Кэтрин Ласки - Ханна
Выйдя из лавки, девочки минут через десять свернули на тенистую лесную тропу, которая вилась среди сосен и бальзаминов. Она была усыпана толстым слоем сосновых иголок, в котором тонули звуки шагов. Даже звонкие девичьи голоса тут становились тише. Потом тропа расширилась и превратилась в дорогу, покрытую осколками серых ракушек, фиолетовых створок мидий и розовато-оранжевых омаровых панцирей. Внезапно впереди вырос огромный серый гранитный особняк. Стоял он на самом зелёном лугу, какой только доводилось видеть Ханне.
— Это коттедж? — воскликнула она. — Какой же это коттедж? В жизни не видела такого громадного дома!
— Я знаю, — кивнула Сюзи. — Но все богатые почему-то зовут свои здешние дома коттеджами. Не знаю, с какой стати. Может, думают, что так они станут ближе к местным.
— Это как же, интересно? — спросила Ханна, чуть ли не смеясь в голос.
Девочки пересекли роскошный луг и направились к дому. Вокруг особняка суетились десятки слуг. Одни ходили с тачками и чем-то посыпали клумбы, другие убирали граблями лужайку, третьи подстригали живые изгороди. Когда девочки подошли к парадному входу, им навстречу выбежали две горничных.
— Дейз! Сюзи! — закричали они.
— Мы же не пойдём через парадный вход? — удивилась Ханна.
— Почему ж, пойдём. Хоули ещё целую неделю не будет, так что до тех пор можем ходить где вздумается.
Но Ханна уже не слушала. Она только что увидела море. Девочка бросилась бежать через луг к воде, потом замерла. Она и мечтать о таком не смела. К берегу спускался зелёная лужайка, и вода начиналась меньше чем в пятистах футах от парадного входа. Там была уютная бухточка, выходящая на залив, из неё открывался вид на маяк Эгг-Рок и другие острова. А за ними простиралось море, бескрайнее море на тысячи миль вокруг.
* * *Следующие семь дней были счастливейшими в жизни Ханны. Комната, в которую поселили её, Сюзи и Дейз, находилась на чердаке, под самой крышей. Кровать Ханны стояла в узкой нише с круглым окошком, в которое было видно кусочек моря, две тёмных ели и большой камень лавандового цвета, возвышавшийся у самой воды. Больше ей ничего и не нужно было. Когда бы Ханна ни смотрела в окно, она могла наблюдать за беспрестанно меняющимся морем. Всю ночь она слышала плеск волн, бьющихся о дальние скалы, и представляла себе пенистые гребни, которых из окна не было видно.
Днём Ханна прилежно трудилась вместе с Дейз, Сюзи и ещё полудюжиной местных девушек, готовя дом к приезду Хоули. А по вечерам спускалась к лавандовому камню и часами сидела на нём.
Несколько раз был плотный туман, «густой, что болото», как заявил отец Дейз, по обычаю заглядывавший на кухню в шесть утра выпить кофе.
Однажды вечером, за несколько дней до приезда господ, все слуги отправились в деревню на танцы, которые устраивали в доме собраний при церкви. При церкви «местных» — «отдыхающие» ходили в другую, побогаче. Ханне совсем не хотелось на танцы, и она решила, что куда охотней останется в Глэдроке и, может быть, сходит на свою собственную «скалу радости», как она прозвала про себя лавандовый камень, совсем маленький по сравнению с величавой гранитной грядой, в честь которой дом и назвали Глэдрок — Скала радости. Но сперва Ханне нужно было доделать работу: ей осталось подшить несколько летних платьев Этти и её купальный костюм, до крайности изумивший Ханну. Этти, похоже, единственная из всех Хоули отваживалась плавать в холодном море Мэна, и купаться ей разрешалось только под бдительным присмотром взрослых. Большинство «отдыхающих», особенно «коттеджные», купались в бассейне с морской водой при модном теннисном и плавательном клубе. Но не Этти.
Ханна удивлялась, как вообще можно плавать в таком наряде. Купальный костюм состоял из шерстяных брюк длиной до середины икры и шерстяной же куртки с ремешком. Под брюки надевались полосатые чулки и специальные купальные туфли на шнурках. Закончив подшивать брюки — их надо было удлинить на два дюйма, потому что Этти сильно подросла с прошлого лета, — Ханна собралась пойти в бухту, на свою скалу. Она спустилась по лестнице и вдруг заметила приоткрытую дверь в комнату, куда она ещё ни разу не заходила. Девочка мягко толкнула дверь и вошла.
— О! — тихо выдохнула она. У высокого окна стояла арфа, залитая лунным светом. Сейчас во всём доме не было ни души: ни слуг, ни господ, ни Яшмы. Арфа манила Ханну, как луна притягивает приливы. Девочка второй раз в жизни опустила инструмент на плечо. Арфа легла на место, и Ханна ощутила, как по её телу заструилась энергия. Ханна даже не вспомнила о женщине, которая играла в тот вечер, когда она впервые услышала музыку арфы. Пальцы Ханны сами собой опустились на струны как надо. То была ещё одна частица древнего неведомого мира, ещё один отрывок забытой мелодии, который вернулся к ней, когда она начала играть.
Нота за нотой поднимались в ночь и повисали в воздухе, как пузырьки, как серебристые капли лунного света. Вода это была или свет? Ханна играла правой рукой, потом попробовала взять эти же ноты левой, иначе расположив пальцы на струнах. Звуки получились более глубокие, тёмные, насыщенные, но когда девочка попробовала сочетать их с теми, что играла правой рукой, мелодия как будто наполнилась мягким светом.
Секунды превратились в минуты. Никто не мешал Ханне.
Игра на арфе давалась ей сама собой. Девочка не знала, как называются ноты, которые извлекали из струн её пальцы. Она не знала, что первые несколько минут играла гаммы: восходящие и нисходящие последовательности нот. Не знала, что разница между нотами, из-за которой колебания иногда усиливались, а иногда уменьшались, называется октавой. Просто чутье подсказывало Ханне, что делать, и у неё всё получалось.
Она сомневалась в том, что умеет играть, не больше, чем в том, что умеет дышать. Это нисколько не казалось необычным, напротив, это было естественно. Ханна снова почувствовала, как зреет разгадка тайны, как сама она приближается к некоей важной истине. Девочка играла допоздна, пока не услышала смех слуг, возвращающихся из деревни.
Ей ещё несколько раз удалось поиграть на арфе в другие дни. Тогда она ещё не знала, что потом будет вспоминать эту ночь как первую ночь своего перевоплощения.
17
«НЕ ХОТИТЕ ИЛИ НЕ МОЖЕТЕ?»
Через два дня прибыли Хоули. Ханне и остальным слугам теперь нельзя было ходить через парадную дверь и полагалось пользоваться чёрным ходом, а работы значительно прибавилось, но Ханну это нисколько не удручало. Пусть она не могла больше играть на арфе, но ведь у неё осталась её кроватка в уютной нише, откуда в круглое окошко видно кусочек моря.
