Елена Федина - Белая тигрица
— Уведи ее! — крикнул мне Ольвин, отражая удар, — спрячь в моей комнате!
Он швырнул ключ мне под ноги. Я подобрал его с пола, но уйти не решался, так же как не решался и вмешаться в эту дуэль между отцом и сыном.
— Уведи, я сказал! — рявкнул Ольвин не своим голосом, и тогда я его послушался.
Даная упиралась. Я затащил ее по винтовой лестнице и буквально втолкнул в комнату, где мы просидели с Ольвином всё утро.
— Пусти меня, — тихо просила она, — Мартин! Пусти! А если барон убьет его?!
— А если он убьет барона?
Она попятилась от меня как от привидения, мотая головой.
— Я… я так не хочу… я же не знала…
— Посиди тут одна, хорошо? Тебя никто тут не найдет, хорошо?
Я выскочил за дверь и запер ее на ключ. Что бы ни было, а я не мог просто так отсиживаться.
Я торопился, но всё свершилось очень быстро. Когда я вбежал в зал, барон уже падал. Падая, он обнял колени Ольвина и медленно ополз на каменный пол. Ольвин стоял, опершись на меч, и утирал рукавом пот со лба. Он увидел меня и как-то очень буднично сказал:
— Мартин, я его убил.
На шум уже сбегались слуги и гости.
— Бежим, — сказал я.
Он усмехнулся.
— Поздно!
************************************************************
***************************
Нарцисс был в ярости. Он бросился на мертвого барона и завопил истошно, что всех уничтожит, сравняет с землей и измолотит в порошок. Это было мне знакомо. Я ждал худшего. На Нарцисса взирала целая толпа, а он обожал работать на публику! Все должны были видеть его гнев и его скорбь. Убили его любимца, его обожаемого Оорла, его второго отца! Убили — и его не спросили!
— Кто?! Кто это сделал?! — закричал он, отрываясь от барона и обводя всех мутным взором.
Охранники подвели к нему Ольвина.
— Ты?! — поразился Нарцисс, и даже про гнев на секунду забыл, — Ольвин Оорл?! Ты убил своего отца?!
Ольвин был скорбно спокоен.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Что?! — вспыхнул Нарцисс, — тебе, мерзавцу, жаль?!
Кристофер оказался тут же, подле своего господина.
— Отрубить ему голову, и всё тут! — посоветовал он.
— Голову?! — Нарцисс нехорошо усмехнулся, — я ему все кости переломаю для начала! — он встал и вцепился Ольвину пальцами в подбородок, — барона нет, но ты еще не барон Оорл! И не мечтай об этом! Ты фигляр! Ты уличный шут! Ты сам так захотел. Нет, мой милый, головы рубят аристократам, а тебя я колесую!
Потом он подошел к своим любимцам и величественно сложил на груди руки. Он был воплощением справедливого гнева.
— И это в день свадьбы!
Мы с Ольвином встретились взглядами, он разглядел меня в толпе, кивнул мне и грустно улыбнулся. Больше я этого вынести не мог.
Я вышел. Я сбросил свой дурацкий берет и чужой камзол. Всё это было уже лишним. Маскарад окончился.
— Энди Йорк! — понеслось по всему залу с удивлением, ужасом и любопытством, — это же Энди Йорк! Смотрите!
Все и смотрели, открывши рты. Я оглянулся на Ольвина и встретился с его потрясенным взглядом, даже смерть отца его так не потрясла! За эти короткие, бешеные минуты я успел понять, что же стояло между нами, и за что он меня так ненавидит: его младшая сестра, Лючия Оорл, бедная юная графиня, которую негодяй и развратник Энди Йорк увел от мужа и бросил. О том, что она спокойно жила в его доме, Ольвин даже не подозревал! Изольда тоже!
Я подошел к Нарциссу. Новая глава моей жизни начиналась с гробовой тишины. Для всех, кто знал, что произошло тогда весной между нами, а об этом знала уже вся Лесовия, я выглядел как самоубийца. Я и сам не исключал такой возможности, уж больно под горячую руку я ему сейчас подворачивался.
Нарцисс сбросил маску гнева, уже порядком ему надоевшую, опустил руки и превратился в серьезного, умного мальчика. Он пока не радовался и не торжествовал победу, он еще не понял, что всё это значит.
— Пришел все-таки?
— Да, — сказал я, — только не трогай его.
Он нахмурился.
— Это и есть твой акробат?
— Отпусти его, — повторил я уже более настойчиво.
Мы смотрели друг другу в глаза. У него нервно задергалась верхняя губа.
— Ты вернешься ко мне?
— Да.
— Ты простил меня?
— Да.
— Ты любишь меня?
— Да.
Он снял свой шарф и накинул мне на шею как удавку. Он обожал это делать. Я угодил к нему в объятья и почувствовал на своем ухе его горячие губы.
— Дорого же ты мне обошелся…
— Я прошу тебя, Нарцисс…
Нарцисс оттолкнул меня так же внезапно, как обнял. Он повернулся к охранникам, обступившим Ольвина.
— Отпустите барона!
В ушах зашумело, тело наливалось тяжестью как свинцом. Я вдруг вспомнил, что не спал всю ночь, что перед этим напился красной пены, что устал смертельно. Я уже в каком-то полусне видел, как распалось железное кольцо вокруг Ольвина, как он медленно подошел к отцу, встал на колени и отчаянно уткнулся лицом ему в грудь.
Еле держась на ногах, я принимал поспешные поздравления и уверения в преданности. Каждый считал своим долгом сказать, что он безумно рад моему возвращению. Я воспринимал это как глупый фарс, особенно после того, как со мной раскланялся Кристофер. В глазах у него была легкая паника.
— Ну, наконец-то, Энди! — ухмыльнулся он, — без тебя жизнь в столице почти заглохла! Мы чуть не умерли со скуки!
— Ничего, — сказал я, — скоро тебе будет весело, можешь даже не сомневаться.
Эскер подойти не решился, он исчез за чужими спинами. Я отыскал взглядом белокурую голову своего спасителя Карсти. Он сдержанно поклонился. Толпа начала потихоньку расходиться.
— Я с ног валюсь, — шепнул я Нарциссу.
— Пойдем, — кивнул он, — пойдем отсюда, пусть сам разбирается!
— Я сейчас…
Ольвин сидел на полу, обняв колени. Я подошел к нему и протянул ключ.
— На. Я ее запер.
— Спасибо, — сказал он сухо, и в его взгляде не осталось уже ничего от прежней теплоты и доверчивости.
Я этого взгляда не выдержал и отвернулся.
Нарцисс увел меня в свои покои. Не раздеваясь, я рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку. Уснуть и не проснуться не хотелось только по одной причине: надо было во всем этом разобраться. Слишком много получалось совпадений! Слишком! По этой же причине я вообще не смог заснуть.
Нарцисс сидел напротив в кресле. На нем был торжественный белый костюм, расшитый серебром и жемчугом, малиновый плащ и малиновые сапоги, волосы пышно завиты, на тонких пальцах кольца и перстни, на груди золотая цепь, в ухе, как всегда, алмазная серьга. Он приехал на свадьбу, а не на похороны. Отчасти я даже мог понять его возмущение.
