Сурен Цормудян - Второго шанса не будет
Рейнджеры своими криками и угрозами применения оружия заставили их спешиться и бросить оружие. Повалили на снег и связали. Тот, кто следил за ними, видимо поведал своим, что русские дали бой стражам и из-за этого погибли трое американцев. Собственно то, что нужно было Линчу. Иначе, отчего этим рейнджерам Хоуп Сити быть сейчас такими враждебными?
– Филиппу помогите! Ему медик нужен! – орал Варяг, которого сдерживали пять человек.
Силу применили даже в отношении Лазара.
– Окажите помощь Филиппу! Ребят по-людски похороните! – продолжал кричать Яхонтов.
Николай отрешенно слушал его. Смиренно принял веревку на своих запястьях, связываемых за спиной. Он понимал, что сейчас сопротивляться нет смысла. Сейчас их убивать не станут. Это было бы слишком просто. А им ведь нужно шоу. Значит, его час еще не пробил. А когда пробьет, он покажет им это самое шоу.
* * *
И снова та же самая камера. Их снова грубо сюда затолкали. Чуть позже вволокли в камеру и Вячеслава, бросив его на нары. Сквернослов кряхтел и морщился, растирая больную ногу.
– Опять вместе, а это главное, – он улыбнулся сквозь гримасу боли. – Пусть даже и в клетке. Я слышал, что погиб кто-то из группы, что к стражам пошла. Я немного их болтовню стал понимать. Очень за вас боялся. Слава богу, вы в порядке.
– Н-да, надолго ли? – Хмыкнул Яхонтов.
– А что, – Славик хихикнул, – Небось, опять Колян все облажал, да?
Васнецов лишь бросил на него злой взгляд и подошел к решетчатой двери. Просунул руки через прутья и скрестил пальцы, задумчиво глядя на висящее, на клетке напротив грязное полотно. Интересно, тот хуманимал еще там?
За пределами тюремного блока слышался шум и крики. Что там происходило, трудно было вообразить. Что с тало с Лазаром, тоже непонятно. Его связали, как и их, но отвели в другое место. И самое главное, что теперь будет с ними?
– Чувствую, буча нехилая тут назревает, – Сказал Вячеслав, обращаясь к Яхонтову.
– Что ты имеешь в виду? – спросил тот.
– За мной пришли незадолго до вашего возвращения. Я так понял, что Рэймен запретил своим бойцам отдавать меня людям Линча. Там до стрельбы дошло. Они, люди Линча, подстрелили кого-то в подвале. Меня когда выволакивали из нашей конуры, я много крови видел на полу, и тело какое-то лежало. А до того пальбы была. Жутко было, они там детей всех перепугали, а те выли. Плакали. Кричали.
– Дети, – прошептал Николай, прислонившись лбом к решетке. – Дети… Дети… Дети… Опять никто о них не думает…
И вдруг он заметил, что на него через приоткрытый угол материи смотрит безумный жуткий глаз хуманимала. Дикарь отодвинул материю и украдкой смотрел на человека лежа на полу своей клетки.
Васнецов уселся на пол, чтобы быть примерно на одном уровне с ним и улыбнулся хуманималу.
– Привет.
Тот моргнул.
– У тебя есть имя?
Хуманимал снова непонимающе моргнул.
Конечно, он не поймет. Пусть это одичавшее существо и не воспринимается людьми как человек. Возможно, он человеком и не является. Но он американец в прошлом. И он не поймет русского языка. Но есть сила мысли. А разум человеческий вне рамок, границ и языковых барьеров, как и язык жестов, мимики и живых эмоций, если общаться не посредством речи, которая тысячелетиями не менялась, лишь обрастая новыми словами, а посредством универсального языка мирового разума… Хотя, откуда у этого существа разум?
Хуманимал медленно отодвинул рукой занавесь еще больше и теперь смотрел на Николая двумя глазами. Их взгляды встретились в одной точке, словно вне осязаемого пространства. В каком-то потустороннем мире. И Васнецов понял, что не ошибся…
* * *
– Джуниор, детка, ну хватит уже играть. Спать давно пора. – Мама потрепала его по русым волосам. Джуниор тем не менее продолжал жужжать губами и водить взад-вперед одной рукой большую игрушечную пожарную машину, а другой придерживая фигурку супермена Росомахи, заставлять ее прыгать вокруг машины. Обе игрушки подарили ему вчера в его шестой день рождения.
– Мам. А папа не придет сегодня? – спросил мальчик, не отрываясь от игры.
– Нет, детка. У него ночная смена. Он завтра придет. Давай спать.
– Мам, ну, – заныл ребенок, – Ну ведь каникулы. Мне ведь не надо утром вставать.
– Ну и что? – мать улыбнулась, – Ты еще маленький. А маленьким детям надо всегда ложиться спать в одно и тоже время.
– Скорей бы взрослым стать, – вздохнул Джуниор. – Тогда я смогу играться сколько захочу.
Мама засмеялась.
– Когда ты станешь взрослым, то играться уже не будешь. У тебя будут взрослые дела и заботы.
– Точно! Я стану спасать мир! Я когда вырасту, то стану Росомахой!
– Глупенький, – она продолжала смеяться, – Ты же хотел стать пожарным, как папа.
– А я вот подумал, лучше быть Росомахой. Он сильный. Он все может. Значит и пожар потушить может. И людей из огня спасти, верно? Так может лучше стать не просто пожарным, а Росомахой пожарным?
Мать залилась звонким смехом, который так любил Джуниор.
– Очень правильный ход мыслей, детка! А ты помнишь, в прошлом году ты хотел стать Халком?
– Мам, – мальчик поморщился. – Он зеленый какой-то. Он меняется. А вот Росомаха не меняется. У него только вот здесь титановые когти вырастают… кхххх!!! – он растопырил пальцы ладоней.
– Ой, боюсь, – произнесла играючи мама и подняла руки.
– Мам, не бойся. Росомаха не причинит вреда. Он добрый. Он даже когда злиться, все равно добрый.
– Детка, – вздохнула, улыбаясь, мать и обняла сына, – Я люблю тебя, Джуниор.
– Я тоже люблю тебя, мам, – прошептал он, щурясь от удовольствия и думая, как же все-таки здорово пахнут мамины русые волосы. Такие же русые как у него. Только длинные до плеч. – Мам…
– Что сынок?
– Мам, а почему когда Халк становится большим и зеленым, то на нем рвется вся одежда, а трусы остаются? Лучше быть Росомахой. Если я стану Халком, то мне придется много работать чтобы все время покупать одежду. Ведь она рвется, когда он злиться и становится большим и зеленым. А вот трусы почему-то остаются. Они у него особенные?
Мать снова залилась звонким смехом.
– Ну, ты даешь, сынок!
– А чего смешного, – обиженно буркнул Джуниор. – Это же серьезный вопрос, мам. Мне не понятно, почему так?
– Детка, это сложный вопрос, – улыбнулась она, – Давай ты сейчас отправишься спать, а я подумаю и завтра тебе отвечу. Окей?
– Ладно, – досадливо протянул Джуниор.
Мать что-то еще хотела ему сказать, но притихла, вслушиваясь в какой-то звук, доносящийся с улицы.
Там пронзительно выла сирена. Потом мимо дома по улице, похоже, промчалась полицейская машина и что-то кричали из ее громкоговорителя. Мать взяла с журнального столика пульт от телевизора и включила его. По всем каналам была одна и та же статичная картинка с мрачной и не предвещающей ничего хорошего надписью «Экстренный бюллетень».
