Виктор Ночкин - Тварь из бездны
— Друг мой, а вы не могли бы достать мне во-он ту палку, — и указал пальцем.
Ральк послушно полез вниз, стараясь ступать только на твердые сухие кочки, ухватил указанный шест, торчащий из грязи, и потянул. Палка оказалась огрызком посоха, оканчивающимся (насколько можно было разглядеть под слоем липкой дряни) когтистой лапой, охватывающей расщепленными и обломанными когтистыми пальцами пустоту не меньше двадцати сантиметров в поперечнике. Не слива и не яблоко.
Часть 2
Тварь
Глава 16
Поврежденную стену восстановили на следующий же день, так что ночное дежурство Ралька оказалось последним, больше стражу не посылали стеречь стену, впредь городские рубежи охранялись по ночам, как и прежде, цехами — каждым в свой черед.
В последнюю ночь ничего примечательного не происходило, если не считать попытки пары крестьян незаконно проникнуть в вольный город Верн, имея при себе мешки с овощами. Злоумышленники собирались протащить свой убогий товар, минуя ворота, чтобы, таким образом, избежать воротных сборов и сэкономить грош-другой. Ропит пугал бедолаг страшными карами, штрафами и конфискациями до тех пор, пока они не повалились на колени и не принялись умолять отпустить их ради Гилфинга по-доброму… Ральк, пряча ухмылку, в конце концов позволил злодеям уволочь мешки сквозь пролом обратно в ночь, напутствуя обычным: «…И глядите, в другой раз не попадайтесь».
Отсмеявшись, десятник велел солдатам развести костер на берегу высохшего канала, чтобы хорошенько осветить узкие проходы под стеной — и, как выяснилось, не зря. Крестьяне повторили попытку часом позже. Когда же они появились в свете костра в третий раз уже под утро, Нирс (был как раз его черед нести стражу) хохотал так, что разбудил всех…
На следующий день Ральк отсыпался и приходил в себя, привел в порядок измятую пропахшую потом одежду... Потом посыльный передал, что его десятку положено два дня отдыха… Словом, когда он наконец явился на службу, прошло немало времени и набег северян как-то забылся, стал историей. Ральк заметил, что вернцы стараются в разговорах избегать этой темы, не вспоминать о северянах. Семьи имперских моряков получили какие-то деньги — что-то вроде компенсации, ополченцы отгуляли выделенные им для отдыха дни, пропили небольшие премии и снова возвратились к привычной жизни. Ральк явился на службу и принял команду над вновь укомплектованным десятком, в котором было на самом деле восемь человек, считая и его самого — власти не спешили принимать на службу новых солдат… то ли экономили на жаловании, то ли была иная причина. Торкер хвастался новой курткой, которую ловко перелицевала и подогнала под объемистую фигуру жена, звал десятника в гости, обещая познакомить с семьей. Узнав, что Ральк живет в комнатенке на постоялом дворе, предложил снять комнату с отельным входом в его собственном доме… Ральк отказался — неудобно… Подумав, он решил все же остаться на прежней квартире, привык за годы.
Ропит хмурился и всем рассказывал, что его племяннику отказали в месте, потому что на службу приняли родича десятника Тревера, Ральк несколько раз встречался с этим новобранцем — симпатичный крепкий парнишка, почему бы и не взять такого на службу? Но Ропиту он, разумеется, ничего говорить не стал, кивал в ответ на брюзжание.
Жизнь города окончательно вошла в привычную колею, все стало как прежде — до нападения варваров. Стояло дождливое пасмурное лето, цены медленно позли вверх — как всегда накануне нового урожая, преступники злоумышляли не больше и не меньше, чем в прошлые годы — словом, все было как всегда. Даже рыбаки смелее выходили на лов — северян не было видно. Галера «Гнев Фаларика» ходила до Велинка, сопровождала караван вместо погибшей биремы, капитан ок-Ревейс привез новости — в столице Империи окончательно утвердился Алекиан, старший сын покойного монарха. Младший, оспаривавший престол у законного наследника, похоже, сгинул без следа — во всяком случае, столица приняла Алекиана, и вот-вот должна была состояться коронация… хотя Алекиан уже был коронован в Гонзоре, но теперь ритуал повторят в Ванетинии… Словом, жизнь так или иначе налаживалась во всем Мире, не только в Верне.
И стражники по-прежнему обходили дозором улицы и мосты; несли караул, где прикажут, иногда ловили преступников, а чаще — упускали… Служба протекала обыденно, Ральку было скучно, но он никому не жаловался. Верн — город устоявшихся обычаев и давних традиций, здесь не понимают, как может быть скучен серый дождливый день, как две капли воды похожий на вереницу таких же точно серых дождливых дней — при условии, что жалованье в эти дни платят исправно.
***
После окончания службы Ральк уходил домой вместе с Торкером — оказалось, что им по пути. По дороге бывший вышибала болтал, рассказывая о прошлых приключениях. Болтал, как будто бы легкомысленно, но десятник заметил, что ничего серьезного, касающегося прежней «работы», Торкер не рассказывает. Как бы невзначай, он не упоминал имен, мест, сумм… Да он и сейчас не вполне покончил с прежними делишками — наоборот, служба в страже открывала новые возможности. Толстячок, владелец незаконного игорного дома, где Ральк познакомился с будущим сослуживцем, легализовал предприятие, открыл в том же помещении пивную. Заведение выглядело неказисто, пиво там подавали скверное (Ральк зашел как-то из любопытства) — в общем, дело было поставлено так, чтобы не вызывать интереса у посторонних. Из всего этого Ральк заключил, что где-то в подвале или на втором этаже по-прежнему идут незаконные игры, а пивная — только прикрытие. Но теперь владелец уже сговорился с капитаном, и его не трогали.
Торкер по-прежнему выполнял обязанности вышибалы — в свободное от службы время. То, что он часто появлялся в пивной в форменной куртке, только увеличивало его ценность в глазах работодателя, толстяк как-то похвастался, что теперь хозяин платит ему больше, чем прежде, хотя на посту, в дверях кабака, он, Торкер, торчит реже. Очень выгодное дело — служить в страже. Ну, разумеется, при условии, что время мирное и в караул заступать приходится не слишком часто.
Однажды Торкер зазвал все же десятника обедать, соблазнив кулинарными талантами жены. Ральк еще раз убедился в том, что Мир — тесен, супругой стражника оказалась та самая толстуха, кошелек которой он сберег в день гибели «Прекрасной Денареллы». Хозяйка тоже его узнала и приветствовала благодарностью Гилфингу Светлому, пославшему мужу такого замечательного начальника. Ральк попытался объяснить, что десятник — невеликое начальство, но смутился и умолк, когда в коридор выглянула дочка Торкера — очень хорошенькая. Сама девица смущаться не стала и пригласила к столу. За обедом познакомились, жену Торкера звали Тереной, дочку — Сириной. Был еще сын, Торкер младший — худой угрюмый подросток, этот дружелюбия не выказывал, сидел молча, уткнувшись в тарелку и только зыркал из-под густых черных вихров настороженно. Накормили гостя в самом деле вкусно, но, как на взгляд Ралька, чересчур обильно — Торкер пояснил, что он всегда ест много. Такой организм, говорят лекари.
