Александр Никоноров - Раздать сценарий
Бурей почесал темя и, сомневаясь, заговорил:
— Да? Ну, может быть… В общем ладно. Но что-то это все подозрительно, скажу я вам.
— Хы, да прям тебе, Бурей! Тебе ль не жнать аномалий всех трактирных? Чай, здесь времени проводишь поболе, чем в кузнице швоей, копченая морда!
— Ступай, кузнец Бурей, отдыхай. Пожалуйста, не задерживай нас. Погоди, чего это ты хромаешь?
Я не удержался и издал смешок — до того потешной была развалистая походка этого медведя, прихрамывающего на левую ногу.
Тот обернулся и осклабился, но взгляд его был до того обвиняющим, что кузнеца стало жалко:
— А ничего… Аномалии тут ваши… Что пиявки. Вроде бы и не летают, а метят прямо в задницу.
Провожал Бурея истерический смех Хомта и солдат — удержаться и вправду было трудно. Кузнец скрылся, и можно было разрядить ситуацию. Что беззубый и сделал:
— Эй, Клайс, так мы наконец поняли, для чего тебе шлем всегда нужен был, ха-ха! Он уберег тебя от зада Бурея!
Под дружный хохот мы вышли из таверны.
Глава 4. Макс
Наверное, человек, выходящий из подъезда с батоном хлеба в руке, выглядит необычно. Да, именно это я и читал в глазах прохожих. Но наш народ, привыкший ко многому, глазом не моргнет и не шелохнется, выноси я на плече труп. Кажется, хлеб их удивил все-таки больше…
И снова моя лачуга. Теперь понятно, почему я не люблю бывать у Бакса? После нахождения у него дома моя квартира воспринимается как что-то, что квартирой никак не может быть названо. Перманентная вонь табака, мусор на полу, загаженный стол на кухне с водруженной будто памятник сковородой, на дне которой покоятся остатки некогда жареной некогда картошки. На подоконниках хоть рисуй, окна затонированы — давненько не протирал пыль. В такие периоды я называю окна досками для рисования. Так тоже веселее. Дождь им необходим больше, чем изнывающим от жары путникам в пустыне. А от вида одних только обоев хочется навсегда сбежать куда подальше. Советские времена не были богаты на дизайнеров и обширный выбор предлагаемого к поклейке.
Вопреки моему свинарнику руки я все-таки мою исправно, как бы абсурдно это ни выглядело. Казалось бы, чего тебе, дурень, терять? Да обработай ты руки хоть тысячу раз всяческими антисептиками, они все равно не спасут от необходимости взаимодействия с грязнющими предметами квартиры. Желтая раковина, белая — в лучшие времена — ванна; от постоянно стекающей воды из крана на ее поверхности остались невыводимые светло-красные подтеки. А вместо радио у меня шумит вода в унитазе. Красота. Добро пожаловать, господа!
Как же меня все достало.
Мои неряшливость, лень, отчуждение от мира, никому не понятный — даже мне самому — образ жизни.
Квартира, блин. Даже люстры нет, одни лампочки Ильича. Конечно, однокомнатка досталась мне в изрядно подпорченном состоянии, но я привел ее в куда более худший вид. Зачастую уборка проходит раз в месяц — когда приезжают хозяева за оплатой. Деньги небольшие, по московским меркам — смех. Здесь жил старый дед, за которым ухаживала его внучка. Приезжала она редко: много работала и отдыхала на всю катушку. В ней бурлила жизнь, чего ж ее пускать на периодические визиты к полуживому родственнику. А потом дед умер. Внучка нашла себе богатея-толстосума, поспешила скорее перебраться к нему в домик на сто каком-то километре от МКАД, а квартиру решила побыстрее сдать, не особо заботясь о деньгах. Тогда-то мне очень удачно и попался этот вариант — я случайно услышал ее разговор с какой-то дамочкой, когда сидел на лавке и пил пиво. Заинтересовавшись, я подошел, предложил себя как квартиросъемщика, она согласилась и… Из всего, что оно попросила, это уберечь квартиру. Мне можно было хоть коров в ней держать, хоть изрисовать всю баллончиками-граффити.
Нет, на меня, порой, нахлынивает: начинаю вылизывать каждый уголок, многажды протру каждую полочку, пол отдраю, мусор выкину и окна отчищу до состояния прозрачности. Обещаешь себе, что уж теперь-то точно будешь содержать квартиру в чистоте и порядке, но… Если закодировать человека, то после того, как он срывается, пить начинает еще больше. Боюсь, у меня такая же проблема, но с уборкой.
Если подумать, все из-за моей нестабильности. Во мне как будто уживаются несколько личностей. Вчера я мог фотографироваться с ребятами, а сегодня терпеть не могу направленного в мою сторону объектива. И так со всем. Даже в детдоме одни и те же преподаватели постоянно отзывались обо мне по-разному, так и не сформировав конкретного мнения. Иной раз я сам себя не могу понять. Необоснованная агрессия, немотивированная реакция, нежданная и абсурдная. Неуместные шуточки и ирония в совершенно неподходящих ситуациях. И все это я.
Загудел чайник. Пацаны, побывав у меня первый — и последний — раз, сказали, мол, книги можешь покупать пачками, а на электрический чайник все не раскошелишься. Вообще, здравая логика здесь присутствует, но мне как-то роднее все же ставить на конфорку. В сопровождении книг это исключительно выигрышно — для антуража. Особенно при чтении про походы. Холодными зимами, когда на улицу сунет нос только тот, у кого есть такой же запасной, времени на чтение уделяется много. Если герой странствует и голодает, то ты ему как бы подыгрываешь и сам не идешь ужинать. Так честнее. Если персонажу холодно, то ты и сам не спешишь укрыться — так можно максимально слиться с предлагаемой тебе жизнью и прочувствовать атмосферу наиболее достоверно. Когда читаешь, как на костер водрузили котелок, ты ставишь чайник на плиту и поджигаешь газ. В такие периоды показатель слияния с книгами достигает максимальной отметки. И это здорово.
Картофельное пюре заварено, тройка сосисок дымится рядом. Кушать подано, сэр. Бакс Баксом, а у нас своя аристократия…
Времени полвосьмого; скоро выходить. Я накинул джинсы, олимпийку, в ее внутренний карман убрал деньги и пошел к подъезду Зеленого.
* * *— Ну на кой нам надо было тащиться на другой конец Москвы, а?
Мы стоим у входа в метро — невозмутимый Зеленый и я, быстро выкуривающий сигарету за сигаретой. Когда я раздражен, то курю, когда я долго жду — раздражаюсь. Круг замкнулся. Но, по правде, я раздражен не столько нашим часовым проездом под землей, сколько задержкой какого-то парня, который должен был нас встретить.
— Слушай, не я хочу себе ствол! — возмущенно предъявил мне приятель, немного громче, чем того следовало.
— Тише ты, дятел! Совсем что ли?
— Ладно. Просто нехрен возмущаться. Тоже мне, неженка. Ты на каблуках что ли тащился? Ноешь как девка.
Я не ответил. Вместо этого закурил. Когда тишина стала раздражать до белого каления, жажда поговорить одолела меня и вязкий раствор ожидания решено было разбавить.
