Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь
Самовит промолчал, глядя в землю.
— Знаю, что не устраивает, — продолжил Бафомет с вдохновением. — Мало того. Будь твоя воля, греческие попы уже лежали бы на дне рек с камнями на шеях. Каждому попу — по хорошему тяжёлому русскому камню. А что? Это справедливо. Они сжигают и топят изображения ваших богов, княжьи гридни по их приказу преследуют, гонят, убивают волхвов и ведунов по всей Руси. Пусть на своей шкуре почувствуют, каково это. Да? Ты ведь думаешь об этом постоянно. И даже мечтаешь. Так вот, с моей помощью твоя мечта осуществится. Месть. И месть безнаказанная. Что может быть слаще! Хотя постой… — Он сделал вид, что серьёзно задумался. — Может, я не прав и ты вовсе не хочешь отомстить? Я тут рисую тебе славное будущее, а ты давно уже решил отречься от веры предков, креститься и снова посвататься к Зоряне, то бишь, извини, Ольге? Скажи тогда, не стесняйся. Я пойму и найду другого. Помнишь, я говорил, что не ты один был у меня на примете? Только знай. Греческие попы не остановятся. Не будет вам, ведунам и волхвам, носителям истинных знаний и веры, покоя и сна. Да и самой жизни не будет. Выжгут вас калёным железом. Ты можешь сдаться, принять Христа и тогда останешься жив. И даже, возможно, женишься на Ольге-Зоряне. И предашь память своих предков. Будешь проклят их духами и богами, которым служил. Вот им проклят! — Бафомет возвысил голос и указал рукой за спину, на капище Велеса. — А можешь взять у меня силу и вступить в бой. Справедливый, беспощадный. Да, он будет бесконечно долгим, трудным и кровавым. И неизвестно, за кем останется победа. Но в любом случае ты сбережёшь веру и знания, передашь этот огонь тем, кто будет готов его принять — такие найдутся, поверь. А главное — в тот день, когда ты покинешь этот мир, твоя совесть будет чиста. Потому что ты боролся до конца и не ослушался голоса своего сердца…
Это был долгий разговор. Солнце уже освещало закатными лучами вершины древесных крон, готовясь вскоре уйти за горизонт на ночлег, когда Бафомет и Самовит заключили Сделку. Договор. Соглашение.
Непостижимым образом, возникнув из ниоткуда, в руках Бафомета оказался пергамент, на котором чёрным по желтоватому были кратко и ёмко изложены все его пункты. Включая последний, гласящий, что после смерти душа Самовита сама, без всякого принуждения, выбирает способ и место своего дальнейшего существования. Очень обнадёживающий и правильный, по мнению Самовита, пункт. Тогда он думал именно так. Хотя какая-то малая, слабая и дальняя часть его существа понимала и подозревала, что Бафомет его искушает и в чём-то лукавит. Но уж больно велико было искушение и очень — очень! — выгодны условия. Да и что есть жизнь человеческая? Сплошь искушения. Любовью. Дружбой. Верой. Делом. Выбором, наконец. Он — выбрал.
— Прочёл? — спросил искуситель.
— Да.
— Ещё пожелания, дополнения, вопросы?
— Нет, всё ясно.
— Тогда подписываем.
Бафомет глянул вверх, и к его ногам свалилась крупная сойка. Без признаков жизни. Разом удлинившаяся рука выдернула из хвоста птицы сизое перо. Тремя движениями острейшего ножа Бафомет заточил перо, затем полоснул ножом по ладони. Потекла, закапала на траву тёмная кровь. Он окунул перо в кровь и расписался внизу пергамента. Дунул на ладонь, и кровь вместе с порезом исчезла. Даже шрама не осталось.
— Теперь ты, — сказал, протягивая нож и перо. — Рану я тебе затяну.
— Это я и сам могу, — буркнул Самовит и сделал на ладони надрез. Глубже, чем хотел. То ли не рассчитал остроту ножа, то ли силу. Бывает. Выплеснулась алая кровь.
— Гордый, — сказал Бафомет. — Это хорошо.
Самовит поставил свое имя ниже подписи Бафомета, отдал ему пергамент и остановил кровь.
Шрам, правда, остался. Если присмотреться, его можно заметить и сейчас — тонкая бледная полоска на левой ладони. Как напоминание о том дне, когда он ступил на путь, с которого нет возврата.
К кладбищу Григорий подошёл, как и рассчитывал, уже в ночной темноте. Остановился, вгляделся через решётку забора.
Ага, и церковь имеется. Ну, ясно, куда ж нам без церкви… Интересно, отпевали покойника или нет? Если отпевали, будет сложнее. Ладно, неважно. Теперь уже неважно, решение принято, а отступать он давно разучился.
Григорий толкнул сначала ворота, а затем калитку.
Заперто. Всё правильно, так и должно быть.
Ещё раз толкнул калитку так, что громко лязгнул металл. Вытащил из заранее припасённой пачки сигарету, сунул в рот.
Появился охранник, подсвечивая себе дорогу фонариком.
— Делать нечего или на грудь лишнего принял? — с ленцой осведомился он, подходя ближе. — Так протрезвить — не проблема, только скажи.
— Извини, друг, — примиряющим тоном сказал Григорий. — Огонька не будет? Зажигалку потерял где-то, чтоб ей…
У него был и другой вариант на тот случай, если бы охранник оказался некурящим. Но сработал этот.
— Огонька… Держи.
Григорий ухватился за протянутую руку с зажигалкой, сжал пальцы. Не прошло и секунды, как охранник был полностью под его контролем.
Хорошо иметь дело со стражей, мельком подумал колдун. И всегда так было. Хоть обвешай их оружием, а ментальной защиты никакой. Полный ноль. Слишком привыкли следовать приказу с одной стороны и мнить себя при этом важными птицами — с другой.
— Калитку открой, — сказал тихо. — Потом иди к себе и не высовывайся ровно три четверти часа. Затем выйдешь и снова калитку откроешь. Всё понял?
— Понял, — с готовностью сказал охранник. — Сию минуту.
И торопливо отстегнул от пояса ключи.
Могила Ивана оказалась расположена в удобном месте — на краю леса, рядом с густой рощей. Григорий нашёл её сразу — над свежим захоронением всегда особое свечение. Для каждого — своё. Зависит от человека, который жил, а теперь лежит под землёй и от срока его нахождения в стане мертвецов. Нужно только уметь это свечение видеть и различать. Григорий владел данным умением в совершенстве.
Обычное ночное зрение у него мало чем отличалось от дневного, и он разглядел слева от рощи пустырь, видимо, предназначенный для будущих могил, а за ним — невысокий забор.
Можно было и легко перелезть, подумал. Тогда не пришлось бы брать под своё управление кладбищенского сторожа. Хотя нет, он всё сделал правильно. Теперь охранник ему не помешает ни при каких обстоятельствах. Разве что кто-нибудь другой перелезет через забор в самый неподходящий момент, но на это совсем уж мало шансов.
На всякий случай, однако, Григорий мысленно обшарил пространство вокруг в радиусе сотни метров. Кажется, всё спокойно, можно приступать к делу. Оно сложное, но вполне осуществимое. Всего-то чуть раньше срока отправить уже оторвавшуюся от тела душу в предназначенное ей путешествие до загробного мира, где встречающие найдутся. А на её место подселить притворщика — хорошо обученную потустороннюю сущность, лично рабски преданную ему, Григорию. С заданием в нужный час сыграть то, что положено, и послужить Ключом… Вот только Двери самому поставить быстро здесь не выйдет. Кладбище — особое место. Тут и так что не могила, то Дверь. Только не туда, куда ему нужно в данном случае. Такую Дверь лучше всего делать в чистом поле, в широкой степи или на океанском пляже, где на много поприщ вокруг — ни живой души, не говоря уж о мёртвой. В городе или лесу тоже можно, но сложнее. Впрочем, он смог бы и на кладбище, но времени бы потребовалось самое меньшее до утра. И то можно запросто не успеть. А петух запоёт — какая Дверь? Бросай всё и начинай следующей ночью сначала. Нет уж, так рисковать он не намерен. Придётся позвать на помощь того, с кем у него Сделка и Договор. Бафомета, чьё имя, понятно, лучше не оглашать, но теперь уже всё равно. Очень не хочется. А иначе — никак. Ничего, потерплю, подумал он. Ради такого дела стоит.
