Франческа Хейг - Огненная проповедь
На третий день мы наткнулись на деревню. Она походила на ту, где выросли мы с Заком, хотя и была поменьше» Пятнадцать домов вокруг колодца. На задворках — поля и сады. Большой овин, у которого трудились несколько человек. Стояло позднее лето, поля уже убрали, но листва садов позволяла подойти незамеченными. В траве валялась падалица — высохшие, потемневшие, сморщенные от времени яблоки. Мы съели по три штуки, и в тишине слышалось стаккато, с которым мы сплевывали косточки на сухую землю.
— Альфы или омеги? — спросил Кип, выглядывая из-за дерева.
Я обвела рукой видневшиеся поля и ряды яблонь.
— Хорошие земли. Думаю, альфы.
— И глянь на задворки большого дома. — Он указал на длинный узкий сарай, разделенный на секции, которые прикрывали низкие двери.
— Что это?
— Конюшня.
— Надо же, ты узнал конюшню, хотя не помнишь собственного имени.
Он раздраженно пожал плечами:
— Ещё я вспомнил, как говорить и плавать. Оно само. Я не помню только то, кто я такой и чем жил. Ну во всяком случае мы убедились, что это земля альф.
— Нужно собрать как можно больше яблок и поскорей сматываться.
Он кивнул, но не шелохнулся.
Дверь одного из домов открылась, и в послеполуденном мареве разнесся женский голос.
Я потянула спутника за руку:
— Кип!
Он повернулся ко мне:
— Умеешь ездить верхом?
Я закатила глаза:
— Омегам запрещено.
— Даже когда еще жила в деревне вместе с Заком, не пробовала?
— В нашей деревне не держали лошадей. Только ослов, но нам никогда не давали покататься.
— Но ты же видела, как это делается. Всадников у реки.
— Я могу отличить морду от хвоста, если ты это имеешь в виду. Люди Зака вывезли меня из селения омег на лошади, хотя это вряд ли считается. А ты ведь тоже не умеешь, так?
— Нет. По крайней мере, не думаю. Но я не прочь попытаться.
* * * * *
Мы ждали, когда опустится темнота. Забравшись на вершину яблони на окраине сада, мы наблюдали, как десяток детей вышли из здания школы и стали играть в траве у колодца.
— Зрелище вызывает у тебя тоску по прошлому?
Я покачала головой:
— У нас все было по-другому. Особенно когда немного подросли. Нас не разделили, и мы не могли ходить в школу. Другие дети к нам близко не подходили. Поэтому почти все время мы проводили вдвоем.
— Удивительно, что ты осталась нормальной. Ну, если не брать во внимание то, что ты ясновидящая в бегах.
Я улыбнулась:
— А у тебя? Пробуждает какие-то чувства?
— Нельзя по чему-то тосковать, если ничего не помнишь. По определению, — ответил он, скривившись. — Полагаю, у амнезии есть свои преимущества. — До нас доносились детские крики и смех. — Глянь на них — никаких телесных недостатков. Совершенные маленькие альфы в их совершенном маленьком мирке.
— Они не виноваты. Они всего лишь дети.
— Знаю. Но они живут совсем в другом мире.
— Ты говоришь, как Зак.
— Не думаю, что у нас с ним много общего.
— Может быть. Но ты говоришь о другом мире — он тоже любил о таком разглагольствовать. Все эти бредни про разделение.
— Но это факт. Посмотри — ты видишь у них уродства или ожоги от клейма? У каждого из детей есть близнец, которого отослали. И твоя альфа-семья не слишком много уделяла тебе внимания в своем мире, насколько я помню.
Я отвернулась:
— Есть лишь один мир.
Кип махнул рукой в сторону деревушки:
— Да пожалуйста — можешь спуститься, пойти к ним, представиться и попытаться объяснить свою теорию.
Как только начало темнеть, из овина потянулись люди. Неподалеку от колодца женщина с мальчиком стали развешивать на веревке белье. Телега с бревнами, запряженная двумя гнедыми, свернула с дороги, ведущей на восток. Кип подтолкнул меня. Подъехав ближе, сидевший на облучке мужчина спрыгнул и подвел лошадей ближе. Навстречу ему выбежала девочка, и они вместе с отцом отцепили воз. Я внимательно наблюдала, пораженная, как умело они управлялись с огромными животными. Девочка одна повела обоих в стойло, а мужчина напоследок одобрительно хлопнул одну из лошадей по крупу. Некоторое время спустя девочка показалась из конюшни и отправилась в дом неподалеку. Остальные дети тоже разбежались, и в деревне стало тише — люди разошлись по домам. Меня отчасти мучала совесть, пока я подглядывала за ними, за их жизнью. Из одной или двух труб закурился дым.
Кипу не терпелось, но я настояла на том, чтобы дождаться полной темноты, пока свет в окнах не погаснет. По счастью, со дня нашего побега стояла отличная погода, но сейчас, когда мы вышли из-под укрытия деревьев, мне захотелось иметь крышу над головой от дождя и тумана.
У колодца мы пригнулись, пролезая под веревкой с бельем. Кип дернул меня за кофту и, когда я оглянулась, указал на сушившуюся одежду.
— Стащить? — пробормотала я одними губами.
— Мы собираемся увести у них лошадей, не думаю, что штаны усугубят ситуацию.
Казалось, в спящей деревне его шепот разносился подобно грому.
Я поморщилась:
— Лошади нам действительно нужны.
— Ага, не ты же последние две недели носила только самодельную юбку и больше ничего. Я сразу в глаза бросаюсь.
— Ладно, но я иду туда. — Я мотнула головой в сторону конюшни. — Встретимся там.
Я скрылась в конюшне и, когда спустя некоторое время глаза привыкли к темноте денников, меня опять поразили огромные размеры лошадей, черные массивные туши в ночи.
Их держали в двух отдельных стойлах, откуда доносились странные для меня звуки: фырканье и постукивание копыт. На стене висели уздечки, а на ближайшей к двери балке — седла. Но ремни и упряжь выглядели для меня непостижимо, поэтому я схватила две довольно длинных веревки, висящие на вбитом в дверь гвозде.
Подойдя к лошади поменьше, я вздрогнула от глухого стука копыта о заднюю стену. Когда животное шагнуло вперед, его большая голова свесилась над дверью стойла и уткнулась мне в бок.
Я едва подавила крик, когда лошадь ущипнула меня за бедро, но стоило отпрянуть и потереть укус, как я сообразила, что мои карманы забиты яблоками. Я медленно выдохнула и снова к ней подошла, держа на вытянутой руке сморщенное яблоко. Лошадь взяла его, даже не задев ладонь зубами. Меня поразило, насколько мягкие у нее губы. Пока она жевала, я закинула ей на шею веревку, обвязала петлей и, вспомнив жест ее хозяина, похлопала по шее, надеясь задобрить.
С конем я управилась быстрее. Он с нетерпением дожидался, когда же я достану из кармана второе яблоко, и спокойно позволил погладить себя по шее, пока жевал лакомство.
