Оливер Джонсон - Последняя Утренняя Звезда
Когда-то туннель шел глубоко под зеленым лесом, но за много веков эрозия и деревья все изменили. Корни гигантских деревьев взломали свод туннеля, кирпичи из образовавшихся дыр упали на дно, а их место заняли бледные корни, которые как бесчисленные руки тянулись из темноты. Через разрушенный потолок сочилась вода. Днем в темноту Барьера пробивались солнечные лучи. Свет — враг, который может превратить его в туман. В таких местах надо было ждать ночи, прежде, чем двигаться дальше.
Он жив только потому, что выпил кровь тех, кто шел за ним, тех, кого он сумел собрать после убийства Весельчака и бегства от Хозяина Равенспура. В туннелях под Лорном он нашел тринадцать. За последние месяцы одиннадцать из них умерли.
Его спутникам приходилось довольствоваться скудной едой. Свою жажду они утоляли из луж на дне тоннеля, хотя вода в них была кислой и соленой из-за древних металлов, растворенных в ней. Когда Голон решал, что во внешнем мире вечер и солнце садится, он бормотал слова одного из черных заклинаний Исса, и из заплесневелых разломов на мокрых стенах туннеля начинали появляться серые грибы, которые становились все больше и больше, пока их отвратительный тлетворный запах не заполнял весь тоннель, но он и выжившие Жнецы были настолько голодны, что хватали серо-белую мякоть и пихали в рот, не обращая внимания ни на что. Потом многие заболевали и мучались болями в животе. Но Фаран никому не разрешал отдыхать, только гнал и гнал их вперед, в бесконечную ночь туннеля.
Князь вздохнул. Вопрос крови. Он старался дышать неглубоко, что не чувствовать запаха трех людей, следовавших за ним: надо было управлять своим аппетитом — кровь была деликатесом, и чем дальше он уходил от человеческих привычек, тем более редким и изысканным. Искушение кровью сводило его с ума. Почти целый год в дороге, и разве с каждым днем его жажда не становится все сильнее и сильнее?
Да — для такого, как он, для одного из немертвых, мир в последние несколько дней перед полуночью Исса стал похож на протянувшуюся во все стороны пустыню, почти без людей и почти без крови. Даже в Тралле не хватало крови рабов на всех Живых Мертвецом, и он сам выжил только благодаря напитанным кровью пиявкам.
Но теперь больше нет пиявок — только три человека, три месяца; потом вторая смерть, если не удастся найти еще крови.
И если не было крови в Тралле, где жизнь прекратилась, побежденная смертью, откуда здесь, в бесконечном туннеле под северными пустошами, возьмется хоть одна живая душа?
Так что надо либо выпить последние драгоценные запасы сейчас, или немного подождать, надеясь, что скоро найдут своих врагов? Этой ночью, или, может быть, следующей, будет полнолуние. Если он не добудет крови, придется убить одного из тех, кто идет за ним.
На лица Жнецов, как всегда, были надеты маски-черепа. Элита, лучшие бойцы легиона, но они будут первыми. Когда солдаты заметили, что он смотрит на них, оба дружно повернулись и низко поклонились: фанатики, которые добровольно отдадут ему свою жизнь.
Выпить человека целиком, или взять необходимый минимум? Первое означает, что он будет целый месяц сыт, но зато этот запас исчезнет навсегда, человек умрет, превратится в лишенную крови оболочку. Да, но если он возьмет только немного, ровно столько, чтобы утолить жажду, укушенный человек сам станет одним из них, вампиром, Живым Мертвецом. И этому новому вампиру тоже надо будет пить кровь до наступления полнолуния, и Фаран окажется даже в более худшем положении, чем раньше: запасов крови меньше, едоков больше, отчаянная жажда у обоих, все, конец похода. А они так далеки от любой крови! Да, вот подходящая метафора: они — путешественники в безлюдной и безводной пустыне.
Четвертым выжившим членом отряда был Голон: волшебник и вызыватель демонов, демонолог. Он будет последним из всех трех: его искусство слишком ценно, чтобы остаться сейчас без него.
Фаран просигналил, что опять готов идти. Голон вынул маленькую пурпурную жемчужину, надетую на кожаную петлю, и поднял ее перед собой. Жемчужина немного покачалась в твердой руке волшебника, потом, как если бы ее толкнул невидимый палец, качнулась к югу, в том направлении, откуда они пришли, и застыла на полувзмахе. Это повторялось изо дня в день, начиная с земли Полунощной Чуди: каждый раз жемчужина качалась в направлении самого могущественного магического предмета недалеко от них, меча, который нес Джайал Иллгилл, Зуба Дракона. Но сегодня случилось еще кое-что. Какое-то время жемчужина повисела не двигаясь, а потом внезапно качнулась в противоположном направлении, на север.
— Что случилось? — спросил Фаран.
Голон поглядел наверх. — Перед нами тоже очень сильная магия.
— Что может быть сильнее Зуба Дракона? Быть может мы уже близко от Искьярда или Теневого Жезла?
Голон покачал головой. — Нет, они оба еще далеко. Это что-то совсем другое, возможно в этом месте боги оставили какой-то магический артефакт.
— Тогда вперед, — возбужденно скомандовал Фаран. Они прошли под одним из тех мест, где в своде туннеля была дыра: через нее луна бросала лучи вниз. Он отчетливо увидел темные сучья деревьев и, за ними, сверкающий диск, только что поднявшийся. Эревон, брат Ре. Сегодня ночью будет полнолуние. Он должен попить, прямо сейчас.
Фаран щелкнул пальцами, не глядя назад. Он никогда не знал, каким образом один из Жнецов решал, что именно он должен отдать лорду свою кровь. Возможно они тянули жребий, кому достанется эта честь. Один из людей прошел мимо его, и направился в темноту.
Фаран пошел за ним, пока они не отошли на сотню ярдов от остальных двоих. Солдат остановился и снял маску. Глаза Фарана впились в его лицо. Совсем молодой, черные волосы, любознательные глаза, ярко синие, как лазурит. Сначала он решил, что Жнец будет сопротивляться его гипнотическому взгляду, но потом похожие на драгоценный камень глаза помутнели, стали водянистыми, и Фаран понял, что заклинание сработало, воин стал послушной игрушкой его воли.
Губы Фарана ушли назад, обнажив зубы, и прежде, чем он сам понял, что делает, он припал к шее человека…
Он выпил его до конца: кровь сильного солдата, вкус пота и железа. Фаран держал его, чувствуя каждое последнее трепетание умирающего сердца, чувствуя, как его вены переходит сила из слабеющих вен солдата. После того, как он закончил, Жнец опустился на пол, веки молодого воина еще подрагивали, лицо было смертельно белым. Через мгновение он умер.
Теперь, когда Фаран насытился, он почувствовал себя так, как тот, кто после убийства, совершенного в кровавом угаре, возвращается к свету дня, и воображает, будто глаза всех вокруг с осуждением смотрят на него. Он вытер лицо перчаткой: на коже остались пятна крови Жнеца. Странная щепетильность заставила его спрятать труп в один из боковых коридоров, и только потом позвать оставшихся двоих. Когда они пришли, он заметил, что Голон отвел глаза.
