел из тюрьмы. Сидел то ли за нападение на человека, то ли за тяжелые телесные повреждения – что-то в этом роде. И процесс в свое время был шумный, потому что главным свидетелем обвинения выступала миссис Колтер. Да-да, та самая, мать Лиры. На скамье подсудимых Боннвиль поклялся отомстить ей.

– Лира! – воскликнул Малкольм. – Он хочет убить Лиру! Или похитить ее!

– Я бы не удивилась. Судя по всему, он сумасшедший.

– Он сказал Элис, что это он – отец Лиры.

– Кто такая Элис? Ах да, помню. Что, правда, так и сказал?

– Надо сегодня заглянуть к монахиням. Сказать, чтобы починили тот ставень. Помогу с ним мистеру Тапхаусу.

– Значит, он собирался залезть в окно? А лестница у него была?

– Мы не разглядели. Но, думаю, была. Как бы он без нее обошелся?

– Одних только ставней недостаточно, – сказала Ханна, помешивая кочергой в камине. – Какая досада, что полиции нельзя доверять!

– Все равно надо рассказать монахиням. Сестра Бенедикта сможет защитить Лиру от чего угодно. Доктор Релф, а вы когда-нибудь слыхали, чтобы человек бил своего деймона?

– Ни один нормальный человек не станет этого делать.

– Мы с Астой подумали – а что, если он сам и отрезал ей ногу?

– Да, это не исключено. Какой ужас!

И оба молча уставились в огонь.

– В общем, я уверен, что мистер Корам не ошибается насчет потопа, – немного погодя сказал Малкольм. – Пусть даже и кажется, что он неправ.

– Я учту. И начну с книг, как ты и посоветовал. Если что, поживу наверху, пока вода не спадет. Но как быть с монастырем?

– Их я тоже предупрежу, но, боюсь, монахиням слова «Оукли-стрит» ничего не скажут.

– Это точно. Так что тебе придется потрудиться, чтобы убедить их. И, кстати, ни в коем случае больше никому не повторяй эти слова.

– Вот и он мне так сказал.

– И правильно сделал.

– А вы с ним знакомы? С мистером Корамом?

– Нет. А теперь, Малкольм, извини, но мне придется поторопить тебя. Если ты допил чай, давай прощаться. Мне сегодня вечером надо еще кое-куда сходить. Спасибо за предупреждение. Обещаю тебе: я отнесусь к нему со всей серьезностью.

– И вам спасибо за чай. Приду в субботу, как обычно.

Закрыв за Малкольмом дверь, Ханна тут же пожалела, что не спросила, рассказал ли он родителям о том, как мужчина издевался над своим деймоном под окнами монастыря. Подобное зрелище не могло оставить впечатлительного ребенка равнодушным: Ханна видела, что он обеспокоен и огорчен. И надо было расспросить подробнее насчет того цыгана, который знал об «Оукли-стрит». Может, он тоже один из агентов? Действительно, почему бы и нет?

Встреча, на которую она собиралась вечером, была окутана тайной. Ханна даже не знала, куда именно нужно идти. Несколько дней назад она виделась с профессором Пападимитриу, и тот объяснил, как с ним связаться, и добавил: «А если мне понадобится выйти с вами на связь, вы об этом узнаете».

И вот сегодня утром пришла открытка – простая белая карточка в белом конверте, с короткой надписью: «Сегодня вечером приходите на ужин. Джордж Пападимитриу».

Не столько приглашение, сколько приказ. Сначала Ханна подумала, что ужин состоится в колледже, но ведь тамошний привратник, вспомнила она, – большой сплетник. Впрочем, привратников в Иордане несколько… И все равно непонятно.

Но пока она перебирала свой небогатый гардероб и склонялась к мысли, что одеться нужно строго и скромно, в почтовый ящик снова что-то упало.

– Еще один белый конверт, – сообщил Джеспер, деймон Ханны, со своего наблюдательного поста.

«Стейвертон-роуд, 28, 7 вечера», – вот и все, что было написано на карточке.

– Что ж, это упрощает дело, – сказала Ханна.

Без одной минуты семь, спасаясь от холода быстрым шагом, Ханна подошла к двери большого и богатого на вид особняка на одной из дорог чуть к северу от Иерихона. Сад густо зарос деревьями и кустами, так что рассмотреть дом с улицы было непросто. Протянув руку к колокольчику, Ханна гадала, принадлежит ли особняк самому Пападимитриу: любопытно было узнать, как живет этот загадочный человек. Интересно, кто еще придет на ужин?

– Это не просто званый ужин, – вполголоса напомнил ей деймон. – Это деловая встреча.

Дверь открыла миловидная женщина лет сорока, судя по виду – уроженка Северной Африки.

– Доктор Релф! Как хорошо, что вы пришли! Меня зовут Ясмин Аль-Каиси. Ужасно холодно, правда? Ну же, кладите пальто сюда, вот на этот стул… Проходите!

В теплой гостиной сидело трое мужчин, и в их числе – профессор Пападимитриу. Похоже, он и был тут главный – хотя, впрочем, он всегда так держался. Комната оказалась большая, с низким потолком; освещали ее две гарные лампы на столиках у стен и еще две или три – обычные антарные, расставленные подле кресел. Стены пестрели картинами: рисунки, эстампы, парочка акварелей, и все – превосходного качества, насколько Ханна могла судить. Мебель, не антикварная, но и не слишком современная, выглядела на редкость удобной.

Пападимитриу встал и пожал Ханне руку.

– Прежде всего позвольте представить вам хозяев дома: доктор Аднан Аль-Каиси и его супруга, миссис Ясмин Аль-Каиси, – сказал он.

Ханна улыбнулась женщине, впустившей ее в дом, а теперь стоявшей возле столика с напитками. Затем пожала руку мужчине – высокому, худощавому и смуглому, с блестящими глазами и короткой щеточкой черных усов. Его деймоном была пустынная лисица.

– Это – лорд Наджент, – Пападимитриу указал на последнего из присутствующих. – А это, – обратился он к остальным, – наша гостья, доктор Ханна Релф.

Никого из этих людей, кроме самого Пападимитриу, Ханна раньше не встречала, но Малкольм сразу же узнал бы тех трех джентльменов, которые приезжали в «Форель» и расспрашивали его о монастыре.

– Желаете что-нибудь выпить, доктор Релф? – спросила Ясмин Аль-Каиси.

– Да, благодарю вас. Я бы выпила вина. Белого.

– Скоро ужин, – сообщил Пападимитриу, – но не будем терять время зря. Сегодня вечером, Ханна, можете считать, что перед вами – «Оукли-стрит». Лорд Наджент – директор, Аднан – его заместитель. Все присутствующие работают на «Оукли-стрит» и знают о вашем участии. Нам предстоит разъяснить одну непростую ситуацию, после чего мы обратимся к вам с просьбой о помощи.

– Понятно, – сказала Ханна. – Что ж, я вас очень внимательно слушаю.

– Может, сразу сядем за стол? – предложила миссис Аль-Каиси. – Тогда нам не придется прерываться, чтобы перейти в столовую.

– Отличная мысль, – кивнул Пападимитриу.

– Идите за мной. – Миссис Аль-Каиси провела их в комнату поменьше, служившую столовой. Стол уже был накрыт, но ужинать предстояло одними салатами и холодными закусками – чтобы никому не пришлось вставать и ходить на кухню за горячим.

– Понимаю, что сегодня холодно, – сказала хозяйка дома, – но так будет быстрее, а кое-кому из нас еще нужно успеть на поезд. Прошу, угощайтесь!

– Будем считать, что собравшиеся здесь и есть «Оукли-стрит», – сказал Пападимитриу. – Пусть первым говорит лорд Наджент. Вы, Ханна, конечно знаете, что это наш бывший лорд-канцлер.