Заболотская Мария - И.о. поместного чародея. Теперь уж все
Я лихорадочно пыталась придумать, как надерзить ей в ответ, но, как назло, в голову ничего не приходило. И довольно улыбнулась, поняв это, что вовсе было обидно.
-Если ты надеешься на помощь своего деятельного крестного, который всегда так вовремя появлялся на твоем жизненном пути, то зря. В ближайшее время его отправят в Даэль – некоторым в Изгарде он слишком мешает, да так, что во всем княжестве для него не найдется места. Слишком уж неуживчивая у него натура. А Артиморус, думаю, не воспротивится, если я впоследствии возьму тебя под свою опеку. Особенно, если будет думать, что это делается по доброте душевной, а я уж постараюсь его в этом убедить. Я не позволю Каспару водить меня за нос. Поняла? Одна ошибка с твоей стороны – и ты возвращаешься ко мне. А за год ты допустишь промах, в этом я уверена. Можешь, конечно, попробовать сбежать. Но тебя будет искать вся Лига. Думаю, что долго бегать у тебя в этом случае не получится…
-А если … – начала я, но Стелла меня оборвала:
-Любое «если» будет не в твою пользу. По какой бы причине твоя служба у поместного мага не прервалась бы, ты немедленно вернешься в Академию. Поверь мне, я смогу доставить тебя назад за считанные часы.
Я едва сдержалась, чтобы не вцепиться ведьме в ее пышные белокурые локоны. Вот как ловко она придумала разрешить эту чрезвычайно болезненную для меня ситуацию! Напрямую ей действовать не позволяло внимание Артиморуса, а вот выжидательная тактика вполне могла себя оправдать…Магистра Каспара – моего единственного защитника – ушлют подальше, а я буду полтора года барахтаться в опасной близости от ее цепких коготков…
Я не сомневалась, что Стелла говорит правду. Если Каспар уговорил Артиморуса спрятать меня в провинции, что стоит этой ведьме переубедить главу Лиги в отношении целесообразности этого плана, и вернуть меня в осиное гнездо, каковым представлялась мне Академия? Конечно, если она выкажет слишком живой интерес к моей персоне, это насторожит Артиморуса. Но если у нее будет причина, в виде жалобы моего хозяина или еще какой-нибудь ерунды, то мне никуда не деться. Провались оно все в преисподнюю!
А Стелла все улыбалась сытой улыбкой кошки, которая съела столько мышек, что очередная ей просто в глотку не лезет.
Да, смахивало на то, что дальнейшая жизнь моя усложнилась до невозможности.
И я ушла от мажордома Академии, едва волоча за собой ноги от слабости, которая охватила меня, едва я только сообразила, насколько беспомощна в данной ситуации. А ведь это было только начало…
Ночь мне довелось коротать в Музее, рядом с чучелом снежной кошки, на редкость пушистым и мягким, хоть и изрядно вонючим. Моя кровать уже была отдана другой адептке, и я смогла лишь забрать то, что не успела выбросить моя наследница: запасную рубаху (видимо, она приглянулась хозяйственной девице в качестве тряпки) да теплые носки и подходящий им по цвету шарф, что связала моя лучшая подруга, умершая в прошлую зиму от жестокой простуды. Все остальное добро – значки адепта, многочисленные амулеты, обереги, ворованные книги, поддельные документы, тетради, исписанные моим бисерным почерком, пробирки с толчеными нетопыриными суставами и жженой шерстью ехидны, а также многое, многое другое было изъято во время обыска и передано Трибуналу в качестве улик. Все мои труды пошли прахом.
С рассветом меня разбудил старый Фитцпарк, ничуть не удивившийся моему появлению в стенах Музея. За минувшие годы мне не раз доводилось заходить в гости к моему первому учителю, прячась от всяческих проверок и комиссий, которые то и дело тщетно пытались определить, сколько же на самом деле адептов обучается в Академии. Он немного попенял мне за непочтительное отношение к ценному экспонату, обратил мое внимание на то, что шерсть на боку зверя теперь вся взъерошена и потребует длительного расчесывания. Потом шморгнул носом, обнял и сказал:
-Удачи тебе, милая, и терпения! Все у тебя будет хорошо!
Я расцеловала старика в обе щеки, пожелала ему долгих лет жизни, а полчищам моли – безвременную гибель, и побрела к конюшне.
Господин Эвернети, кругленький, подвижный субъект, уже был готов отправляться в путь – в Умпадте его ждало какое-то неотложное дело. Увидев меня, он пробурчал что-то насчет засонь, которые и собственную смерть проспят, однако трогаться с места отчего-то не спешил.
Я оглянулась и поняла причину этого промедления: пустынный двор Академии пересекал магистр Каспар, направляясь явно в сторону конюшни. Двигался он довольно быстро, однако, весьма непредсказуемо, то и дело меняя направление с переменным успехом. Из этого я сделала вывод, что эту ночь он провел куда веселее, чем я.
Так как мне настоятельно требовалось решить с ним один важный вопрос, я немного пала духом. Похоже было, что разговор придется начинать очень издалека…
-Здравствуй, крестница! – радостно прокричал магистр мне на ухо, как только добрался до повозки господина Эвернети и облапил меня, выказав недюжинную силу, неизвестно где скрывающуюся в его худощавом теле.
Эвернети понял, что у столь сердечного разговора крестного с крестницей свидетелей быть не должно и, почтительно откланявшись, направился за каким-то забытым или придуманным документом к Стелле ван Хагевен.
Я перевела дух, с опаской глядя на расчувствовавшегося магистра, а тот отступил шаг назад и со всхлипом произнес:
-Совсем выросла! Уже невеста…
Я закатила глаза, попросив мысленно у Провидения выделить мне еще малую толику терпения, и выразительно произнесла:
-Прощайте, господин магистр! Я благодарна вам сверх всякой меры! Осмелюсь обратиться к вам с еще одной небольшой…
-Умница! – обрадовался магистр, не потрудившись дослушать, и снова полез обниматься.
-Право не стоит, – пропыхтела я, отбиваясь от назойливого крестного и пытаясь сообразить, как же направить разговор к волнующей меня теме.
-Я рад, так рад, что не ошибся в тебе! – заявил магистр, глядя куда-то в небеса. – Сегодня я всю ночь напролет отмечал свое возвращение и твое освобождение! И хоть меня снова отправляют к черту на кулички – это не испортило мне праздник.
-Вот и замечательно! – сказала я, тщетно выискивая взглядом господина Эвернети, но тот как сквозь землю провалился. Может при нем мне как-то удалось бы затронуть болезненный вопрос о…
-И между прочим, – многозначительно произнес магистр, подняв указательный палец, – я многое узнал про мою маленькую крестницу! Ты у меня, оказывается, редкая молодчина!
Я страдальчески вздохнула, уже начиная догадываться, что сейчас будет говорить магистр. На второй год своего лжеадептства я вошла во вкус и проявила некоторую склонность к разнузданным шалостям, как обычно называли мои подвиги пострадавшие преподаватели. Адепты же предпочитали именовать их «отличными шутками», благодаря чему я снискала уважение и почет в определенных кругах. Перечисление моих деяний было не столь долгим, однако заставило меня несколько помрачнеть, так как сейчас мне было не до гордости за свои прошлые заслуги.
