Майкл Роэн - В погоне за утром
Сны. Галлюцинации. Бред. Шизофрения…
Я снова и снова гонял эти ускользающие словечки в своем мозгу, и они все больше казались чистой самонадеянностью, слепым высокомерием. Словно я думал, что бесконечность можно уместить в одном моем маленьком мозгу. Словно я взглянул на купол собора и заявил, что это крыша моего собственного черепа. Принять то, что я видел. Здесь не было сомнений. Прилив – принимай его или нет, море все равно перекатывается через тебя и преподает тебе неоценимый урок: не переоценивать свою значимость во всем порядке вещей. Не верить – это было бы трудным делом. Для этого нужно большое воображение. И это действительно способно свести человека с ума.
Только вчера вечером мне позволили заглянуть в бесконечность, но теперь я балансировал на грани мира и смотрел в его пропасть. Эти глубины терзали меня, притягивали, как пустота за утесом, только в тысячу раз сильнее. Они высосали мои мысли и унесли их в туманные дали, и даже сейчас, когда видение уже исчезло, было смертельно трудно вернуть их назад. На фоне этой сцены я или любое другое человеческое существо казались крошечными, почти неразличимыми, наши тревоги – незначительными, преходящими, пузырями в необъятном бесконечном водопаде.
И тем не менее, мы должны иметь значение, пусть только друг для друга, пусть только для того, чтобы дать друг другу еще капельку значения, чуть-чуть дополнительной важности. Что еще могут пузыри, только прилипать друг к другу.
Я должен был помочь Клэр. Я больше не хотел думать, почему. Но в этот мир за Дунаем, в эту пустыню без конца и края я не мог отправляться один, не мог ехать так далеко. Звездный свет стал серым, и в тихом воздухе холодный туман с моря обволакивал меня. На верфях продолжали подмигивать тусклые желтые огоньки. На мой лоб упала холодная капля дождя. Я устало забрался в машину, захлопнул дверь, повернул ключ в замке зажигания и повернул назад вдоль верфей, разыскивая обратный путь в туман боковых улочек. Сначала мне надо было кое-что найти, и это могло оказаться самым трудным.
Но то ли мне раз в жизни сопутствовала удача, то ли я стал ориентироваться в этом месте. Дождь становился все сильнее, и я уже проехал мимо двух улочек, казавшихся слишком темными и малообещающими под этой завесой дождя. Третья выглядела точно так же, однако, когда я проезжал мимо нее, я успел увидеть отдаленный блеск, крошечное пятнышко цвета, пробившее на мгновение дождевую пелену. Я затормозил, развернул машину, стуча колесами по грубой поверхности верфи, и въехал на эту улочку. Свет все еще горел, далекий, крошечный, рубиновое пятнышко среди серого бархата. Мои ощущения мне ровным счетом ничего не говорили, но никакого другого знака, куда я мог бы следовать, не было. Он привел меня вниз по улице, совсем недалеко, и я остановился под окнами мрачного на вид здания. Когда-то, наверное, это было здание офисов какой-то фирмы, коммерческая крепость, правившая судьбами людей отсюда до Норвегии или Владивостока. Теперь же на перемычке двери болталась современная вывеска, облезлая и неудобочитаемая, а большинство окон были забиты чем-то вроде просмоленной бумаги за стеклами. Это превращало их темные зеркала, и отражение, видневшееся в одном из этих зеркал, было начало улицы, находившейся напротив, и света, сиявшего в ее конце. Я выскочил и стоял, моргая, всматриваясь сквозь дождь, колотивший и плескавший по крыше машины, затем захлопнул за собой дверь и побежал. То была вывеска «Иллирийской таверны».
В конце улочки я угодил по лодыжки в грязную канаву и побежал, расплескивая грязь, к незаасфальтированному краю другой улочки. Я перепрыгнул канаву в три прыжка, чуть не сбив какого-то беднягу на велосипеде в канаву, четвертый прыжок привел меня к выцветшей красной двери. Замок был странным, и я все еще возился с ним, как вдруг почувствовал, что он повернулся, и дверь открылась. Из мрака выглядывало лицо Катьки, похожее на лисичку и очень удивленное:
– СТЕФАН! Входи! Входи же! Тут сейчас никого – агнец Божий! Ты промок насквозь! Иди посушись у огня.
Я схватил ее за руки, и она игриво скользнула ими мне подмышки и легонько пробежала пальцами по моим ребрам:
– Что-то опять очень ср-рочное, а?
Катька втащила меня в теплый полумрак и захлопнула дверь движением бедра. Я сообразил, что на ней нет ничего, кроме какой-то белой полотняной сорочки.
– Джип! – торопливо сказал я. – Он здесь? Или где…
– Ах, да в любую минуту, – весело сказала Катька. – Он всегда здесь бывает по вечерам…
– Разве он иногда не ходит в другие места? В «Русалку»?
Она пожала плечами и скорчила гримаску:
– Ну, иногда… но он всегда заходит, рано или поздно. Просто сказать здрасьте. А ты не можешь подождать, а? М-м-м?
– КАТЬКА! Черт побери, это серьезно… – Только это я и успел сказать. На ее губах был вкус специй, они были нежными и горячими, и тело ее пылало сквозь накрахмаленную рубашку, когда она прижалась ко мне. В моем неуверенном состоянии духа этого было достаточно. Я сжал ее в объятиях, почувствовал, как она изогнулась, и погрузился в ее поцелуй, словно хотел вынырнуть из мира, оказавшегося вдруг слишком огромным. Потом могло произойти много чего, если бы дверной засов больно не врезался мне в копчик и дверь не открылась. Мы отчаянно завертелись и ухватились за перила, чтобы не покатиться вниз по лестнице.
– Ну, привет, юные любовнички! – жизнерадостно заорал Джип. – Что-то новенькое, я еще о таком не слышал, а, Кэт? На лестнице, а? Допускаю, что это занятно, только малость слишком спортивно для меня…
Катька гордо отмахнулась от него, но испортила все впечатление, показав язык:
– Ах, ты, забулдыга ленивый! А бедный Стефан так спешит и тебя разыскивает! – пожаловалась она.
– Что ж, там, куда он собирался, он бы меня не нашел! – Протяжный говор Джипа не мог быть более лаконичным, однако я заметил неожиданную настороженность в его взгляде. – Но я рад, что ты пришел. Я надеялся, что придешь. Хотел вроде как попросить прощения за то, как я тогда себя держал. Ну, вот я, старый дружище, что за спешка? – Я собрался с духом, но прежде, чем я успел что-либо сказать. Джип схватил меня за локоть. – Ну хоть не опять беда с этими шелудивыми Волками? Я тут как раз слыхал – они отплыли, будто им сам дьявол наступал на пятки…
– То-то и оно! – сказал я. – И прихватили… моего друга с собой! Они охотились за мной, но… Джип! Мне нужна помощь! И побыстрее!
Я услышал, как Катька резко вдохнула воздух. Джип медленно кивнул:
– Пожалуй, что так, – согласился он. – Но раз уж они отплыли, часом меньше, часом больше – невелика важность. – Он отмел мои протесты, подняв руки. – Погоди, погоди. Давай-ка ты лучше сядь и расскажи мне все по порядку, а ты, девочка, сообрази-ка нам что-нибудь пожрать, а? А потом приходи сюда и тоже слушай, поняла? – Катька кивнула и, шлепая ногами, пошла впереди нас, исчезнув в темноте и почти тут же появившись снова с бутылкой и тремя маленькими фляжками. Джип взял их с таким вежливым кивком, что это больше походило на поклон, и предложил мне сесть в кабинку с высокими сидениями у камина: – Всегда знает, чего человеку нужно, эта девочка. Вот, глотни-ка этого: один глоток, потом другой. Я был бы рад послушать, что она насчет этого скажет. Катька здесь давно, много чему обучилась. У нее чутье на такие вещи.
