Айя Субботина - Шаманы крови и костей
Хани снова ограничилась кивком, на этот раз - отрицательным. Зачем румийка рассказывает все это? Девушка хотела знать, что побудило Раша сбежать из дома, но сейчас для откровений было не время и не место. Перебивать пилигримку она не решилась - вдруг, передумает помогать?
- Это такое место, где мы, румийцы, расчленяем человеческие тела, разбираем их по косточкам, по хрящикам, сцеживаем всю кровь - и смотрим, как человек устроен изнутри. Некоторых, после собирают обратно, и их тела получают новое рождение. - Тут пилигримка сделалась серьезной, будто собиралась поведать Хани страшное откровение. - Рождение, но не жизнь.
Хани понимала, о чем говорит румийка.
- Ты ведь не можешь не знать эту историю, северянка? - Пилигримка обошла девушку кругом, словно приноравливалась, с какого боку лучше всадить ей нож в спину. - Артефакт, который создали наши предки, и за который боги сослали нас в самую задницу Эзершата. Во все времена так было - всякий, кто посмеет пойти против воли богов, будет наказан. Потому что они... - пилигримка выразительно поглядела вверх, будто видела чертоги властелинов мира, минуя деревянную крышу и небесный свод. - Они бояться, что мир обойдется и без них. Если никто не станет молиться и отбивать поклоны, просить заступничества и приносить жертвы - они уйдут в забвение.
В конце ее слова стихли до шепота. Хани сглотнула. И куда подевалась вся храбрость? Хотелось одного - сбежать, выскочить из мышеловки, пока еще не поздно. Она осторожно покосилась на румийку и поняла - поздно. Ловушка захлопнулась еще там, в коридоре.
- Все эти столетия мой народ боролся с волей богов. И мы перехитрили их, и я тому доказательство. Разве моя идеально гладкая кожа покрыта язвами? Разве руки мои и ноги изувечены вывороченными суставами? Или, может, у братца моего в паху фасолевый стручок болтается? Только цена за такую метаморфозу высока, и мы платим ее. Так приказывает наша мать Шараяна. А Раш ослушался, выбрал никчемную жизнь.
- Никчемную? - непонимающе переспросила Хани.
- Его тело достаточно крепкое, пусть и с изъяном, - пожала плечами румийка. Она прошла до сундука, где хранила вещи, отбросила крышку и выудила из его недр узкий кожаный сверток, перехваченный лентой. Пилигримка сунула его за пояс, поправила голенище сапога, и снова повернулась к собеседнице. - Если бы вышло изучить его строение, и вычленить причину дефекта, мы бы избавились от еще одной бреши в наших генах. Это укрепило бы не только нашу семью, но и всех румийцев.
Хани хотелось спросить, что такое "гены", но она не решилась. Может, если боги даруют благосклонность, у нее будет шанс обо всем расспросить Раша.
- Но я помогу тебе, - закончила пилигримка. - Не рада моего бесхребетного братца, а потому что ты стоишь тут и трясешься от страха, но не пытаешься бежать, хоть мысли о побеге у тебя на самом лбу проступили. Я отпущу его, а остальное - не моя забота.
- Спасибо, - поблагодарила девушка. После всего, что наговорила румийка, Хани потеряла надежду получить от нее помощь, и, когда опасение не подтвердились, с охотой простила пилигримке издевки. Достаточная плата за свободу чужестранца, рассудила девушка.
- А теперь проваливай. - Румийка указала на дверь. - А то передумаю, и погляжу, как устроены северные девки изнутри.
Хани не стала испытывать ее терпение, и бросилась к выходу. Но у самого порога остановилась, вспомнив слово, которым ее называл чужестранец. Теперь-то знала, из какого языка оно взято.
- Камаллея - что это? - Она старалась как моно вернее передать произношение, но румийка все равно расхохоталась, словно услыхала несусветную глупость.
- Kama'lleya, - поправила она, справившись с хохотом. Пилигримка не походила на человека, которому сказали, что открылась самая страшная его тайна, и скоро за ним начнут охоту все добропорядочные граждане Эзершата. Будто в ней вовсе не было страха. - Это означает "снежный цветок". Где ты услыхала это слов? Неужто, братец мой так тебя величать стал, а?
Хани выскочила за порог, не ответив.
Она не сказала Рашу, что понимает значение слова, которым он продолжал ее называть.
На четвертый день пути они выехали к стенам небольшого города. Ветер здесь пах морем, и иногда Хани казалось, что она слышит шум волн. Но единственная вода, что попалась им в пути, была в доживающей свой век речке, густо заросшей камышом.
Над городскими воротами грубой ковки, реял красный с синим стяг, украшенный по центру подковой.
- Это дасирийский город? - осторожно спросил Хани. Раш говорил, то путь их будет долгим, и появление неизвестного города настораживало. Впрочем, она не знала здешних земель вовсе, как и нравов их обитателей.
- Нам до границ Дасирийской империи ехать еще дней десять, если погода будет ласковой. Здесь вольные земли, и живут в них вольные народы, которые сами себе хозяева. По крайней мере, до той поры, пока кто-то посильнее не станет свой лад заводить поблизости.
- И нет над ними правителя? - Хани привыкла думать, что над каждым поселением должен быть господин, который станет защищать, если придет беда.
- Ну почему, обязательно есть тот, кто всеми верховодит. Только город сам по себе - что посеяли-собрали, сковали или выткали - то и есть. С одного боку, никто не указывает, когда в отхожее место ходить, а с другого, случись что - никто не вступится. В таких городах правители раз в год меняются, если не чаще. Заехать нужно, поглядеть, что да как. Если повезет, прицепимся к какому-то каравану.
"Или здесь останемся", - подумала Хани. Она не хотела ехать в Дасирию. Зачем идти в руки тем, кто теперь, должно быть, считает и обоих приспешниками Шараяны? Дасирийская земля огромна - так говорил Раш, и она верила румийцу, но спокойнее не становилось все равно. А станут ли их искать здесь, в небольшом городке, потерянном среди стародавних древ?
Стражники на стенах, одетые в вареную кожу и обитые железными заклепками жилеты, подвязанные поясами, высунулись из-за каменных выступов, и велели придержать лошадей. Один из них поинтересовался, кто такие.
- Беженцы мы, - выкрикнул Раш. - Слыхали, что в Северных землях приключилось?
- Слыхали, - сказал второй, тут же спустил портки и помочился прямо со стены. - Только не больно ты на северянина похож, тощий, что черен от мотыги. И говоришь не по-ихнему.
Хани скинула капюшон, не дожидаясь, пока ее попросит Раш. Она по старой привычке продолжала плести косы - Раш уверил ее, что за пределами Артумских земель, мало кто понимает истинное их значение, а, значит, и расспрашивать лишнего не станут.
- Я северянка, - сказала на своей речи, и, когда стражники переглянулись, повторила на общем. Впрочем, северное наречие и так выдавало ее с головой.
