Максим Далин - Лестница из терновника-3. Прогрессоры
— Мне хочется послушать, — возражает Ар-Нель.
Анну пожимает плечами. Юу садится так, чтобы лучше видеть рассказчицу. Девочка продолжает:
— Тогда огненная гуо сказала: «Есть юноши получше этого. Во Дворце Прайда живёт юноша, прекрасный, как парящий орёл — и рядом с тем, с Львёнком, этот показался бы плебеем — и только…»
Лянчинцы хихикают.
— Это наверняка не так, — говорит Ри-Ё, и его лицо делается мечтательным. — Если бы и в сказках аристократы были поголовно прекраснее плебеев, то сказок бы никто не рассказывал.
Теперь улыбаются и северяне.
— Конечно, — кивает девочка. — Так дымная гуо и сказала своей товарке. Только огненная гуо не поверила словам. Тогда дымная гуо воззвала к Творцу дважды и трижды — и Младший Львёнок оказался спящим в траве рядом с солдатом, а его меч с золотой рукоятью, гравированный Словом Завета, перенёсся вместе с ним, как подобает доброму оружию. И только это случилось, как дымная гуо хлопнула в ладоши. Раздался громовой раскат, и обе демоницы скрылись из виду, а оба юноши проснулись тут же. И им стоило взглянуть друг на друга — а каждый из них увидел тёплое сияние в очах напротив — как одна и та же мысль посетила обоих: «Я буду не я, если не скрещу с ним клинка!»
— Нет, — говорит Анну. — Я ошибся. Слушай, сестра, ты что, не лянчинка? Ты — шаоя, нори-оки — или кто? Ты, сестра — ты меня удивила. Эта сказка даже неприличнее той!
Девочка смеётся.
— Что ты, Львёнок! Не во дворце Прайда, конечно, но, знаешь, все ведь рассказывают эти сказки! Я слышала её на базаре в Чангране — только рассказчик всё время оглядывался, как бы в корчму не зашёл Наставник… а вот присутствие компании волков его не смущало нимало.
Элсу вздыхает во сне и сворачивается клубком. Его бестелесный телохранитель укрывает его своим плащом поверх одеяла, говорит тихо и хмуро:
— Тише, вы! — а потом поворачивается к Анну. — Львёнок, она права. Прайд запрещает поединки среди мирных обывателей, да… но все ж дерутся. И наказания никого не останавливают особо. Такие дела. Даже волки дерутся, я слышал. Дерутся — а потом говорят: «Купил».
Анну тихонько свистит. Ар-Нель говорит девочке:
— Дорогая сестра, нельзя ли мне послушать, что было дальше с солдатом и Львёнком?
Но тут в наш барак — или казарму, как бы это поделикатнее назвать? — входит Кору. А с ней — зарёванный храмовый служка, днём я его уже видел.
— О, Кору, — обрадованно говорит Мидоху, — куда ты подевалась?
Кору, однако, подходит к Анну, а служку подтаскивает за локоть. Тот наступает на тюфяки и на ноги — и ему явно очень хочется провалиться сквозь землю.
— Что случилось? — спрашивает Анну, мгновенно насторожившись. У тех его людей, кто не успел задремать, сна — ни в одном глазу.
— Вот этого — Наставник послал в Чангран, — говорит Кору и толкает служку в спину. Служка смотрит на Анну умоляюще — и садится на колени, прижимая руки к сердцу. — Он должен был донести в Святой Совет, что вы все — предатели, — продолжает Кору. — Хорошо ещё, что ему вместе с плотью не откромсали остатки совести… он упирался, я слышала. А сам Наставник остался договариваться со вторым служкой, как убить Хотуру и свалить его смерть на нас.
— Вот мы и выспались, — говорит Ар-Нель. — И наш драгоценный союзник, глубокоуважаемый Львёнок Хотуру — тоже. Нам нужно его разбудить, Анну.
Анну обнажает меч, лезвием плашмя приподнимает голову служки под подбородок — глаза у бедолаги делаются вдвое больше природной нормы.
— Это правда, бестелесный? — спрашивает Анну с каменным лицом.
По щеке служки ползёт слеза, по шее, от клинка — тоненькая струйка крови.
— Да, Львёнок Львёнка, — еле выговаривает служка. — Мне надо… мне велели… к самому Гобну, Святейшему Наимудрейшему Наставнику, главе Совета… только что ж… я… как я могу… на Хотуру донести-то?
Анну вкидывает меч в ножны.
— Кору — за мной. Ар-Нель, Олу, Лорсу, Ниту, Хадгу, сопровождайте. Ты, бестелесный — тоже. Остальные — смотреть в оба, — распоряжается он быстро и чётко.
— И я? — переспрашивает Ар-Нель, но встаёт.
— И ты, брат. Если я тебя правильно понял по ту сторону границы.
Ар-Нель еле заметно улыбается и кивает. Они с Анну, а за ними — волки — идут к дверям. Караульные пропускают их наружу — и тут я слышу со двора пронзительный вопль: «Убили! Убили!!»
Проснувшиеся волки вскакивают и хватаются за оружие. Элсу садится на постели, кашляет — пытается что-то спросить у Мидоху. Ви-Э трёт спросонья глаза. Юу поглаживает меч по лезвию:
— Оэ… опоздали малость…
Я выбегаю во двор вслед за Анну и его свитой, а Ри-Ё — за мной, хотя я и делаю протестующий жест. Ри-Ё намерен меня охранять. Кажется, и ещё кто-то ломанулся — прохладная ночь становится жаркой.
Во дворе — гвалт и факельный свет. В толпе волков, рабов, детей — ничего толком не разобрать. Громче всех вопит бесплотный Наставник — сорванным визгливым фальцетом:
— Она, она убила! Её меч-то, все видят — северный меч, языческое оружие!
И я с удивлением слышу яростный крик Мингу:
— А ну отпустите её! Отпустите, псы, я сказал! Не смейте! Я сказал, я её на службу взял, прямо ещё вчера вечером! Она — мой волк, вы слышали?!
— Пропустите же Львёнка! — рявкает Олу, расталкивая встречных и поперечных, как на базаре. — Вы что, оглохли? Одурели?
В дверях донжона появляются Хотуру и пара волков с факелами. Хотуру выглядит совершенно не так, как днём — от умильно-заискивающего вида и следа не осталось. Я вижу эти перемены и вдруг понимаю: Хотуру-то успел повоевать в юности и до сих пор остаётся командиром для своих волков. При виде хозяина толпа расступается; я, наконец, вижу, что во дворе происходит.
В кругу рваного света, в позе скорбящего пророка стоит Наставник. На вытянутых окровавленных руках он держит окровавленный меч — узкий прямой северный меч, тут никакой ошибки быть не может. У меня мелькает мысль о жестокой подставе. Рядом с Наставником двое волков заломили руки за спину той самой девочке, с которой ещё днём рубился маленький Тхонку. «Бандана» с кудряшек потеряна, волосы падают на лицо, куртка распахнута, ворот рубахи развязан — при желании можно оценить грудь, открытую по здешним меркам с драматической откровенностью. У девочки — основательная ссадина на подбородке, но оба волка светят фонарями на физиономиях, а у третьего, подвернувшегося, разбита губа, и он плюёт кровью. Мингу тоже держат волки, только иначе — как юного господина, который может наделать глупостей. Ну так он и наделал — лянчинский метод рукопашного боя допускает использование рукояти ножа в качестве кастета. Следы от этой самой рукояти, со священной львиной головкой — у окружающих на физиономиях; сам нож почтительно держит маленький волчонок. Золотая львиная головка — в крови.
