Дженнифер Роберсон - Танцор меча
– Баска… – взмолился я.
– Меч, – ее глаза были слепыми, как у песчаного тигренка. Мне стало жутко и я едва не отпустил ее.
Я вздохнул.
– Нет, баска, никакого меча. Песчаная болезнь сводит тебя с ума. Что ты сделаешь с оружием – непредсказуемо. Может вырежешь мне сердце, – я попытался улыбнуться. Губы треснули и снова потекла кровь.
– Меч, – жалобно.
– Нет, – мягко повторил я, и она заплакала.
– Кайдин говорил… ан-кайдин говорил… – она с трудом выговаривала бессвязные слова, – ан-кайдин говорил… меч.
Я сразу поймал разницу: ан-кайдин – не кайдин.
– Никакого меча, – настаивал я. – Тигр говорит нет.
Слезы наполнили ее глаза. По правой щеке потекла капля, но до подбородка не добралась. Высохшая кожа моментально впитывала любую влагу.
– Баска, – начал я, едва справляясь с голосом, – слушай меня. У тебя песчаная болезнь и ты должна делать то, что я скажу.
– Меч, – прошептала она и рывком освободила запястья от моего захвата.
Высохшая кожа треснула, из-под нее потекла сукровица. Но Дел уже дотянулась до рукояти меча, сжала пальцы и потянула меч вверх и вперед – жалкая пародия на обычное гибкое движение. Но чего бы ни стоило ей это усилие, я уже ничего не мог изменить: Дел держала в руках меч.
Я не дурак, я сделал шаг назад. Люди говорят, что я бесстрашен в круге – пусть говорят. Это создает определенную репутацию. Но сейчас я стоял не в круге. Передо мной была женщина в песчаном безумии со сверкающим мечом в руках.
И меч она держала необычно: лезвие было направлено вниз, параллельно ее телу, обе руки сжимали изогнутое перекрестье. Она медленно поднесла меч к лицу и прижала рукоять к потрескавшимся воспаленным губам.
– Сулхайя, – прошептала она и закрыла глаза.
Я настороженно смотрел на нее. Нужно было отобрать у нее оружие, но я не мог даже предположить, как Дел поведет себя. Мастерское владение мечом, о котором она столько говорила, делало ее вдвойне опасной: ни один мужчина не рискнет пойти против клинка и женщины в песчаном безумии. Хотя даже если бы у нее не было оружия, я не стал бы с ней связываться.
Она шептала что-то мечу. Я нахмурился, обеспокоенный ее интонациями. Я и раньше видел песчаную болезнь и знал, как она может лишить мужчину – или женщину – разума, оставив лишь пустоту безумия. От песчаной болезни люди редко выздоравливали. Чаще всего они уходили в пески и погибали, когда пустыня высасывала из них воду, не найдя укрытия и без тени надежды на спасение.
Как Дел и я.
– Баска… – снова попробовал я.
Дел отвернулась. Она неловко опустилась на колени, сжимая меч: багрово-красная фигурка на серо-коричневом песке. Туника, которую она носила, обтягивала тело как ножны меч, но я все еще не решил, сможет ли эта измученная женщина справиться со мной. Я просто приходил в отчаяние, глядя как эта девочка поддается слабоумию песчаной болезни.
Аиды, какая потеря!
Она стояла на коленях, но спину не согнула. Дел осторожно опустила острие на песок и надавила на перекрестье, пытаясь установить меч прямо, но сил у нее не хватало и плотный песок не поддавался. В конце концов мне пришлось нажать на рукоять и меч встал прямо как штандарт.
Но я успел почувствовать боль. Она вошла в кисть, пробежала до плеча и меня затрясло. Только когда я отдернул руку жуткое ощущение исчезло.
– Дел, – резко сказал я, встряхивая ноющую ладонь. – Баска, в аиды, что такое этот меч? – и тут же понял, какую глупость спросил – меч это меч, что же еще? – но боль, возникавшая сразу после прикосновения к рукояти подтверждала, что Северный клинок был чем-то большим, чем просто куском металла, обращенным в форму смертоносного оружия. Кисть ныла. Я подозрительно посмотрел на ладонь, яростно растер ее другой рукой и уставился на Дел.
Это просто трюки и фокусы для наивных людей, но я-то не наивный.
А если быть откровенным, хотя я не прочь посмеяться над любыми суевериями, я сразу узнаю запах настоящей магии, когда он наполняет воздух, которым я дышу.
Как сейчас.
Дел не ответила мне, я даже не уверен, что она меня слышала. Голубые глаза сосредоточились на рукояти. Серебряные узоры возвышались на уровне ее лица. Она сказала что-то – набор слов на Северном языке – и повторила эти фразы четыре раза. Она подождала – ничего не произошло (или по крайней мере мне так показалось), она снова повторила.
– Дел, это нелепо, вытаскивай его оттуда, – я протянул руку, чтобы вытащить меч из песка, но не смог. Рука застыла в нескольких дюймах от рукояти. Я снова вспомнил болезненное онемение и зуд, замораживающие кровь в венах.
Какой-то наговор?
Возможно, но тогда Дел ведьма… или что-то в этом роде.
Как бы там ни было, я не мог коснуться рукояти. Не мог заставить себя, хотя ничто меня не останавливало. Ничто, кроме непреодолимого нежелания снова почувствовать свою смертность.
Дел согнулась. Ее ладони с разведенными пальцами легли на песок. Лоб трижды коснулся раскаленных крупинок. Она взглянула на меч. Потом ритуал повторился.
К воспаленной коже на лбу, к носу, губам прилипли песчинки, и когда Дел снова склонилась в унизительном поклоне мечу, я увидел как неровное дыхание поднимало пыль под ее лицом.
Светло-коричневое облако над желтым песком.
Я молчал. Ее сознание было уже в другом мире.
Дел снова склонилась в низком поклоне, а потом неуклюже потянулась вперед, пока не опустилась на песок. Она обхватила ладонями сверкающее лезвие. Воспаленные суставы, обгоревшие докрасна, побелели от напряжения.
– Кайдин, кайдин… я прошу тебя, – Дел говорила то на Северном, то на Южном. Значит она уже ничего не соображала. – Ан-кайдин, ан-кайдин, я прошу тебя…
Ее глаза были закрыты, на ресницы налипли сукровица и песок. Такая же корка покрывала ее лицо и раздувшиеся ссадины уродовали безупречный овал. Во мне поднялся безудержный гнев. Я наклонился, оторвал ее руки от меча и
– заставив себя забыть и о визите смерти – выхватил клинок из этого подобия алтаря в песке.
Боль успела добежать до груди. Замораживающая, острая как кинжал, хотя ничто не вонзилось в мое тело. Мне стало холодно, так холодно, что могли замерзнуть кости, кровь, плоть.
Я содрогнулся и попытался отбросить меч, но рука, казалось, примерзла к рукояти. Голову наполнил ослепительный свет, все оттенки пурпурного, синего и красного. Я смотрел в пустыню и не видел ничего, кроме света.
Я что-то закричал, сам не помню что. Но когда я прокричал это, мне удалось отбросить меч, собрав все силы, которые у меня оставались, а их было совсем немного.
Ладонь, хвала валхайлу, освободилась. Несколько клочков кожи и мяса прилипли к рукояти. На ладони остался отпечаток чужих запутанных контуров Северных тварей и теней. Ямки в ладони быстро заполнились сукровицей, которая тут же высохла и затвердела. И отвалилась, сорвав еще один кусок кожи.
