Даниил Аксенов - Арес
– Странно ты говоришь как-то… для крестьянина. Ты ведь крестьянин, Ролт?
– Несомненно, госпожа. Вы посмотрите на мои руки. На них мозоли от топора.
– У моего отца точно такие же руки. Но он не крестьянин и топором не пользуется.
– Пользуется, госпожа. Но для других целей. Потому что не крестьянин.
– Ролт, ты говоришь как Нартел.
– У меня есть такой недостаток, госпожа. Меня все время с ним сравнивают.
– Ладно, ладно. Понимаешь, я вчера собиралась ехать к своему жениху. Он неподалеку от города живет. А ты, получается, меня спас, когда узнал о засаде.
– Госпожа, у меня и в мыслях не было вас спасать.
– Ролт!
– Что, госпожа?
– Такое нельзя говорить дамам. Любой мужчина должен сказать так: почту за честь оказать услугу.
– Да, госпожа. Когда случайно в следующий раз вас спасу, то притворюсь, что к этому долго готовился… даже сам организовывал покушение.
– Ролт!
– Что, госпожа?
– Нет, ничего…. Я завтра или послезавтра поеду в город все же. Отец будет меня сопровождать на этот раз. И у тебя больше не получится меня спасти.
– Как знать, госпожа.
Девушка обернулась, услышав какой-то шум за спиной и ее губы сложились в улыбку:
– А, вот и отец. Привет, папа. Мы тут с Ролтом беседуем.
В дверях за спиной Маресы возникла долговязая фигура барона. Антипов испытал ни с чем не сравнимое ощущение, которое появляется, когда в первый раз видишь своего нового шефа. Еще ничего толком не знаешь о нем, за исключением слухов, но готовишься к худшему. И это парадокс деловых отношений: потому что когда впервые встречаешь подчиненного, то неизменно надеешься на лучшее.
– Господин барон, – Виктор снова поклонился.
Величественная осанка хозяина замка производила впечатление. Он был одет в белую рубаху навыпуск и черные штаны с кожаными вставками. На ногах почему-то красовались высокие башмаки, чаще используемые для верховой езды, чем для повседневного ношения дома, а в руке барон держал короткий меч в коричневых ножнах.
– Слышал я как вы беседуете, – пробурчал Алькерт ан-Орреант, слегка отодвигая дочь в сторону и заходя в комнату. – Вот ты какой, Ролт, о котором все говорят. Что-то я тебя совсем не помню. Или не обращал внимания просто?
– Ваша милость, да как же не обращали внимания? – моментально ответил Виктор. – Когда я еще был маленький, вы мне подарили бублик. Лет десять назад это было. Так тот бублик я не ел до прошлого года. Все хранил как память о вашей милости. И был бы этот бублик у меня до сих пор, да отец его нашел. Смотри, говорит, какой интересный кусок дерева. Как раз подходит для рукоятки пилы. Ну, и забил его туда, господин барон.
Одна из бровей Алькерта устремилась вверх. Он внимательно посмотрел на сына лесоруба.
– Ты присаживайся, Ролт, – барон кивнул на один из стульев. – Нам предстоит, возможно, долгий разговор. А ты, Мареса, иди. Я закончу с Ролтом и тебя позову.
– Хорошо, – девушка кивнула Виктору и вышла.
– Ну-ка, объясни мне, что с тобой произошло, – Алькерт тоже уселся и положил меч на стол перед собой. – А то тут люди всякое говорят.
– Да ничего особенного не произошло, ваша милость. Работал в лесу, не успел отпрыгнуть, очнулся и понял, что так жить нельзя.
– В каком смысле нельзя? – изумился барон.
– Занятие неправильное выбрал, ваша милость. Вот в чем дело.
– Подожди-ка, Ролт, а ты все помнишь из… прежней жизни?
– Из какой прежней, ваша милость? У меня жизнь одна! – Виктор не знал, куда клонит барон, но решил все отрицать категорически.
– Но помнишь ты все?
– Конечно. С самого рождения почти. Все с того момента, когда научился говорить 'мама', 'папа' или даже 'господин барон'.
Хозяин замка потрогал рукой свой подбородок. Казалось, он принимает какое-то решение.
– Я тебе буду задавать вопросы, а ты отвечай очень быстро, – произнес Алькерт. – Понял?
– Да, ваша милость.
– Как звали твою мать?
– Ариана.
– Что из укреплений замка упало лет пять назад?
– Кусок стены, ваша милость.
– Кого ты больше всех в замке боялся в детстве?
– Господина мага.
– Хм… все верно. Я, конечно, не помню, как звали твою мать, но обязательно уточню.
– Ее звали Ариана, ваша милость.
– Возможно, возможно.
– А нельзя ли мне полюбопытствовать, зачем вы задавали такие вопросы? Очень интересно, господин барон.
– Понимаешь, Ролт, это все из-за нертов.
– Нертов, ваша милость?
– Да. О них мало кто знает, а те, кто знают, помалкивают. Больно неприятная тема. Когда некоторые люди умирают, то потом выясняется, что они как бы и не умерли вовсе. Их память и чувства исчезают, а тело захватывает нерт. Кто он – отдельный разговор. Но в таких случаях нужно немедленно звать жрецов. Они проведут обряд и мертвый снова станет мертвым.
– А кто этот нерт, ваша милость? – Виктора мучило настоящее любопытство.
– Все, Ролт. Все. С твоей памятью порядок, ты помнишь свое детство, значит, ты не нерт. Вот, держи. Это тебе за бдительность.
Барон опустил руку, извлек из-за пояса небольшой кошель и бросил его сыну лесоруба. Виктор никогда не был сребролюбцем, но кошель так приятственно звякнул, что теплое чувство благодарности наполнило сердце Антипова. Рассуждая логически, там должно было быть именно серебро. Медь – слишком малая цена за спасение баронской дочки, а золото – слишком жирный кусок для крестьянина.
– Спасибо, ваша милость! – Виктор не знал, как благодарить сюзерена за подарок, но решил ограничиться элементарной вежливостью. Ему безумно хотелось расспросить подробнее о нертах, но он понял, что ответов на этот вопрос уже не получит.
– Да не за что, Ролт, – махнул рукой барон. – Высматривай так же хорошо врагов в будущем. Это и тебе выгодно, видишь?
– Да, господин барон.
– Еще какие-нибудь просьбы есть? Что ты там говорил о том, что каким-то занятием недоволен?
– Ох, ваша милость! Недоволен, конечно, и поэтому просьба есть!
– Выкладывай, – снисходительно разрешил Алькерт. Он не без оснований гордился своим внимательным отношением к 'кадрам'. Если странноватому сыну лесоруба есть что сказать, то пусть говорит. Может и будет какая-то польза. Несколько лет назад барон вот так же прислушался к идее малолетнего помощника конюха истребить посредственных охотничьих собак. Как итог – размер своры снизился, но зато резко возросло качество в целом. Ан-Орреант не был снобом, напротив, считал, что господин должен общаться со своими слугами. Хотя бы для того, чтобы знать, что получит от них безусловную поддержку в трудную минуту. Но, конечно, это не должно идти во вред дисциплине. Барон был последовательным противником панибратства.
