Татьяна Чернявская - Ферзи
Громкий, надрывный гогот на миг перекрыл все звуки площади, заставив стражников удивлённо оторваться от ревизии, а гомонящих торговцев испуганно примолкнуть. Вмиг побледневшая Яританна невольно присела, стараясь спрятаться от любопытных взглядов, но поскольку присела там же, где и стояла, то манёвр ей явно не удался. Представив всю комичность ситуации, девушка сменила бледность на яркий румянец и, резко подскочив, сгребла в охапку сумасшедшее хохочущую травницу и так опрометчиво кинулась в переулок, что напрочь забыла о зажатом в ладони подозрительном мешочке, разлетающемся с Алеандр порошке и торговце, что нехотя согласился подвезти их до Смиргорода.
* * *Работа со стихиями, какой бы она ни была, всегда стояла в небольшом отдалении от прочего чародейства. Всё же использование естественных сил и манипуляция ими не требовали ни особого резерва, ни таланта, только практики, да ещё раз практики. Впрочем, без ума и фантазии никакая практика обойти поисковиков чарующему человеку помочь не могла. Тонкие энергетические сети опутывали пространство, готовые в любой момент вцепиться в знакомую ауру или рисунок, для знающего человека были в этих местах практически обозримы. Сети всплыли здесь сразу же после очередной вспышки артефакта, так неудачно замуровавшей чародея. Сильные крепкие и частые, они обволакивали город, и мужчине было искренне непонятно, на что надеялись оппоненты, ставя такой ряд условий. Вероятнее всего, княжеские чародеи не могли себе даже вообразить одарённого человека с высоким уровнем резерва, что отказал бы себе в ежедневных радостях простейших заклинаний вроде светляков, подогрева воды или заживления царапин, о которых, не стоило сомневаться, ищейкам уже доложили. Это показалось тёмной личности неимоверно забавным, но смеяться он не спешил. Чем бы ни руководствовались княжеские чародеи, а загнать его в угол у них получилось. Это чрезвычайно удручало и портило знакомую, подёргивающую душу радость и странный болезненный азарт от создания новой каверзы.
Каверзы он всегда любил и не из-за желания причинить другим вред, расстроить их или испортить имущество. Это, как правило, являлось либо средством, либо последствием его деяний. Нет, им двигало исключительно созидательное чувство: желание претворить в жизнь нечто, превосходящее былые правила, обходящее общепринятые нормы и запреты, и превзойти тех, кто считал себя в силе навязывать ему своё мнение. Долгое время он даже не осознавал, что делает нечто недопустимое, с гордостью показывая всем результаты пусть и не всегда праведных трудов своих. Позже взрослые с радостью и садистским желанием поквитаться за расшатывание собственного пьедестала вкрадчиво объяснили юному дарованию всю безнравственность его порывов и экспериментов. После этого он стал устраивать ловушки осознанно и целенаправленно, зная свою порочность и решительно не обращая на неё внимания. Его не слишком волновал объект приложения фантазии, ему большее удовольствие доставлял сам процесс.
О да, процесс был прекрасен…. Будучи по своей стихи человеком воздуха — стихии для чародеев в этих землях редкой и слишком желанной — афишировать принадлежность к ней мужчина не спешил. Однако и привлекать к своей задумке другие стихии, затрачивая дополнительные усилия и волнуя фон, не собирался. Приложив ладонь к земле, он сосредоточенно слушал движение крохотных воздушных пор, оставленных корнями, зверьём и крупными дождевыми каплями, не сумевшими до конца спрессовать почву. Колебания воздуха в ней говорили хитроумному чародею, что необходимый караван уже преодолел развилку и движется в заданном направлении, не отклоняясь ни от курса, ни от временных рамок. Десятью минутами ранее в этом же направлении двигались отправленные чародеем воздушные змейки, ловко рассекая тощенький чернозём и податливый песок. Теперь они методично и слаженно делали своё дело, скользя вдоль выбранных корней, обволакивая каждый узел, расширяя застарелые трещины и очищая одиночные камни. Их действия, изящные и быстрые, жёстко контролировались заклинателем. Беспрестанное движение пальцев свободной руки, повторяющее ход воздушных потоков требовало особой ловкости и предельного сосредоточения. Любой посторонний звук, даже естественный шум проснувшегося поутру леса, сбивал плавность хода и точность рывков. Один раз, когда чей-то ненормальный хохот эхом пронёсся в какой-то сотне шагов от затаившегося чародея, плетения вообще едва не лопнули изнутри. Чародей даже успел представить, как душит собственным поясом излишне громкого весельчака, но всё обошлось…
Наконец, последний шаг был преодолен, и только воздушная петля, укреплённая взвесью песка и воды, удерживала массивное дерево от падения. Время медленно тянулось, словно специально, размазывалось в пространстве. Стоило неимоверных усилий, чтобы игнорировать настойчивое желание дать вожжей какой-нибудь кобыле из обоза и поторопить уж слишком растянувшийся караван. Всего один легонький щелчок, такая малость… но он не был бы мастером своего дела, если бы не умел ждать. Земля под ладонью завибрировала с необходимой, столь желаемой частотой, что означало пересечение намеченной линии.
Поднимаясь с колен и отирая платком испачканную в грязи ладонь, чародей не мог не позволить себе злорадной ухмылки. Где-то не столь уж далеко разорвалась воздушная петля и мощное вековое дерево с печальным треском начало заваливаться на дорогу.
* * *— Кончай ржать! — злобно рявкнула Яританна, стараясь выглядеть сурово, но не смогла скрыть в голосе истеричных ноток и на корню загубила весь эффект от собственной грозности.
Качественно расшатанная психика духовника, что при обычных обстоятельствах держалась довольно-таки крепко, готова была в любой момент дать сбой, выражающийся либо в смертоубийстве с особой жестокостью, либо в минутах десяти качественного рёва со всеми причитающимися атрибутами виде икания и соплей. Её бледная кожа уже начинала болеть от прилипчивого румянца, а левый глаз нервно подёргиваться. Стыд, смешанный с раздражением, гневом и самой толикой здорового страха, затруднял дыхание и порядком туманил мысли. Туманил настолько, что даже сейчас Чаронит с трудом могла представить, как ей удалось скрыться от вездесущих зевак, стражи и торговцев, волоча при этом не перестающую ржать компаньонку. На попытки пробудить память появлялись лишь смутные картинки каких-то подворотен, огородов, загона для коз и заброшенной стройплощадки с большой дырой под забором для стока воды и казённых кирпичей. Впрочем, чистые коленки и оцарапанные ладони свидетельствовали о том, что уходила Танка всё же по верхам.
