Юлия Галанина - Охотники за магией
Цепляясь за камни руками, ногами и хвостом, я думала, что, похоже, сидеть мне на этой стене до утра, если я всё-таки заберусь на неё. Раз по Отстойнику в ночную пору разгуливают собаки в таком количестве, то охранять склады их вообще должно видимо-невидимо. Довыяснялась, называется, почему ночами по городку ходить не советуют.
А старую сноровку я утратила: поднялась всего на пару хвостов, а дальше не могла, хоть ты тресни. Вцепилась в стену, как паучок, и ни туда, ни сюда. И посмотреть, где там собаки, тоже не могла — точно бы сорвалась.
И вдруг я почувствовала чужие зубы на кончике моего хвоста. Моего!!! Кто-то из черных тварей подпрыгнул и попытался снять меня.
От ужаса я стрелой взлетела на стену, на самый верх. Три собаки крутились внизу, не уходя. И молчали, гадины, хоть бы одна рыкнула, что ли, чтобы стало понятно: они обыкновенные, луна здесь ни при чём и убитого начальника охраны Пряжки вспоминать не надо, это совсем из другой истории.
Осмотрев первым делом хвост, я поняла, что ущерб нанесён небольшой. Собачьи зубы только скользнули по нёму, спасла хваленая пушистость, усиленная знахаркиным средством. Можно было перевести дух: люди, все-таки, не ящерицы и хвостов, в случае опасности, в руках врагов оставить не могут.
И я решила, что, наверное, Медбрат меня любит: всё могло закончиться значительно хуже: например поверху стены могла быть проложена колючая проволока в несколько рядов…
А насколько сильна любовь Медбрата, я скоро узнаю: ещё неизвестно, на чьей стене я сижу.
Но торчать здесь до рассвета мне не хотелось: я же узнала, почему небезопасно ходить по Отстойнику ночами. Причина этого в виде трех упитанных тварей, каждая размером с теленка, караулила внизу.
Поэтому я прибегла к уже проверенному средству и заголосила:
— Спасите-помогите!!!
И в ожидании, пока меня спасут, принялась кидать сверху в собак мелкие камешки и кусочки раствора, которые удавалось выковырять из швов кладки.
Я всё надеялась услышать, как черные собаки будут огрызаться.
— Душа моя, ты почему псов дразнишь? — раздался голос снизу.
Профессор, держа в руках лестницу, стоял под стеной с внутренней стороны ограды и смотрел на меня снизу вверх крайне неодобрительно.
— Я им мстю за то, что они меня сюда загнали, — обстоятельно объяснила я начальству причины своего поведения.
— Спускайся быстрее, — вздохнув, попросил Профессор и приставил лестницу. — И ради Сестры-Хозяйки, не шуми.
Плюнув напоследок на макушки собакам, я спустилась во двор.
И огляделась.
Сплошные склады, навесы и сараи. Странные деревянные решетчатые башни. Такие же чёрные собаки на цепях. А цепи прикреплены к проволокам, натянутым вдоль складов.
Резко пахло, — на это я обратила внимание еще на стене. Пахло рыбой. Слегка протухшей, чего уж скрывать.
— А почему эти собаки, которые меня на стену загнали, не лают? — спросила я у Профессора с нескрываемой претензией в голосе, пока он не начал читать мне мораль.
— Милая моя, они не лаять приучены, а убивать молча, — сухо сказал Профессор. — Тебе мало того, что ты и так Хвостом Коровы приговорена к смерти? Подразнить ее лишний раз захотела? Здесь ночью посторонним находиться нельзя.
— Надо было сразу так и объяснить, — огрызнулась я. — По-человечески. А то «нельзя ходить по Отстойнику после темноты, опасно, то да сё…», а почему нельзя — никто не скажет.
— А почему бы на слово не поверить? — поинтересовался Профессор. — Раз знающие люди говорят «нельзя».
— Я подумаю над этим, — пообещала я.
— Да уж, сделай милость, — попросил Профессор.
— А вы почему здесь, а не на дне рождения кучеровой жены?
— А мы все здесь, — Профессор прислонил лестницу к стене и открыл какую-то дверь. — Праздник давно кончился. Наш уважаемый кучер перебрал слёзки за здоровье супруги и спит, виновница торжества с ворчаньем моет посуду.
Мы оказались в каретном сарае, где стоял наш экипаж. Лошади жевали овес из мешков, подвешенных к их мордам. А около экипажа сидел на мешке с сеном и ремонтировал заслонки потайного фонаря Лёд.
— И луковый суп с луковым пирогом она не подавала… — мрачно сказала я.
— Какой суп? — удивился Профессор. — Там был окорок и рыба. Фаршированная.
— Я о том и говорю.
— Посиди здесь вместе с Льдом, — сказал Профессор. — На сегодня ты уже отличилась.
— А почему я должна здесь сидеть?
— Опять почему? — нахмурился Профессор. — Потому что так надо.
Я обиженно забралась в экипаж и хлопнула дверцей.
Профессор ушёл.
Убедившись, что он уже во дворе, я открыла шторки, высунулась в окно экипажа и принялась за обработку Льда.
— А это где мы?
Лёд попытался отмолчаться.
Я пригрозила:
— Ты лучше добром скажи, не то плешь проем раньше законной жены!
— Ты отобьёшь охоту и к законным, и к незаконным женам, — попытался вывернуться Лёд.
— Здесь наша соль, да? — не унималась я.
— Да, — коротко ответил Лёд, надеясь, что я отстану.
Как бы не так.
— А почему мы здесь её храним?
— Потому что здесь она не вызовет подозрений.
— А почему здесь она не вызовет подозрений? — тотчас уцепилась я.
— Потому что здесь рыбу обрабатывают. А как же солить рыбу без соли?
— А башни для чего?
— Какие башни? — не понял Лёд.
— Ну, эти, дырявые как решето.
— А-а, вон ты про что, в них рыбу вялят, — объяснил Лёд. — Ты, вообще-то, откуда здесь взялась?
— Меня собаки на ограду загнали, — отмахнулась я, не собираясь подробно отвечать на вопросы до тех пор, пока не получу ответы на свои. — А почему ночью по Отстойнику собаки бегают?
— Днем в Отстойнике правит Гора, — Лёд наладил заслонки и зажег фонарь, проверяя его. — А ночью хозяева этих складов и товаров, что здесь лежат. И караванов, что идут с товарами по кирпичным дорожкам, врезанным в мостовую. И по негласному уговору, нос в чужие дела никто не сует. А для особо непонятливых собак выпускают.
— И что, правда, они грызут насмерть? — поинтересовалась я небрежно.
— Не знаю, — пожал плечами Лёд. — Никто ведь не ходит. Давно уже никто не ходит. Потому и не грызут.
— А как же ночные кабачки у рынка и под Горой? — не поверила я.
— Собаки в ту часть городка не бегают. Их задача здесь посторонних не пускать.
— А не посторонних?
— А не посторонних они знают.
Лёд открыл заслонки, — узкий яркий луч вырвался из фонаря. Закрыл их, — луч исчез.
— Нормально.
— А почему мы сегодня здесь? — задала я, наконец, самый интересующий меня вопрос.
