Джон Толкиен - Две башни
— Вымысел людей Рохана! — воскликнул Леголас. — Нет, каждый эльф в диких землях поет песни о древних онодрим и их долгом горе. Но даже среди нас они только воспоминание. Если бы я встретил одного из них, идущего по земле, тогда бы я действительно почувствовал себя молодым. Но Древобрад — это перевод имени Фэнгорн на общий язык. Вы говорите о нем, как о личности. Кто такой Древобрад?
— Ах! Только теперь вы спрашиваете слишком много, — сказал Гэндальф. — То немногое, что я о нем знаю, составило бы такой длинный неторопливый рассказ, на который у нас теперь нет времени. Древобрад — это Фэнгорн, страж леса; он старейший из энтов, старейшее живое существо, которое еще ходит под солнцем по Средиземью. И я надеюсь, Леголас, что вы встретитесь с ним. Мерри и Пиппину повезло: они встретили его здесь, на том самом месте, где мы сидим. Он пришел сюда два дня назад и отнес их в свое жилище, далеко к подножью гор. Он часто приходит сюда, особенно когда испытывает беспокойство, когда слухи из внешнего мира тревожат его. Я видел четыре дня назад, как он шел меж деревьев и, я думаю, он заметил меня, потому что он остановился; но я не заговорил с ним, так как был занят своими мыслями и устал от борьбы с Глазом Мордора; а он тоже не заговорил и не назвал меня по имени.
— Может, он тоже решил, что вы Саруман, — сказал Гимли. — Но вы говорите о нем, как о друге. Я думал, Фэнгорн опасен.
— Опасен! — воскликнул Гэндальф. — И я опасен, очень опасен, более опасен, чем любой встреченный вами; большая опасность для вас — только явиться живыми перед троном Повелителя Тьмы. И Арагорн опасен, и Леголас. И ты полон опасности, Гимли, сын Глоина; ты опасен по-своему. Конечно, лес Фэнгорна опасен — опасен для тех, кто приходит в него с топором. И сам Фэнгорн тоже опасен, но тем не менее мудр и добр. Но теперь его медленный гнев выплеснулся наружу, и весь лес полон им. Приход сюда хоббитов и новости, принесенные ими, подстегнули его; гнев Фэнгорна разлился, как наводнение, но его поток направлен против Сарумана и топоров Изенгарда. Происходит то, что не происходило с самых древних дней; энты проснулись и поняли, что они сильны.
— Что же они будут делать? — в изумлении спросил Леголас.
— Не знаю, — ответил Гэндальф. — Думаю, что они и сами не знают этого.
Он замолчал, склонив в задумчивости голову.
Остальные смотрели на него. Пятно солнечного света сквозь бегущие облака упало на его руки, которые лежали сложенными на коленях, они казались наполненными светом, как чашка водой. Наконец он поднял голову и взглянул на солнце.
— Утро подошло к концу, — сказал он. — Мы скоро должны идти.
— Мы увидимся со своими друзьями и с Древобрадом? — спросил Арагорн.
— Нет, — ответил Гэндальф. — Но эта дорога предстоит нам. Я говорил слова надежды. Но только надежды. Надежда — еще не победа. Война надвигается на нас и на наших друзей, война, в которой лишь использование Кольца может дать нам уверенность в победе. Я полон печалью и страхом: многое будет уничтожено и многое потеряно.
Я Гэндальф, Гэндальф Белый, но Черный может оказаться сильнее.
Он встал и посмотрел на восток, защитив глаза, как будто видел вдали то, что никто из них не должен был видеть. Потом покачал головой.
— Нет, — сказал он мягко, — оно ушло за пределы нашей досягаемости. Будем довольны по крайней мере этим. Нас больше не будет искушать стремление использовать Кольцо. Нас ждут многие опасности, но самая смертоносная опасность нас миновала. — Он повернулся. — Идем Арагорн, сын Арахорна! Не сожалейте о своем выборе в долине Эмин-Муил, не считайте преследование бесполезным. Вы, вопреки сомнениям, выбрали тропу, которая кажется правильной: выбор был сделан, и он вознагражден. Потому что мы встретились вовремя, иначе могли бы встретиться слишком поздно. Но поиск ваших товарищей завершен. Вы должны идти в Эдорас и искать Теодена в его зале. Блеск Андрила должен появиться в битве, которую уже недолго ждать. В Рохане идет война, и Теодену приходится плохо.
— Значит, мы больше не увидим веселых молодых хоббитов? — спросил Леголас.
— Я не говорил этого, — ответил Гэндальф. — Кто знает? Имейте терпение. Идите туда, куда вы должны идти, и надейтесь! В Эдорас! Я тоже иду туда.
— Это долгий путь для человека, идущего пешком, и молодого и старого, — заметил Арагорн. — Боюсь битва давно уже кончится, когда я приду туда.
— Посмотрим, посмотрим, — сказал Гэндальф. — Вы пойдете со мной?
— Да, мы пойдем вместе, — ответил Арагорн. — Но я не сомневаюсь, что вы явитесь туда раньше нас, если захотите.
Он встал и посмотрел на Гэндальфа. Остальные молча следили, как они молча смотрят друг на друга. Серая фигура человека Арагорна, сына Арахорна, была высока и крепка, как камень, рука его лежала на рукояти меча; он выглядел как король, приведший из туманного моря своих подданных. Перед ним стояла фигура старика, белая, как озаренная внутренним светом, согнутая под грузом лет. Однако обладающая властью, сильнее могущества короля.
— Разве я не сказал правду, Гэндальф, — спросил Арагорн, — что вы можете прийти туда, куда захотите, быстрее меня? И я опять говорю: вы наш предводитель и наше знамя. Повелитель Тьмы имеет девять слуг, но у нас есть один, сильнее этих Девяти — белый всадник. Он прошел через огонь и пропасть, и они должны бояться его. И мы пойдем туда, куда он поведет нас.
— Да, мы все пойдем за вами, — согласился Леголас. — Но вначале мне очень хочется услышать, Гэндальф, что произошло с вами? Расскажите своим друзьям, как вы спаслись.
— Я и так задержался надолго, — ответил Гэндальф. — Времени мало. Но даже если бы я затратил целый год, я не рассказал бы вам всего.
— Тогда расскажите, что хотите и что позволяет вам время, — сказал Гимли. — Давайте, Гэндальф, расскажите, как вы боролись с Балрогом!
— Не упоминайте его имени! — сказал Гэндальф, и на мгновение лицо его исказилось от боли; он сидел молча и выглядел старым, как смерть.
— Долго я падал, — медленно сказал он наконец, как будто воспоминания давались ему с трудом. — Долго я падал, и он падал со мной. Его огонь был вокруг меня. Я был обожжен. Потом мы упали в глубокую воду и все вокруг покрыл мрак. Вода была холодна, как прикосновение смерти, она почти заморозила мое сердце.
— Глубока пропасть, перекрытая мостом Дьюрина, и никто не измерял ее, — прибавил Гимли.
— Но у нее есть дно, за пределами света, — сказал Гэндальф. — Туда я упал наконец, к самому основанию камня. Он все еще был со мной. Огонь его погас, и он превратился в покрытое слизью существо, более сильное чем удав.
Мы боролись глубоко под землей, где не знают хода времени. Вновь и вновь рубил я его, пока наконец он не скрылся в темном туннеле. И эти туннели не были сделаны народом Дьюрина, Гимли, сын Глоина. Глубоко, глубоко — глубже самых глубоких шахт гномов, земля кишит безымянными существами. Даже Саурон не знает их. Они старше его. Я бродил там, но не буду говорить об этом, чтобы не омрачать сияние дня. В этом отчаянии моей единственной надеждой был мой противник, и я преследовал его, идя за ним по пятам. Он и привел меня снова к тайным ходам Казад-Дума: слишком хорошо знал он их. Мы поднимались вверх, пока не достигли основания бесконечной лестницы.
