Елена Федина - Белая тигрица
— Так что у вас там произошло?.. Энди, я же вижу, что ты не спишь!
Язык у меня еле ворочался.
— Они же всегда были врагами. Что тебя удивляет?
— У них всегда были какие-то сложные отношения, но врагами они не были. Это неправда.
— Я знаю, что Оорл обходился с ним очень жестоко.
— Это ничего не значит. Если б мой отец любил меня так, как Оорл своего сына! Он готов был достать для него луну с неба…
Я почувствовал, что Нарцисса сейчас можно спрашивать о чем угодно. Я сел.
— Это правда, что барон отравил твоего отца?
Он побледнел немного, но не возмутился.
— Скорее всего, это так.
— И ты?!..
— А что мне оставалось делать? Барон был моей опорой, с ним я ничего и никого не боялся, разве что его самого… но меня он любил почти как сына, точнее сказать, свою безответную любовь к сыну он переносил на меня. Он был мой. Теперь у меня выбита опора из под ног: Тифонский и Тиманский герцоги совсем обнаглеют, да и Алонский может сорваться с цепи как пес! Я не представляю, Энди, что я буду без него делать! Твой Ольвин мне не помощник… но уж черт с ним, пусть живет и здравствует, раз ты так хочешь… Ну, что они не поделили, что?!
Теперь пришла моя очередь говорить откровенно. Нарцисс мне ответил, а я ему еще нет. Он ждал.
— Данаю Доминицци, — сказал я.
— Ах, вот в чем дело! Так вы за ней сюда явились?
— Конечно.
Нарцисс рассмеялся.
— Тебе, наверно, понравилось похищать чужих жен!
— Ничего в этом хорошего нет, — пробурчал я недовольно.
**********************************************************
********************************
В раскрытые настежь окна врывались звуки и запахи дождливого летнего дня. Дождь моросил мелко и монотонно, я тупо смотрел в потолок, и в голову сами собой лезли какие-то рифмы. Нет, я не сочинял, я не смог бы, они сами прорывались откуда-то из подсознания.
Это не малодушие,
Это моя тоска,
Тяжкая как удушье,
Вязкая как мука,
Боже, дай равнодушия,
Чтоб не подать мне вида!
Это не малодушие,
Это моя обида…
У меня не было ни сил пошевелиться, ни желания хоть что-то изменить в этом безумном мире. Я был слаб, ничтожен и раздавлен обстоятельствами окончательно.
В дверь постучали, и сердце почему-то оборвалось от стука. Нарцисс открыл сам, на пороге стоял Ольвин.
— Похороны завтра утром, — холодно сказал он.
— Ладно, — кивнул Нарцисс.
— Мне нужно видеть Энди Йорка.
— Прошу вас, барон!
Молодой барон Оорл не соизволил даже присесть ко мне на край кровати, он разговаривал со мной стоя.
— Могу я узнать, где моя сестра?
— Дома, — сказал я.
— Я имею в виду свою младшую сестру, Лючию Андорм.
— Дома, — повторил я, — если не ушла к портнихе.
Он растерялся, глаза удивленно распахнулись.
— Ты хочешь сказать, что Нолли…
— Твоя обожаемая сестра, — докончил я.
— Этого не может быть… она бы нас узнала.
— Она узнала тебя сразу. А я никак понять не мог, за что она тебя так любит.
— Я тоже…
Ольвин снова нахмурился и отступил к двери. Какие-то мрачные выводы он из этого сделал, но поделиться ими не пожелал. Он уже был сам по себе, а я сам по себе. Он не хотел иметь с Энди Йорком ничего общего.
— После похорон я вас в своем замке видеть не желаю, — сказал он с убийственным хладнокровием.
Я ожидал чего-либо подобного, а Нарцисс чуть не задохнулся от возмущения. Он глотал ртом воздух, подбирая слова, и разразился бы жуткими воплями и угрозами, если бы в раскрытые окна не ворвался душераздирающий рев белой тигрицы. Как гром среди ясного неба, как глас божий, как последняя надежда!
Мы бросились к окну все втроем. Она прохаживалась под окнами, гордо вскидывая лапы, сильная, гибкая, безумно красивая! Похоже, она всегда меня чувствовала, на любом расстоянии. Она знала, где я, что со мной, какие у меня мысли, какие страсти меня одолевают, и чего я хочу на самом деле. И она пришла меня спасти, не иначе!
— Я здесь! — закричал я не своим голосом.
Удержать меня никто бы уже не смог. Я выпрыгнул в окно, отпихнув и Нарцисса, и Ольвина, упал неудачно, подвернул ногу, расшиб локоть, но даже не заметил этого. Мы бежали друг другу навстречу: я — прихрамывая, она — огромными скачками, и ничто уже между нами не стояло!
Она лизала мое лицо, я впивался руками в ее белый мягкий мех, я целовал и кусал ее, стоная от счастья и муки.
— Ты пришла! Как хорошо, что ты пришла! Если б ты знала, как мне плохо без тебя!.. Это Бог меня услышал!..
Я, как всегда, не угадал. У Бога были свои планы на мой счет. Словно в насмешку, моя тигрица вдруг исчезла! Растворилась! Превратилась в воздух! Мои руки обнимали пустоту… Какая-то сила разъединила нас легко и просто, как два перышка! Это было уже слишком. Я сам зарычал от бессилия как тигр и долго и бесцельно стучал по земле кулаками.
Поднял меня Ольвин. Нарцисс стоял тут же с перекошенным лицом, они тоже выпрыгнули в окно вслед за мной. Я вырывался в припадке бешенства, я ненавидел в эту минуту всех и самого себя в том числе.
— Пусти меня! И вообще, катись к чертовой матери!.. Ну, чего уставились?! Вы мне надоели! Оба! Пропадите вы пропадом!
Ольвин крепко встряхнул меня за плечи.
— Ну, что это еще такое? А ну-ка утихни…
Я опомнился. Мне стало стыдно. Со мной говорили как с капризным ребенком.
— Да отцепись ты наконец…
— Мартин, надо срочно ехать домой.
— Домой?
— С ней что-то случилось. Тигрица пропала. Совсем. Ты понимаешь, что это значит?
— Нет, — помотал я головой.
— Вспомни, что было в прошлый раз!
Я вспомнил. Я обмер от жуткой догадки. Я бросился к Нарциссу.
— Мне нужно уехать, Нарцисс. Срочно!
— Опять с ним?
— Я завтра вернусь, клянусь тебе!
— Не успел вернуться — уже убегаешь?
— Да никуда я не денусь! Никуда! Мне просто очень нужно!
Он колебался не долго.
— Я поеду с тобой.
Такого я никак не ожидал. Скорее, думал, что он заупрямится.
— Это еще зачем? Я и так вернусь, Нарцисс. Я теперь твой раб навеки.
— Я поеду с тобой, — повторил он упрямо.
*******************************************************
**************************************
Мы ехали вчетвером: Нарцисс, Энди Йорк, Ольвин и Даная Доминицци. Даная ловко сидела на Дедале и от нас почти не отставала, мы неслись галопом что есть силы. Не знаю, правда, откуда эти силы еще брались.
Я уже не представлял, как вернусь опять в этот дом. Он остался уже в другой жизни, как щемящее воспоминание, как сладкий и спокойный сон. Никогда уже мы вчетвером не соберемся у камина и не рассмеемся так весело и простодушно как раньше, я не буду сидеть перед Изольдой на кухне, смотреть на нее и сматывать ей клубки, послушный и добрый, как сытый домашний кот. Снова Нарцисс, снова Кристофер, снова бесконечное ублажение самых дурных своих наклонностей: тщеславия, лени, сладострастия! У меня теперь только одна дорога — в роскошное рабство и в бездну пороков.
