Никос Зервас - Дети против волшебников
Однако по случайности — из-за того, что раненый подполковник потерял сознание, — «Чёрные осы» уже отмахали на юг добрых три четверти того расстояния, которое поначалу отделяло их от капитана Шевцова.
— Мы пролетели самый опасный участок пути — над Косово и Скопье, где сейчас полным-полно натовцев. Возвращаться назад глупо. По сути, нам остаётся взять покруче к востоку — и через триста километров мы встретимся с капитаном Шевцовым, — прохрипел Телегин. Ребята заметили, что ему всё труднее говорить: на верхней губе снова проступили мелкие бусинки пота.
— А как же Вы, товарищ подполковник? — обеспокоенно спросил Петя. — Вам же врач нужен…
— У Шевцова подлечусь, — Телегин махнул рукой. — Ну всё, братцы кадеты, надо срочно упархивать отсюда. Пока натовские вертолёты не появились…
Взлетели и потянулись на восток, к морю. Слава Богу, подполковник держался молодцом, больше сознания не терял. Иванушка убеждался в этом всякий раз, когда Телегин вдруг резко менял курс — видимо, для того, чтобы облететь очередной опасный район.
На рассвете запахло морем. Вскоре оно показалось вдали, словно край огромного зеркала. Царицын увидел красивую, очень большую чайку.
— Ещё один «ратный галеб!» — он обернулся, чтобы помахать Петруше рукой и показать ему птицу.
Петруши позади не было.
Глава 14.
Затерянный мир
Люби истинную славу, отличай любочестие от надменности и гордос ти. Приучайся сызмальства про щать погрешности других и никогда не прощай их самому себе.
А. В. Суворов. Из письма крестнику АлександруВот дурень… Он же без компаса… Пропадёт, и машина секретная невесть кому достанется…
Как проклятые, они с Телегиным кружили минут двадцать, ожидая, не покажется ли из утренней дымки чёрный тарахтящий «Ка-56».
Царицыну хотелось плакать. От жалости, что Петруша пропал теперь уж наверняка, потому что они не могут ждать его больше, чтобы самим не упасть в море с опустевшими бензобаками, и от злости, что толстый дурачок опять опозорился.
«Хорошо ещё, если погибнет, это хотя бы спасёт его от позора, — думал Царицын, борясь с настойчивым желанием расплакаться. — А что если он просто сидит где-то на бережку и ждёт, пока приедут полицейские, чтобы отвезти его на допрос, а „Чёрную осу“ — в лабораторию, к натовским экспертам?»
Царицын даже сплюнул с досады. Плевок полетел в Эгейское море. Он, Царицын, никогда бы не оказался в такой дурацкой ситуации. Никогда бы не подвёл товарищей. Нет, всё-таки неправильный этот Тихогромов. Ненастоящий был кадет.
Какая жалость, друзья мои, что наш герой был так огорчён потерей друга именно в те минуты, когда его маленький вертолёт летел над благословенной землёй Эллады — самой прекрасной и дивной страны под небесами! Ах, если бы северный мальчик Иван Царицын перестал плакать, он бы не мог не подивиться удивительной, вечной красоте величественных гор, возвышенных и дивных, как древние боги Олимпа, а также широких и щедрых долин, где испокон веку — ещё в те времена, когда дикие Ванины предки грелись в пещерах гиперборейской Скифии, — уже плодоносили искусства и ремесла… Он бы внял звону хрустальных источников, наполненных живым блеском резвящейся форели, стыдливому шелесту оливковых рощ, где и поныне, кажется, звучит эхо вакхических песен… Ах, если бы этот суровый северный юноша, воспитанный среди медведей и полярных оленей, мог прикоснуться к тёплому камню церквушек, попробовать парного молока, пахнущего горным разнотравьем, отведать удивительного заоблачного мёда — я уверен, он был бы покорён гипнотической, эльфийской красотой моей Родины.
Бледно-розовое утреннее солнце уже совершенно вынырнуло из упругих шелков Эгейского моря, и ночную прохладу растерзал, развеял сухой азиатский ветер, когда два крошечных упорных вертолётика перестали кружить на одном месте — и уныло потащились дальше, на юго-восток. Вскоре вконец измученные подполковник Телегин и кадет Царицын увидели впереди нечто вроде гористого острова — продолговатый, заросший лесом хребет, завершавшийся на южной оконечности внушительной вершиной, склоны которой обрывались в море.
Передовая «оса» Телегина начала снижение. Они ещё довольно долго летели над горами, скрывавшими в зелёных расщелинах россыпи беленьких хижин. Часто попадались и храмы — как правило, красного цвета, не очень похожие на русские церквушки, но тоже с крестами.
Наконец подполковник высмотрел удобное место для посадки. На пологом, возвышенном склоне оврага в кругу высоченных и строгих кипарисов виднелся ослепительно-белый домик с округлой крышей. А чуть пониже, на противоположном берегу бурливого потока, — довольно просторное поле, где паслось несколько непривязанных маленьких лошадок. Всё поле было в утреннем тумане. Казалось, лошадки стояли по колено в молочном озере. Ни одного человека не виднелось ни возле лошадок, ни на тропинке, ведущей к белоснежному домику. Это обстоятельство, думается, особенно порадовало подполковника Телегина.
Вертолётики вмиг разогнали винтами туман и — попрыгав по мягкой траве — затихли. «Ратный галеб» Царицын соскочил с воздушного мотоцикла — и бросился к Телегину. Тот уже слабо махал рукой.
— Слышь, брат Царицын, сознание слабеет. Могу отключиться. Надо передохнуть…
— Прикажете устроить лагерь, товарищ подполковник? — переспросил Ваня, но Телегин уже не слышал.
— А ты, Тихогромов, где шлялся? Ну-ка быстро в лес и наруби дров. Вопросы есть? — утопающим голосом сказал Телегин.
Иванушка понял, что дело плохо. Подполковник начал бредить, его лицо от скользкого пота казалось лакированным, застывшим. Повязка на спине и бедрах была черна от крови. Жгут на бедре сполз до колена, кровавая лужица скопилась на сиденье.
— Я мигом, товарищ подполковник!..
Ваня опрометью бросился в сторону белого домика. Перепуганному кадету почему-то показалось в ту минуту, что это сельская больница… Может быть, потому, что домик был чистенький, белый и приветливый на вид.
Рискуя свернуть шею, Царицын скатился по довольно крутому склону, плюхнулся в ледяной поток. Стиснув кулаки и часто дыша от холода, по скользким камням, по колено в ревущей пене перебрался на другой берег.
Вон и белый домик показался! Чуть не врезавшись в заборчик из ржавой сетки, натянутый среди деревьев, Ваня хотел было привычно, по-суворовски, преодолеть это препятствие — но приметил сбоку скамеечку, поленицу дров и рядом косую калитку. Задыхаясь, ухватил железное кольцо и заколотил по металлической пластине.
Деревянная дверь в домике отворилась мгновенно — будто стоявший за ней бородач в сером долгополом халате только и ждал, когда же Ваня наконец постучит. «Высокий, длиннорукий и страшно похож на рыцаря», — успел подумать Ваня.
