Александр Больных - Руки вверх, мистер гремлин!
— А как твоя печка?
— Ты сам говорил, что против гремлинов она не поможет.
— Значит, мне конец… — Я хлебнул из фляжки.
Ерофей горестно всхлипнул.
— Мне будет не хватать тебя.
Я треснул кулаком по столу.
— Рано хоронишь! Вот придумаю…
— Думай.
И вдруг ослепительной молнией сверкнула догадка.
— Придумал!!!
Наверное только приговоренный к смерти способен на подобное озарение. Когда я сделал заказ, начальник отдела снабжения отказался его выполнять. Я прикрикнул, он помчался к Фролову.
— Вы это серьезно?
— Как никогда. Вы слышали распоряжение Главного Маршала, исполняйте.
И на станцию рекой потекло спиртное. Водка, коньяк, виски, ликеры, вина, экзотические сакэ и пулька. Не знаю, сколько его усохло по дороге на станцию, только весь экипаж ходил очень веселый. А я лихорадочно экспериментировал над трупами гремлинов. Они так похожи на зеленых чертей, что несомненно должны появляться и исчезать в алкоголе. Но в каком напитке? Приходилось лихорадочно составлять таблицы растворимости гремлинов в спиртном. После ряда экспериментов выяснилось, что лучше всего на них действует наш родной первач. Американские чертенята не устояли перед ним!
По моему приказу панцирь запасного реактора был залит первачом.Оберсту настрого запретили заходить в этот отсек, да он и сам не рвался. Гремлины, естественно, искали убежища именно там. А дальше… Бульк — и нет!
Три дня были конечно преувеличением, но через пять дней на станции не осталось ни одной твари кроме Оберста. Это событие мы хорошо отметили, и на разговор с Главным Маршалом в центральный пост меня принесли.
— Молодец, — похвалил он меня. — Я уже почти совсем собрался тебя расстрелять, но ты все-таки справился. Благодарю за службу, генерал.
— Служу Советскому Союзу, — простонал я.
— Теперь можете приступать к очищению станции «Перун»,
— напутствовал меня маршал.
— Что делать с… раствором? — спросил Фролов, когда связь прервалась.
— Я думаю, что по мере высыхания гремлины будут выкристаллизовываться из него. Поэтому…
— Что?!
— Раствор надо выпить!
Восторженное и искреннее «Ура!» прокатилось по всей станции. Личный состав радовался завершению борьбы с врагом.
ШУТКИ ГОСПОДИНА ПРОФЕССОРА
Когда мы прилетели на «Перун», по корабельному времени стояла глубокая ночь. Едва глянув на качающиеся от усталости фигуры высокой комиссии, командир станции полковник Дятлов потянул носом и, не задавая лишних вопросов, приказал отвести нас спать. Правильно сделал. Но я автоматически отметил, что нас поместили не в каютах, а торжественно проводили в адмиральский салон. Похоже, «Перун» прижало крепко, я различил даже мелькнувший в отдалении оркестр. Ну и встреча! Однако я так хотел спать…
Адмиральский салон на «Перуне» был обставлен с прямо-таки вызывающей роскошью. Я заподозрил, что и проектировщики, и строители станции страдали полным отсутствием вкуса. Каюта боевой орбитальной станции? Больше всего это походило на дворянскую гостиную середины восемнадцатого века. Золоченая гнутая мебель стиля рококо, шелковые занавески и драпри со множеством кистей,замысловатое бронзовое литье, кустистые пальмы… Как они здесь прибираются? Уму непостижимо.
Но утомительный перелет и предшествующие события настолько измотали меня, что я рухнул поверх покрывала и провалился в беспамятство, едва голова коснулась подушки. Обычно сон приносит расслабление и отдых, на сей раз все было иначе. Мне мерещились какие-то неясные кошмары и ужасы… Зловещие черные силуэты преследовали меня по бесконечным тоннелям, беспощадные когтистые лапы хватали и принимались душить… Я с криком просыпался и вновь засыпал. Поэтому когда чья-то рука похлопала меня по щеке, я вскочил с диким воплем и схватился за пулемет. Вы можете представить себе поездку, где генерал даже мыться ходит с пулеметом? Такова наша тяжелая работа по обеспечению государственной безопасности.
Разбудивший меня, при виде пулеметного дула, уткнувшегося ему в грудь, стремительно юркнул под кровать. Я только величайшим напряжением воли удержал палец на спусковом крючке.
— Выходи, — приказал я. — выходи, или я буду стрелять.
— Подожди минуту, — из-под кровати показался сконфуженный Ерофей, предусмотрительно поднявший руки. — Не пальни со страха.
— Да, напугал ты меня изрядно.
Я опустился на кровать, держа пулемет на коленях. Никогда в жизни я не чувствовал себя так скверно. Меня как будто долго жевали гнилыми зубами, голова просто раскалывалась. Полумрак, царивший в салоне, действовал мне на нервы, и я потянулся к регулятору, чтобы добавить света. Но домовой перехватил мою руку.
— Подожди. Я кое-что подслушал и поспешил к тебе. Готовится преступление, и мы должны схватить злоумышленников, но для этого необходима темнота. Иначе они не рискнут показаться, и топор так и останется висеть над нашими головами.
— Кто?! — флейтой взвизгнул я. В последнее время я вообще частенько разговаривал на повышенных тонах. Но мохнатая лапка Ерофея запечатала мне рот.
— Т-с-с.
Я невольно покрепче сжал нагретый ладонями ствол. Ерофей еще сильнее притушил свет, мне начало мерещиться, что я попал в тот самый тоннель из кошмара. Вот как действуют на нормального человека балдахины! В салоне повисла напряженная тишина. Вдруг я услышал приглушенное постукивание и шуршание. Они пришли! Или это просто вздыхала вентиляция?
Минуты тянулись бесконечно. Но Ерофей не ошибается в подобных случаях. На черные козни у него исключительное чутье.
Внезапно в бронзовой фигурной решетке прямо над кроватью мелькнуло светлое пятно — бегущий далекий отблеск, будто кто-то неосторожно посветил изнутри фонариком. Шуршание усилилось, долетел невнятный писк. А потом послышалось тонкое, нежное шипение, словно из проржавевшей трубы пробивалась тонкая струйка пара.
— Ты видишь ее? — взревел Ерофей, отбросив всякие предосторожности. — Видишь?!
С выражением ужаса и отвращения на побледневшем лице он принялся хлестать по бронзовой решетке неизменным прутом омелы. Шипение стало сильнее. Мои напряженные нервы не выдержали, я вскинул пулемет и нажал на спуск. Пулемет забился и задрожал, точно живой, выплевывая струю раскаленного серебра. Я стрелял не целясь, единственно чтобы немного успокоиться. Пули с визгом и щелканьем рикошетировали куда попало и носились по всей комнате. Мы подвергались очень серьезной опасности, даже более серьезной, чем подкрадывавшаяся к нам из вентиляционной трубы.
Хотя я стрелял навскидку, мой прицел оказался достаточно верным, Очередь с корнем выворотила вентиляционную решетку, провалившуюся внутрь шахты. Еще я подстрелил три осветительные панели на потолке, дисплей, венский стул и зеркало. Тьфу ты, вот незадача. Разбитое зеркало — дурной знак. Наконец диск пулемета опустел, он поперхнулся и замолчал, прежде чем я успел расколошматить еще что-нибудь.
