Елизавета Абаринова-Кожухова - Берегись вурдалака
— Вопросы есть? — как бы не замечая общего замешательства, спросил Селифан.
— Что значит — «устранить»? — чуть слышно пролепетал Федор. Он прекрасно понимал, что это значит, но в глубине души надеялся, что, может быть, до ЭТОГО дело не дойдет.
— По-моему, ты уже сам только что ответил, — сухо проговорил Селифан. — Еще вопросы есть?
— Кто он? — спросил Аркадий.
— А вот это не вашего ума дело, — хмурясь, ответил Селифан. — И даже не моего. Про то знает один князь Григорий, да еще… Не знаю, кто еще. Завтра вам будут дадены соответствующие указания, так что будьте готовы.
— Всегда готовы! — выкрикнул Степан, наверное, вспомнив пионерское прошлое.
Командир посмотрел на часы:
— Ну все, теперь возвращаемся в город… Вот черт, совсем забыл — я ж Володьку-то за портсигаром послал! Придется подождать. И еще, имейте в виду — то, о чем мы тут говорили, должно остаться строго между нами.
Дружинники молчали, но думали об одном и том же: предстоящее «устранение изменника» — это очередная ступень клубных военно-исторических игрищ, или нечто иное? Ответ, увы, напрашивался сам собой: игры закончились ровно в тот миг, не раньше и не позже, когда они вместо картонных мечей взяли в руки железные ломы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
WHO IS MISTER КНЯЗЬ ГРИГОРИЙ?
ГЛАВНЫЙ СКОМОРОХ.
Милостивые господа,
Слушайте сюда!
Мы вам покажем представление
Всем на удивление.
А коли смотреть не хотите,
То, пожалуй, и не смотрите.
Представляем вам князя Шушка —
Благородного старичка.
А вот его дочка, княжна Ольга,
Что княжила ладно, да жаль — недолго.
А это князев постельничий Григорий,
После сам ставший князем который.
А уж как овладел он престолом княжьим —
Про то мы и расскажем, и покажем
КНЯЗЬ ШУШОК.
Ох, чего-то мне недужится,
Нога болит и голова кружится.
Скорей бы конец этому горю!
ГРИГОРИЙ (про себя).
Его тебе я живо ускорю.
КНЯЖНА ОЛЬГА.
Батюшка, я несу лекарство.
КНЯЗЬ.
И на кого ж оставлю я государство?
КНЯЖНА.
Живи, батюшка, до ста лет!
(со слезами уходит).
ГРИГОРИЙ.
Тебе, о мой князь, замены нет!
КНЯЗЬ.
Ну, довольно предаваться болезням —
Оборотимся к делам полезным.
Эй, Григорий, где ты, зараза?
ГРИГОРИЙ.
Вот, князь, два на подпись указа.
(Подает бумаги. Князь отворачивается подписать указы, Григорий достает из-за пазухи бутыль с надписью «Отравное зелье» и подливает в лекарство).
КНЯЗЬ.
Ну все, подписал их своею рукой.
Выпью лекарство — и на покой.
(выпивает, уходит).
ГРИГОРИЙ.
Желаю, князь, счастливого сна.
Теперь на очереди — княжна.
Очередное заседание «антигригорьевского» штаба проходило в скромной квартирке Василия Щепочкина, в настоящее время поневоле исполняющего роль Василия Дубова. Детектив-любитель радушно угощал чаем с бубликами свою бывшую учительницу, а ныне авантюристку и садо-мазохистку Анну Сергеевну Глухареву. Журналистка Надежда Чаликова (в миру Надежда Заметельская) должна была подойти с минуты на минуту.
Анна Сергеевна вовсе не опасалась того, что люди князя Григория будут косо смотреть на ее встречу с их злейшим врагом; более того, ее визит был согласован с бароном Альбертом, который теперь откровенно поощрял попытки Анны Сергеевны склонить Дубова на сотрудничество с вурдалаками.
Стараясь не упускать ни одной подробности, Анна Сергеевна рассказывала Васе о своей последней встрече с барном Альбертом. Щепочкин хмурился — при всем почитании госпожи Глухаревой и даже преклонении перед ее злодейскою славой, барон Альберт отнюдь не был склонен делиться с нею ценной информацией о князе Григории и его окружении, на что Василий очень рассчитывал. Вот и на сей раз, хотя барон был на редкость словоохотлив, но рассказывал преимущественно о славных делах князя Григория в прошлом и не менее грандиозных замыслах на будущее, вроде присоединения к Белопущенскому княжеству земель далекой Америки, и тем самым с легкостью превзошел самые смелые фантазии госпожи Абариновой-Кожуховой. Но собственно по делу сказал совсем немного — чтобы Анна Сергеевна продолжала свою миссию по перевербовке Дубова и морально готовилась к устранению Ивана Покровского, причем, возможно, и неоднократно.
— Так и сказал — неоднократно? — переспросил Щепочкин. — Да-а, ну мы и вляпались…
— В каком смысле? — не поняла Анна Сергеевна.
— Вот к чему приводят необдуманные действия, — все более мрачнея, пробормотал Щепочкин. — Если это случится, я себе никогда не прощу…
Пока Василий предавался самобичеванию, Анна Сергеевна бегло осматривала более чем скромную обстановку его комнаты, самым ценным предметом которой был компьютер.
— Вася, откуда у тебя эта вещь? — желая отвлечь Щепочкина от мрачных мыслей, спросила Анна Сергеевна, имея в виду, конечно, не компьютер, а неумело склеенный фаянсовый кубок с мужским портретом в окружении венка из осиновых листьев.
— Слямзил, — кратко ответил Вася, не уточняя, где и когда он он его слямзил.
— Вылитый Алексей Максимыч, — задумчиво произнесла Анна Сергеевна. — Только больно уж молодой…
— Какой Алексей Максимыч? Горький? — удивился Щепочкин. — Ну что ж, усы, конечно, похожи, но я что-то не помню, чтоб у Горького была такая лысина.
— Да нет, при чем тут Горький, — улыбнулась Глухарева. — Алексей Максимыч Семенов. Он был активистом родительского комитета в классе, где я преподавала.
— Давно? — как бы без особого интереса спросил Вася.
— Лет десять-пятнадцать назад. На днях я его в гастрономе встретила, так он своего младшенького, Гришку, все нахваливал — дескать, далеко пошел, в большое начальство выбился.
— Так вы говорите, Анна Сергеевна, он здесь выглядит моложе своих лет?
— Ну да, гораздо моложе. Постой, Вася… — Анна Сергеевна внимательно пригляделась к портрету на кубке. — Да, точно. Этот похож даже не столько на папашу, сколько на сына. И как раз его возраста.