Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл
Я даже не была уверена, что он все еще стоит рядом, как вдруг услышала его тихий голос.
— Я тебя тоже. Будь осторожна, Ланен, Маранова дочерь. Бури смертельно опасны, а драконы и в самом деле существуют, что бы там ни говорили; и никто из побывавших в этом проклятом месте не возвращался назад таким, каким был раньше, если возвращался вообще. Мой дед рассказывал об одном из своих предков, который разбогател, привезя с собой листву лансиповых деревьев, и из-за этого я потерял отца и брата: оба сгинули вместе с проклятым кораблем. Поглотили ли их бури или пожрали драконы, я не знаю, да и не хочу знать; но я ненавижу этот остров и проклинаю каждый корабль, отправляющийся туда.
Я услышала, как дверь его крошечной каюты, находившейся на корме, тихонько затворилась. Горечь слов Джосса жгла мне сердце. Мне был знаком этот бессильный гнев (я и сама часто испытывала подобное), но сейчас я ничего не могла бы поделать, разве что вверить его гнев Владычице. Это было разумнее всего: ведь в облике веселой Девы вод она все узнает и постарается облегчить скорбь своего брата, которого несла сейчас на своих волнах.
Мое же сердце переполняли другие его слова. «Драконы и в самом деле существуют, что бы там ни говорили . От этих слов душа моя пела, и я едва могла дышать. Они существуют — повторяла я про себя вновь и вновь, а река стремительно несла баркас к Корли. — Наконец—то я отправлюсь к острову драконов, они в самом деле существуют !»
В ту ночь я уснула, лелея в сердце надежду увидеть их.
Едва рассвело, начал накрапывать дождь, который то прекращался, то снова начинался — и так все утро. Наше прибытие в Корли было приветствовано ливнем. Ветра и дождя нам с лихвой хватало, чтобы за полчаса почувствовать себя на нашем речном суденышке чрезвычайно неуютно. Все прочие попутчики жались друг к другу под прикрытием парусинового навеса. Юношей мутило, да и старшие их сотоварищи были уже недалеки от этого.
Как-то неловко в этом признаваться, но мне, насколько припоминаю, было хорошо. Я стояла на палубе и держалась за леер, запахувшись в свой плащ и набросив сверху кусок просаленной парусины, вдыхая запах Корли вместе с брызгами дождя, — и неслась по бурным волнам, словно на скачущей галопом лошади. Уже несколько дней подряд мимо нас то и дело проплывали многочисленные деревушки, встречавшиеся все чаще и чаще; последние же полчаса жилища по берегам реки тянулись уже непрерывно. Вот мы миновали кучку небольших лодочек — и наконец на гребне своих волн Кай вынесла нас в корлийскую гавань.
Едва взглянув, я изумленно ахнула и в полном потрясении отвела взгляд.
Потому что прямо передо мной расстилалась необъятная водная гладь.
Я высмеяла сама себя, стараясь обрести некое подобие смелости, и вновь повернулась лицом к морю, дабы увидеть, что же меня ждет.
Вода. Повсюду, куда ни кинь взор, — вода. Справа и слева от себя я видела небольшие выступы суши, но прямо передо мной вода, казалось, простиралась до бесконечности. Отпрянув от леера, я вся съежилась. Я была вогнана в трепет. Мне захотелось спрятаться в трюм перед лицом этой необъятности: она казалась живой, словно под темными водами скрывалось некое громадное существо, дыхание которого было под стать его таинственной сущности, — это просто невозможно передать словами.
Я твердо уверена, что заставить себя вновь посмотреть на море — а это был всего лишь узкий залив корлийской гавани — явилось для меня самым тяжелым испытанием из всех, которым я прежде подвергалась. Все истории, в которых хоть как-то упоминается мое имя, — правдивые или вымышленные — совершенно умалчивают о том, что, когда я впервые узрела море, один лишь вид его мигом обратил меня в перепуганное, дрожащее и жалкое существо: сжавшись и ища защиты за леером маленького речного суденышка, я в ужасе отводила взгляд от этой глубокой, необъятной и неведомой мне доселе бесконечности.
С глухим стуком мы пристали к небольшому причалу, подобному двадцати таким же причалам вокруг. Все еще шел дождь.
Джосс нагнулся и прокричал остальным, сидевшим в трюме под палубой, что мы прибыли. Пятеро моих спутников выбрались из трюма под дождь и выглядели недовольными. Брюзжа, собирали они свои вещи и, не переставая ворчать, покинули баркас, который был для нас домом в течение трех недель. Джосс сумел со всеми вежливо попрощаться.
Я подождала, пока все сойдут на берег, решив не спеша собрать и тщательно увязать свой нехитрый скарб. Я поднялась по ступенькам трапа, таща за собой узел, после чего, крякнув, взвалила его на плечо и подошла к Джоссу, стоявшему спиной ко мне.
Сделав для смелости глубокий вдох, я приблизилась к нему и положила ладонь ему на руку. Моросящий дождь шел почти бесшумно, словно давал мне слово, и я негромко произнесла:
— Джосс, я всю жизнь мечтала покинуть дом и пуститься странствовать, но прежде у меня не было такой возможности. Я очень тебе благодарна за то, что ты привез меня сюда, даже если ты и прав, горя, что я иду навстречу собственной гибели. Но нельзя взваливать на себя бремя ответственности за каждого, кто примыкает к листосборцам.
Он стряхнул мою руку, однако не повернулся.
— Я не похожа на твоих отца и брата, Джосс. Я не ищу богатства, которое сулят лансиповые деревья. Я намерена пообщаться с драконами, если только у меня получится, и узнать, отчего они не живут вместе с нами, и попробовать убедить их переменить свое мнение о людях.
— Ты взялась за дурацкую затею, Ланен, — сказал Джосс, обращаясь словно бы к морю.
— Стало быть, такая затея как раз по мне, — ответила я со смехом. — Хотя бы пожелай мне доброго пути.
— Ты сама выбираешь себе путь, добрый или дурной, и мои пожелания не имеют значения
Я вздохнула.
— Тогда прощай, Джосс Лодочник, — сказала я с грустью. — Да хранит тебя Владычица.
— И пусть же проведет она тебя по твоему пути, и в конце его пусть примет тебя спокойная гавань, Ланен Маранова дочерь, — ответил Джосс. Лицо его по-прежнему было обращено к морю, а на меня смотрела лишь мокрая от дождя спина. — Я не стану посылать проклятие этому кораблю, ибо он понесет тебя и твои мечты. Прощай же, Ланен, и пусть ветер и волны щадят тебя.
Я сошла на причал, удивляясь, насколько тяжелой кажется мне моя поклажа, и с изумлением обнаружив, что земля подо мною будто раскачивается из стороны в сторону, подобно воде. Я посмеялась сама над собой и, перекинув свою длинную мокрую косу через плечо, отправилась в самое сердце гавани. Позже я узнала, что среди мореходов когда они надолго расстаются друг с другом, не принято провожать товарища взглядом. Спустя годы он рассказал мне, что был готов умолять меня остаться, поскольку я была единственной, к кому он за долгие годы ощутил доверие, но он знал, что я влекома своей мечтой и не останусь ради случайно обретенного товарища. Я же, в полном неведении и с легким сердцем, едва ли не приплясывала, следуя вдоль пристани и ища глазами корабль листосборцев.
