Роберт Холдсток - Железный Грааль
Я тогда, в лагере изгнанников, дал довольно точный отчет о случившемся.
Урта, как ни странно, поначалу принижал свою роль в событиях. Однако, заметив, как жаждет Кимон полнокровного подвига, он вспомнил о своем даре сказителя, и вот заблистало железо, на боках коней выступила пена, и воздух в тесной палатке подернулся багровой дымкой.
Он не упустил ни единой подробности поединка с молочным братом Куномаглом.
– Он скрывался среди великого войска, затерявшись в легионах, скакавших на юг, к Дельфийскому оракулу. Но собаки знали его запах и день за днем шли по его следу, а я шел за собаками. Мерлин был со мною. Однажды Маглерд громко залаял. Один из воинов обернулся в седле и взглянул на меня. Видели вы морду пса, скулящего в страхе? Таким становится лицо человека, узревшего свою смерть. Лицо Собачьего вожака напоминало ужаснувшийся череп, словно он не брата увидел, а стаю воронов. Весело было мне видеть это.
Вождь Бренн, предводительствовавший этим воинством – добрый приятель, добрый вождь, – установил место для поединка. Катабах снабдил меня оружием и мудрым советом, Куномагл же слушал предателя Лексодома. Мы обменялись Тремя Неизбежными Объятиями – никогда не пренебрегай этим, Кимон…
– Я знаю, отец, – подхватил мальчик. – За прошлую дружбу, за слово правителя и за будущее, где вы скачете бок о бок в Стране Призраков.
– …никогда. Как бы велика ни была обида. И ты, Мунда, если случится тебе встать с железом и щитом ради мести…
– Я запомню, – прошептала девочка. – Хотя, думаю, мне не понадобится железо. Рога луны за меня пронзят горло обидчику.
– Вот как? – Брови Урты поползли кверху, но он продолжал: – Сперва сражались мы тяжелыми копьями, со щитами, сделанными из дуба, крытыми телячьей шкурой, с бронзовыми клепками по краям и с накладками в виде звериных голов. Все утро я разил ублюдка и почувствовал голод, и тогда я наполнил брюхо его мясом, смыв кровь чистой речной водой.
«Вот так, – усмехнулся я про себя. – От чистой правды к нелепым выдумкам».
– И второй день мы сражались, – продолжал Урта. – Теперь взяли мы мечи с широкими клинками и рукоятями слоновой кости, легкие щиты из ясеня, крытые козловой кожей и украшенные серебряными цаплями. Я уподобился форели, выскакивая из-под воды, прыгая через его голову и нанося удар сверху вниз, пока он тянулся ко мне, как дитя – к яблоку на ветке. Двадцать Прыжков Гриффа! На одном дыхании – двадцать прыжков через шлем вопящего врага, и в каждом прыжке я подбривал ему бороду. Вы бы гордились мной, если бы видели!
И все же этот пес был сильным врагом. Он всегда был силен. Мы сражались и третий день. Выбирать оружие выпало ему. Знаете вы, что он выбрал?
– Два копья, которые возвращаются в руку после удара! – воскликнул Кимон, забыв от волнения мой рассказ. – И поющие щиты с острыми кромками, те, что можно метать как диски.
Урта покачал головой, на его лице промелькнул отблеск изумления, пережитого тогда.
– Он выбрал: «что пошлет нам река». Никакого оружия, кроме камней, воды и силы наших мышц.
Теперь Кимон вспомнил и ударил в ладоши, склоняясь ближе к отцу.
– Каждый из нас потерял вес, равный весу малого человека мясом и костями, – мрачно продолжал Урта, – так что оба мы были не в силе. Но мы схватились, как славные герои Ферди на переправе Обманного Удара. Я исполнил прием Семи Падений, семь раз перебросив ублюдка через голову за время, какое нужно сове, чтобы выследить и схватить мышь.
Кимон обернулся ко мне, глаза его горели восторгом.
– Ты не рассказывал мне об этом, Мерлин!
Я виновато развел руками:
– Позабыл…
Урта воздел руки, привлекая внимание слушателей. Огонь гудел, отбрасывая блики ему в лицо. Даже Мунда нетерпеливо склонилась вперед.
– Но знаете ли вы, что творилось выше по реке? Отряд Бренна схватился с войском македонцев, ужасных бойцов, которым отсекают уши, чтобы они не слышали воплей умирающих товарищей, на глаза надевают шоры, словно горячим скакунам, чтобы они видели только врага перед собой, а мышцы шеи перевязывают так, чтобы они не в силах были повернуться и бежать. Великое было побоище. Мертвые плыли по реке, все еще сжимая в руках копья и разящие мечи; плыли щиты, зажатые в отрубленных руках; головы, еще клацавшие зубами и вращавшие глазами, моля о помощи.
Куномагл – да не сгниют вовеки его глаза, чтобы вороны могли вечно клевать их! – этот собачий ублюдок, схватил копье и нанес мне этот удар. – Рассказчик распахнул рубаху, открыв страшный шрам. – Он расколол драгоценный нагрудник моего отца…
Теперь правитель извлек из кошелки золотую лунулу: золотой полумесяц был пробит посредине.
– Сто поколений это сокровище переходило от отца к сыну. Наследство отца спасло мне жизнь. Когда наконец придет мне срок уходить, через эти узкие врата попаду я к Арауну, в Царство Теней Героев. – Он засунул палец в пробоину и продолжал: – Я нанес псу ответный удар. Кому принадлежало копье, врагу или другу? Не знаю. Острие вошло ему в горло. Куномагл ушел под воду. Маглерд кинулся в реку и не дал ему всплыть, пока тело не унесло в море. Потом добрый пес вытянул труп обратно из океана и положил на берегу, слизывая с лица ил и водоросли, чтобы очистить его. Сам я был слишком слаб, чтобы действовать, но друг Манандун совершил достойное деяние, и потому я могу принести вам особый дар…
Правитель снова порылся в кожаной кошелке и вытащил из нее маленький кожаный мешочек. Кимон нетерпеливо захлопал в ладоши. Мунда прижала ладошку ко рту. Манандун, ухмыляясь, покосился на сына своего друга.
– Это тебе, – сказал Урта. – Благодарю за то, что ты пытался совершить там, на равнине Воронов Битвы.
Урта держал в руках промасленную голову Куномагла. Жир стекал с бороды и усов, полуоткрытые глаза смотрели на мальчика неподвижным взглядом, рот был приоткрыт, словно в отчаянном крике.
Кимон спросил с беспокойством:
– Ты оказал ему почести?
Этим способом обычно сохранялись головы достойных мертвецов.
– Я не оказывал ему почестей, – мрачно возразил Урта. – Я оставил его себе. Я не пустил его в путь. Ублюдок целую вечность проживет во тьме. Найди дыру в камне и заткни его туда, лицом внутрь. Замажь дыру глиной и грязью. Я хочу знать, что он будет стенать тысячу тысяч лет, пока мы с тобой станем охотиться в лесах Прекрасного Острова.
Он спрятал голову обратно в мешок, завязал его и передал сыну. Тот встряхнул подарок и злобно пихнул кулаком.
– Мне по нраву этот дар! – свирепо заявил он нам всем. – И я уже знаю, где схороню его.
Теперь Урта взглянул на Мунду, снова запустил руку в мешок и вытащил последнее, что там оставалось: соломенную куколку в красном платье и вышитой шали, заколотой на плече крошечной блестящей серебряной брошью.
