Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии
— Что ты имеешь в виду?
Тамарис вскочила и уставилась на свою сестру, забыв о своем испуге и растерянности.
— Не воображаешь ли ты, что, усыпив нескольких моих стражников и служанок, ты захватила трон Хаурана? Не забывай, что я королева Хаурана! Я предоставлю тебе почетное место как сестре, но…
Соломея презрительно рассмеялась.
— Как ты великодушна, дорогая, милая сестра! Но прежде чем ты захочешь поставить меня на мое место, не скажешь ли ты мне, чьи солдаты стоят лагерями за городскими стенами?
— Это шемитские наемники Константинуса, воеводы Котака.
— А что они делают в Хауране? — продолжала Соломея.
Тамарис чувствовала, что над ней насмехаются, но отвечала с достоинством.
— Константинус просил разрешения пройти вдоль границ Хаурана на своем пути в Туран.
— Не он ли просил твоей руки сегодня? — спросила Соломея.
Тамарис бросила на нее подозрительный взгляд.
— Откуда ты знаешь это?
Ответом было презрительное пожатие плеч.
— Ты отказала ему, дорогая сестра?
— Конечно, отказала! — сердито воскликнула Тамарис. — Неужели ты, сама Асхаранская принцесса, полагаешь, что королева Хаурана ответит на такое предложение чем-нибудь, кроме отказа? Выйти замуж за авантюриста с окровавленными руками, за мужчину, изменившего собственному королевству и ставшему вожаком грабителей и наемных убийц! Я никогда не позволила бы ему привести своих синебородых бандитов в Хауран, но он фактически пленник в южной башне, охраняемый моими солдатами. Завтра я прикажу его войску покинуть королевство. Сам он останется пленником, пока они не пересекут границу. К тому же он предупрежден, что ответит за любое оскорбление, совершенное его людьми.
— Он заключен в южной башне? — спросила Соломея, хлопнула в ладоши и, повысив голос, с нотками злого веселья, позвала:
— Королева дает тебе аудиенцию, Фалькон Константинус!
Золоченая дверь открылась, и высокая фигура вошла в спальню.
Увидев ее, Тамарис возмущенно и гневно произнесла:
— Константинус? Ты посмел войти в мою спальню?
— Как видите, ваше величество!
Он наклонил свою ястребиноподобную голову в насмешливой покорности.
Константинус был высоким, широкоплечим мужчиной с узкой талией.
Его лицо, обожженное солнцем, было довольно красиво, глаза пронзительны и настороженны, твердость тонких губ не смягчалась черными усиками. На нем были сапоги из кордаванской кожи, штаны и камзол из простого темного шелка, потускневшего от дыма лагерей, и с пятнами оружейной ржавчины.
Он обвел взглядом королеву с таким бесстыдством, что ее передернуло от негодования.
— Клянусь Иштар, Тамарис, — сказал он мягко. — Я нахожу тебя более пленительной в ночной рубашке, чем в королевской одежде. В самом деле, что за славная ночь!
В темных глазах королевы появился страх.
Она была не глупа и знала, что Константинус никогда не осмелился бы на такое оскорбление, если бы не был уверен в своих силах.
— Ты сошел с ума! — сказала она. — Если я нахожусь в твоей власти в этой спальне, то ты в такой же власти моих подданных, которые разорвут тебя на куски, если ты коснешься меня. Убирайся сейчас же, если хочешь жить!
Соломея сделала нетерпеливый жест.
— Достаточно этого фарса. Послушайте, дорогая сестра, это я привела Константинуса сюда. Когда я решила захватить власть в Хауране, я стала искать себе помощь и выбрала Фалькона из-за того, что у него полностью отсутствуют такие черты, которые глупые люди называют хорошими.
— Я польщен, принцесса, — пробормотал Константинус иронически, с подчеркнутым поклоном.
— Я послала его в Хауран, и, когда его люди расположились лагерем снаружи города, а он был во дворце, я вошла в город через маленькие ворота в восточной стене. Глупцы, сторожившие их, подумали, что это ты возвращаешься из какой-то ночной поездки…
Щеки Тамарис вспыхнули. Соломея жестко улыбнулась и продолжила:
— Они, конечно, были удивлены и смущены, но впустили без всяких вопросов. Я вошла во дворец и отослала в казармы удивленную стражу. То же я сделала и с воинами, охранявшими Константинуса в южной башне. Затем я вошла сюда, усыпив твоих служанок.
Пальцы Тамарис сжались, и она побледнела.
— Ну, что дальше? — спросила она дрожащим голосом.
— Слушай!
Соломея наклонила голову. Через оконный переплет донесся звук маршировавших людей с оружием, грубые крики на чужом языке, перемешивавшиеся с криками хауранцев.
— Люди проснулись, и в них растет страх, — иронически сказал Константинус. — Ты лучше иди и приободри их, Соломея.
— Называй меня Тамарис, — ответила Соломея. — Мы должны привыкнуть к этому.
Что ты сделала? — закричала Тамарис. — Что ты сделала?
— Я отдала приказ солдатам у ворот открыть их, — ответила Соломея. — Они были удивлены, но подчинились. Ты слышишь, как армия Фалькона марширует по городу.
— Ты — дьявол! — воскликнула Тамарис. — Ты предала моих людей в моем обличье! Ты сделала меня в их глазах предательницей! О, я должна пойти к ним…
С жестоким смехом Соломея оттолкнула Тамарис в глубь спальни. Королева была беспомощна против грубой силы.
— Ты знаешь, как добраться до подземной темницы во дворце, Константинус? — спросила колдунья. — Хорошо. Бери эту гордячку и запри ее в самой крепкой камере. Тюремщики все спят. Пошли людей перерезать им глотки, прежде чем они проснутся. Никто не должен знать, что случилось. С этого времени я — Тамарис, а Тамарис — безымянный пленник в темнице.
Константинус улыбнулся, и его сильные белые зубы сверкнули под тонкими усами.
— Очень хорошо, но ты не откажешь мне в небольшом развлечении сначала?
— Хорошо! Укрощай эту девчонку, как знаешь.
Со злобным смехом Соломея швырнула сестру в руки Фалькона и вышла.
Та забыла о людях, маршировавших на улицах, забыла об оскорблении своего королевского сана перед лицом угрозы своей женской чести.
Только ужас и стыд испытывала королева Хаурана, когда сильные руки Константинуса сжали ее гибкое тело.
Соломея, торопясь вдоль коридора, злобно улыбнулась, когда крик отчаяния вырвался из королевской спальни.
Глава 2
Дерево жизни
Штаны и рубаха молодого солдата были испачканы кровью, мокры от пота и серы от пыли. Кровь сочилась из глубокой царапины на его бедре, из порезов на груди и плечах. Капли пота блестели на мертвенно бледном лице, пальцы вцепились в обшивку дивана, на котором он лежал.
