Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм Демонов Часть третья Золотая лягушка
— Чем могу служить, господин Херклафф? — дрожащим голосом осведомился фон Трепш.
— Отдавай золото, мошенник! — нетерпеливо зарычал Херклафф. — Какое золото? — пролепетал казначей.
— То, которое ты взял у Лунда и Трайхмана. Меня не волнует, куда ты девал этих купцов, давай золото!
Трепш мелко дрожал, обуреваемый одновременно страхом и жадностью, причем второе явно брало перевес над первым...
Когда шум стих и почтенные купчихи решились вернуться, то они застали лишь раскиданную по комнате казначейскую одежду, а на кровати, где они только что предавались невинным утехам, лежал тщательно обглоданный скелет фон Трепша...
А господин Херклафф, как ни в чем не бывало выходя из ворот городского рата, ковырял в зубах изящной зубочисткой и печально приговаривал:
— Кашется, их бин погорячиться. Теперь я так и не узнаю, куда этот фкусненький казначей подефал мое золото...
* * *Миликтриса Никодимовна отворила, едва Дубов позвонил в дверь.
— Ну где ты шатаешься! — вполголоса напустилась она на Василия, — мы тебя уже давно ждем!
Стол в гостиной был накрыт белой скатертью. А на столе красовался блестящий самовар в окружении дорогих вин и разных вкусных разносолов. За столом непринужденно восседал потенциальный работодатель — и Дубов сразу же его узнал. Вернее, узнал его бороду, которую просто невозможно было перепутать ни с какой другой. Борода эта, в основе седая, но с отдельными, расположенными безо всякой симметрии темными вкраплениями, принадлежала тому самому господину, которого Василий видел при въезде в Новую Мангазею в компании с Царь-Городским головой князем Длинноруким.
"Стало быть, от меня что-то понадобилось самому Мангазейскому мэру", — не без удивления и, что греха таить, некоторой доли тщеславия подумал детектив, как ни в чем не бывало присаживаясь за стол. Предполагаемый градоначальник глядел на него открытым и дружелюбным взором.
А Миликтриса Никодимовна заливалась соловьем:
— Дорогие господа, позвольте вас познакомить. Это — Савватей Пахомыч. А это . . .
— Ну што вы, Мывиктьиса Никодимауна, — смущенно перебил ее седобородый, — не надо угромких имен. — И, обернувшись к детективу, добавил: — Зовите меня просто Седой. Так меня увсе тута зовут. За гваза, конешно.
"Какой скромный человек, — с симпатией подумал Василий. — Ведет себя естественно, не козыряет своим высоким положением". Вслух же заметил:
— Извините, но мне это прозвище напоминает, еще раз прошу прощения, Боровскую кличку. — При этих словах детектив искоса глянул на своего собеседника, однако тот остался столь же спокоен и непринужденен:
— Ну, тогда зовите меня... — Он на мгновение замялся. — Уж соусем по-пвостому — дядя Митяй.
— Согласен! — широко улыбнулся Василий. "А ведь он не врет, — промелькнуло в голове сыщика, — в тот раз Миликтриса как раз величала его Димитрием... Вот отчества не припомню — какое-то мудреное".
Тем временем Миликтриса Никодимовна встала из-за стола:
— Ах, господа, извините, я должна вас ненадолго покинуть! Но я скоро вернусь. — С этими словами хозяйка, подметая пол подолом красного шелкового платья, отплыла в направлении "будуара".
Дядя Митяй отставил в сторону недопитую чарку:
— Ну што жа, Савватей Пахомыч, давайте певейдем к деву. Я свышал от Мивиктрисы Никодимауны, што у вас твудности с деньгами. И я могу пьедвожить вам возможность немного заваботать.
— И что это за работенка? — живо заинтересовался Дубов. — Надеюсь, ничего предосудительного?
Дядя Митяй задумчиво подергал себя за бороду:
— Это смотвя как увзглянуть, Савватей Пахомыч. Но по большому шшоту — совсем не пьедосудительно, а очень даже наоборот. Ведь вы, конешно же, знаете, в каком состоянии находится наше госудавство?
— Вообще-то я не интересуюсь такими вещами, — равнодушно откликнулся Дубов.
— Тогда я поясню. Под угвозой единство Кисвоярского царства и даже само ево шушествование. — Седой замолк, как бы ожидая отклика со стороны Савватея Пахомыча. Однако и тот внимательно молчал. Тогда дядя Митяй продолжил: — Вы, конешно, свышали о подметных письмах этого мевзавца князя Григория? — Дубов молча кивнул. — Но этого мало — его подвучные убирают с пути увсех, кто может помешать их зводейским замысвам! И смевть воеводы Афанасия тоже на их совести, ежели утаковая у них есть.
Дядя Митяй произносил все это настолько искренне и убедительно, что Василий склонен был ему поверить. Единственное, что его смущало — так это то, что встреча происходила в доме Миликтрисы Никодимовны, которую весьма нелестно аттестовали и покойный воевода Афанасий, и его сподвижник Данила Ильич, тоже покойный. А дядя Митяй заговорил как раз о Даниле Ильиче:
— У Афанасия быв помощник — и того убиви, когда он отказался им помогать!
— Да, все это весьма печально, — разомкнул уста Василий, — но чем я-то могу вам помочь?
— О, можете, можете! — дядя Митяй так взмахнул рукой, что чуть не снес со стола тарелку с капустным салатом. — В наше время твудно на ково-то ПОБОЖИТЬСЯ, а вы — чевовек надежный, я это вижу, я это чувствую. И ваш священный довг перед Очечеством — высведить этого негодяя и вырвать у него изо рта змеиное жало!
— Какого негодяя? — слегка опешил Василий.
— Того, котовый пытался подкупить Данилу Ильича, ну, то есть бывшего помощника воеводы, на выдачу госудавственных тайн, а когда тот отказався, то поджег его лавочку увместе с ним самим. И ежели мы с вами его не остановим, то сами понимаете, чево он еще натворит!
— Ну что же, если это зависит от меня, то я готов помочь вам в поимке этого негодяя, — проникновенно сказал Василий. — Но, почтеннейший дядя Митяй, известно ли вам, кто он? Хотя бы каково его имя?
— Спасибо, довогой Савватей Пахомыч! — вскричал дядя Митяй. — Я знал, что могу на вас ращщитывать. А имя — оно давно известно: Васивий Дубов.
Василий Дубов ожидал чего угодно, но только не этого. Однако очень быстро пришел в себя:
— Вы располагаете какими-то приметами этого Василия Дубова?
— Вот девовой разговор! — одобрительно кивнул дядя Митяй. Осторожно, стараясь не помять, он извлек из кармана какую-то бумагу и, развернув, протянул ее Дубову. Это был портрет не то чернилами, не то тушью, Василия Николаевича Дубова в его первоначальном виде — то есть до того, как он изменил внешность с помощью чудо-мази. Лишь много позднее детектив сообразил, что этот портрет был перерисован с фотографии годовой давности из газеты "Вечерний Кислоярск", опубликовавшей о Дубове стаьтю.
— Возьмите этот рисунок, Савватей Пахомыч, — говорил Седой, — и не расставайтесь с ним ни на миг. Он поможет вам разыскать этого зводея и захватить его живым... Или мертвым, — многозначительно добавил дядя Митяй.
