Майкл Муркок - Меч и конь
Сражение с древней ночью
И они пошли в последний бой с Фои Миоре – гордые воины в измятых доспехах, высоко вздымая изодранные боевые знамена. Заскрипели и застонали колесницы, когда их колеса пришли в движение; лошади ржали и били копытами, и мерный шаг боевых колонн гудел подобно барабанному бою. Взвыли трубы, засвистели флейты, дробно ударили барабаны, и остатки воинства мабденов хлынули из убежища Крайг Дона в битву с народом холода.
На старом каменном алтаре пристроились лишь маленький черно-белый кот и шкатулка из бронзы и золота.
Верхом на Желтом Коне вел бойцов Корум – в здоровой руке лунный меч Предатель, на сгибе локтя круглый щит и два дротика в серебряной левой руке (в ней же он держал и поводья). Корум с радостью чувствовал силу и уверенность коня. Сбоку от Корума ехал верховный король, великий друид Амергин – презрев доспехи, он накинул на себя лишь синий плащ, а на него – куний мех и зимнюю шкуру оленя; по другую сторону от Корума скакала гордая королева Медб в полном вооружении, с короной на сверкающем шлеме, за спиной развевались рыжие волосы, путаясь с густым медвежьим и волчьим мехами. У пояса ее висела праща, и в руке она держала меч. Медб улыбнулась Коруму, когда он, миновав последний каменный круг, ринулся в густой туман с кличем:
– Фои Миоре! Фои Миоре! Корум уничтожит вас!
Желтый Конь открыл свой уродливый рот, обнажив бесцветные зубы, и, растянув губы, издал странный звук – дерзкий саркастический смешок, после чего неожиданно рванулся вперед, и стало ясно, что его бархатные глаза видят сквозь пелену тумана, ибо он нес Корума прямо на врагов, так же как он нес своего старого хозяина Лаэгайре в битве при Слив Галионе, девятой, последней из великих битв.
– Эй, Фои Миоре! Вам не скрыться в тумане! – крикнул Корум, прикрывая рот меховым воротником, чтобы не наглотаться холодного воздуха.
На мгновение он увидел недалеко от себя огромный темный силуэт, но тот исчез, а до Корума донеслись знакомое поскрипывание и звук неуклюжей поступи груженых бесформенных созданий Фои Миоре, а затем он услышал тихий смешок, не имевший отношения к Фои Миоре. Повернувшись, он увидел какое-то мерцание, но тут же понял, что это доспехи принца Гейнора Проклятого, переливающиеся багровым, желтым и снова алым цветами, а за Гейнором собрались ряды людей сосен с неподвижными бледно-зелеными лицами, с горящими зелеными глазами; их зеленые тела прямо держались в седлах зеленых коней. Корум развернулся лицом к ним, слыша, как Илбрек кричит Гофанону на другом конце поля:
– Осторожнее, Гофанон, это Гоим!
Но Корум не увидел, как Илбрек и Гофанон схватились с этой жуткой женщиной Фои Миоре, и у него не было времени даже окликнуть их, ибо принц Гейнор послал коня вперед, и Корум успел услышать лишь давний знакомый звук рога, которым Гофанон сбивал с толку гулегов и псов Кереноса.
Герб Хаоса, восемь стрел, ярко пламенел на нагруднике Гейнора, когда тот мчался вперед, и меч в его руке менял цвета: золотой, серебряный, небесно-синий, а из-под плоского гладкого забрала шлема звучал злобный голос Гейнора:
– Наконец я сойдусь с тобой лицом к лицу, Корум, ибо пришло время!
Корум вскинул круглый щит, и меч Гейнора врубился в его серебряный обод. Своим лунным Предателем Корум нанес мощный удар по шлему Гейнора, и тот вскрикнул, когда клинок чуть не разрубил металл.
Выдернув свой меч, Гейнор помедлил.
– У тебя новый меч, Корум?
– Да. И зовут его Предатель. Он тебе нравится, Гейнор? – засмеялся Корум, видя, что его старый враг растерян.
– Я не думаю, брат, что ты должен сразить меня в этой битве, – задумчиво сказал Гейнор.
Неподалеку Медб дралась с отрядом гулегов, но, прежде чем туман снова скрыл ее, Корум понял, что перевес на ее стороне.
– Почему ты называешь меня братом? – спросил он.
– Потому что наши судьбы тесно сплетены. Потому что мы те, кто мы есть…
Корум снова подумал, не говорило ли пророчество старухи именно о Гейноре, не его ли он должен опасаться. «Бойся красоты, – сказала она, – бойся арфы и бойся брата…»
Издав боевой клич, Корум бросил своего смеющегося коня на Гейнора; снова взметнулся Предатель и рассек наплечник Гейнора, так что тот вскрикнул, а его доспехи вспыхнули гневным алым пламенем. Трижды он нанес удары Коруму, пока вадагский принц пытался высвободить свой меч, но все три удара пришлись по щиту, и у Корума лишь онемела рука.
– Мне это не нравится, – сказал Гейнор. – Я ничего не слышал о мече по имени Предатель. – Помолчав, он заговорил другим тоном, в котором звучала надежда: – Как ты думаешь, Корум, он сможет убить меня?
Корум пожал плечами.
– Этот вопрос ты должен задать Гофанону, кузнецу-сиду. Он выковал этот меч.
Но Гейнор уже развернул коня, потому что из тумана показались мабдены с факелами, пламя которых оттеснило воинов сосен, ибо больше всего эта часть воинства Фои Миоре боялась огня. Выкрикнув приказ, Гейнор бросил своих людей на мабденов и скоро затерялся в гуще людей сосен, еще раз избежав прямой стычки с Корумом, ибо Корум был единственным среди смертных, внушавших страх Гейнору Проклятому.
На мгновение Корум очутился в одиночестве, не зная ни куда делись его враги, ни где его друзья, но со всех сторон из зябкого тумана до него доносились звуки битвы.
Из-за спины он услышал тихий стон, который становился все громче, пока не стал чем-то вроде блеяния, а затем низким печальным ревом, одновременно и тупым, и угрожающим. Корум вспомнил этот голос и понял, что его ищет Балар, не забывший, как Корум однажды ранил его. Принц услышал поскрипывание огромной плетеной боевой колесницы, ноздрей коснулся тошнотворный запах, зловоние гниющей плоти. Он с трудом справился с желанием оказаться как можно дальше от источника этого запаха и приготовился наконец сойтись лицом к лицу с Фои Миоре. Желтый Конь вскинулся на дыбы, взметнув копыта в воздух, но затем успокоился и напрягся, вглядываясь в туман теплыми умными глазами.
Корум увидел, как на него наступает темная масса. Она двигалась неверными ковыляющими шагами, словно пара ног с одной стороны была короче другой пары; тело существа было усеяно огромными скользкими пузырями, а голова моталась на шее, казавшейся сломанной. Корум увидел красный беззубый рот, водянистые глаза, беспорядочно размещенные с левой стороны головы, из сине-зеленых ноздрей при каждом вдохе и выдохе вылетали клочки сгнившей кожи, и животное, постанывая от боли, тащило повозку со своим хозяином. И в ней, ухватившись уродливой рукой за плетеную стенку колесницы, стоял Балар, ревя в бессмысленном гневе, – все тело Фои Миоре было покрыто чем-то вроде густой спутанной шерсти с проплешинами плесени, которой покрывается гниющая пища, с пятнами желтых язв на участках голой кожи.
