Майкл Салливан - Персепливкис
— Отдыхайте, сколько пожелаете, — сказал им Айерс. — Если захочется, спускайтесь вниз погреться у камина. Я открою бочку с моим лучшим пивом и бутылки с самыми сладкими винами. Если решите поспать, я пошлю Джимми, чтобы он вас разбудил, когда ужин будет готов. И еще должен сказать, для нас большая честь, что вы у нас остановились.
Последние слова он произнес, глядя на Аристу. Она услышала, как вздохнул Алрик.
Уайатт улегся на одну из кроватей и вытянул уставшие ноги. Эльден уселся на кровать напротив него и опустил огромную голову на руки, при этом локти ему пришлось упереть в колени. Кровать прогнулась под его весом, и Уайатт видел, что веревочная сетка едва выдерживает такую тяжесть. Эльден перехватил взгляд Уайатта и посмотрел на него печальными невинными глазами. Как и Элли, Эльден ему доверял. Уайатт ободряюще улыбнулся великану.
— Стой! Не трогай! — закричал Мовин, и все, кто был в комнате, повернулись в его сторону.
Граф вешал свой плащ на крючок, рядом с другой сырой одеждой. Он бросил свирепый взгляд на Магнуса, протянувшего руку к мечу Пикерингов, который висел в ножнах над кроватью.
Магнус приподнял кустистую бровь и нахмурился.
— Что с этими людьми? И почему вы нас называете скрягами? Неужели ты думаешь, что я засуну твой меч под рубашку и сбегу с ним? Он такого же размера, как и я.
— Мне все равно. Не трогай мой клинок.
— Это превосходное оружие, — сказал гном, убирая руку, но продолжая смотреть на меч. — Где ты его добыл?
— Он принадлежал моему отцу.
Мовин подошел к кровати и взял меч.
— А как он попал к твоему отцу?
— Это семейная реликвия, которая передается от отца к сыну.
Мовин бережно держал меч, словно он был раненой ласточкой, едва избежавшей гибели от рук гнома. Прежде Уайатт не обращал внимания на оружие, но теперь оценил его красоту. Меч с безупречными обводами был прекрасен в своей простоте, ярко сияла его украшенная почти незаметным, тончайшим узором металлическая рукоять.
— Но как его получила твоя семья? Лишь немногим дано владеть таким клинком.
— Полагаю, его сделал один из моих предков или заплатил за его изготовление.
Гном презрительно фыркнул:
— Нет, это оружие выковано не в обычной кузнице, где качает меха какой-нибудь ублюдок. Твой клинок родился в настоящем огне при свете новой луны. Людям столетиями не доводилось прикасаться к таким мечам.
— Людям? Ты хочешь сказать, что это оружие выковали гномы?
И вновь Магнус презрительно фыркнул:
— Ба! Гномы тут ни при чем. Это работа эльфов, одна из лучших, или я никогда не носил бороды.
Мовин с сомнением посмотрел на него.
— А он поет, когда рассекает воздух? — спросил Магнус. — Ловит отраженный свет и прячет его в клинке? И никогда не тупится, даже если использовать его как кирку или топор? Разрезает сталь? Рассекает другие клинки?
Гном прочитал ответ на лице Мовина. Граф медленно обнажил меч, и он засиял в свете лампы.
— О да, это эльфийский клинок, сделанный из камня и металла, выкованный в огне мира, закаленный чистой водой Первородными, Детьми Феррола. Лишь однажды я видел клинок лучше.
Мовин убрал оружие в ножны и нахмурился:
— Не вздумай его трогать, понял?
Уайатт слышал, как гном, бурча себе под нос что-то про отстриженную бороду, подошел к кровати, расположенной в дальнем конце комнаты, лег на нее и затих. Мовин так и остался стоять с устремленным вдаль взглядом, стискивая рукоять меча.
Уайатт ничего не знал об этих людях, кроме одного, что Мовин является графом Меленгара и близким другом короля Алрика. Еще он слышал, что Мовин хороший фехтовальщик. Несколько лет назад во время схватки на мечах погиб его младший брат, а недавно эльфы убили их отца. Уайатту он казался достойным человеком. Мрачноватым, но это не имело значения. Тем не менее он был дворянином, а Уайатт редко имел дело с аристократами, поэтому решил помалкивать и соблюдать осторожность.
Он внимательно следил за гномом, размышляя о том, что имела в виду императрица под словом «недоразумения»? «И почему я вечно попадаю в такие ситуации? — подумалось ему. — Бедняга Эльден».
Уайатт понятия не имел, что великан думает о происходящем.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он того.
Эльден неопределенно пожал плечами.
— Хочешь поесть внизу или попросить, чтобы тебе принесли сюда?
Эльден вновь пожал плечами.
— Он вообще говорит когда-нибудь? — спросил Мовин.
— Когда хочет, тогда говорит, — ответил Уайатт.
— Вы моряки?
Уайатт кивнул.
— Меня зовут Мовин Пикеринг, — сказал он, протягивая руку.
Уайатт ее пожал.
— Уайатт Деминталь, а это Эльден.
Граф окинул Эльдена взглядом:
— А что он делает на корабле?
— Я бы сказал, что хочет, то и делает, — буркнул Магнус.
Все расплылись в улыбках, в том числе и гном, который явно не собирался шутить.
— Откуда ты взялся? Тебя ведь зовут Магнус? — спросил Уайатт. — А что слышно о стране гномов? Она еще существует?
Гном стер улыбку со своего лица.
— Теперь уже нет, — ответил он, и, судя по виду, ему не хотелось говорить на эту тему, однако Уайатт не спускал с него требовательного взгляда, а Мовин с Эльденом последовали его примеру. — Она находилась на севере, в горах Трента.
— И как вам там жилось? Надеюсь, неплохо?
— Это были гиблые, тесные и грязные трущобы, как и все места, где дозволено жить гномам. Теперь вы довольны?
Уайатт пожалел, что начал задавать вопросы. Всем стало неловко, повисла тишина, которую прервал стук в дверь, и кто-то крикнул:
— Ужин готов!
Когда в дверь постучали, первыми вскочили на ноги Адриан и Майрон. Ройс, сидевший на деревянном стуле возле окна, даже не пошевелился. Повернувшись спиной к соседям по комнате, он продолжал смотреть в темноту. Возможно, его эльфийские глаза что-то различали в царившем за стеклом мраке. Возможно, он наблюдал за идущими куда-то людьми, или за окнами лавок на противоположной стороне улицы, но Адриан сомневался, что сам факт существования окна имел для Ройса хоть какое-то значение.
С тех пор как они покинули Аквесту, Ройс не произнес ни слова. Если от него требовался ответ, он кивал или отрицательно качал головой. Ройс всегда сохранял спокойствие, однако такое поведение было необычным даже для него. Но еще больше Адриана тревожило не молчание, а выражение глаз Ройса.
Обычно он постоянно отслеживал в дороге опасность, наблюдая и за кронами деревьев, и за горизонтом, но только не сегодня. Они девять часов провели в седле, и Ройс ни разу не поднял взгляда. Адриан никак не мог понять, куда он смотрит, на седло или на землю. Можно было подумать, что Ройс спит, если бы он теребил не переставая поводья, наматывая их на руку с такой силой, что Адриану казалось, будто кожа под ними кричит от боли.
