Сергей Лифанов - Приют изгоев
— Стой, стой, зацепишь!
Батен застыл и глянул вперед. Прямо перед трепалкой разбухало прямо на глазах одно из ушек.
— Не трогай, — сказала Эйли. — Они не любят, когда их в это время чем-то твердым задевают. Могут схлопнуться и долго потом не надуваются вновь.
— Боги вы мои! — с тоской проговорил Батен. — Их же теперь с каждым днем все больше и больше будет!
— Ну да, — подтвердила Эйли, — и когда их станет совсем много, трепалки придется оставить.
— Но их теперь не надо трепать?
— Это, — Эйли указала на надувшееря ушко, — трепать не надо. А вот эти, вокруг, они же еще не надулись.
Батен пристально посмотрел на надувшееся ушко, потом вокруг, других таких не обнаружил, спрыгнул в воду и с горем пополам перетащил трепалку вперед; Эйли побежала обрадовать Кратериса.
Кратерис издалека ободрительно показал большой палец.
Теперь, когда Батен знал, что именно надо высматривать, работать пришлось медленнее.
Проклятые ушки надувались как заведенные; к ужину Батену довелось приметить еще штук десять. Судя по всему, на других делянках дело обстояло так же. Вечером на площадке у дома опять было оживленно — праздник продолжался. С соседних квадратов сигналили ракетами, что и у них пошло веселье.
Два дня спустя Батен тронул было трепалку, но, посмотрев на делянку, вздохнул и оставил трепалку на месте. Кратерис молча протянул ему мешок, в который, при желании, можно было бы всыпать пару бочек песка:
— Если они начнут всплывать, засовывай их сюда, а потом тащи вон в тот бак.
Батен посмотрел в направлении вытянутой руки Кратериса и кивнул.
Жизнь, кажется, становилась более веселой. В ней появилось разнообразие…
Он шел по своему ряду по пояс в воде, разводил руками ушки, одновременно посматривая по сторонам, не всплыл ли где поблизости очередной шар размером с приличную тыкву. Если да, то следовало быстрее бежать к нему и совать в мешок, пока он не начал метать икру. Как правило, всплывшие ушки с этим не очень торопились — видимо, ожидали, пока «шторм» вынесет их подальше в океан, — и только уже в мешке выпускали из себя голубовато-прозрачные ленточки с икринками размером не больше макового зернышка.
Эйли тоже совершенно перестала помогать маме Инди и бегала по делянке с мешком.
В баке шары, отметав икру, сдувались и превращались в бесформенные лоскутки, ничем не напоминающие ненадутые ушки.
После ужина на поле теперь не выходили. Садились вокруг бака с жаровнями, на которых калились ножи, отрезали сдувшиеся лоскутки, моллюсков бросали в один ящик, лоскутки в другой, икру вычерпывали в третий. По утрам ящики забирали дюжие ребята с продуктового баркаса.
Батена уже тошнило от запаха жженого шелка. Только ведь простым лезвием, даже самым острым, морской шелк не возьмешь — приходится разрезать его раскаленным ножом, другого выхода нет. Дохлые моллюски пахли поначалу странно, но вовсе не неприятно, но, полежав денек на солнышке, приобретали типичный запах падали, поэтому-то от них и старались побыстрее избавиться.
Вскоре Батену было уже безразлично: всплыли шары давно или только что, отметал моллюск икру или нет, сдох он или еще жив… Не до того, работы было слишком много. Но еще больше было бестолковой суеты. Батена это раздражало особенно: экие они все здесь умные, чего только не напридумывали, чтобы себе жизнь облегчить, так что же они тут ничего не выдумали? Уж можно было б, наверное… И вдруг однажды Кратерис сказал:
— Все.
Батен не понял, что значит это «все». Не понял и Форнакс, который вместе с ним шел от бака с пустым мешком.
— Все! — Эйли запрыгала на перемычке, захлопала в ладоши. — Мы собрали все наши ушки!
Батен оглянулся. На делянке не было ни одного всплывшего шара. Опустевшее дно сквозь мутноватый слой воды выглядело как-то сиротливо и непривычно.
— Не может быть, — сказал он растерянно и огляделся. На двух делянках квадрата еще работали; третья была пуста, и Батен с запозданием вспомнил, что вчера вечером они прощались с ребятами с этой делянки.
— Боже мой, — отупело спросил он. — Сколько же дней мы тут?..
— Не знаю, — чистосердечно призналась Эйли. — Я уже давно не считаю.
Они посмотрели на Кратериса.
— Двадцать два дня, — сказал тот.
Батену не поверилось. Ему казалось, что он уже целую вечность боронил воду, крутя педали трепалки, и половину вечности таскал мешки с всплывшими ушками.
— Не может быть, — тоже не поверила Эйли. — Всего двадцать два дня?
Они вернулись к дому, бросили мешки около чана и присели под навесом. Все еще не верилось, что делянка пуста. Мама Инди вынесла им по стакану вина, плеснула и Эйли, только разбавила его водой:
— Маленькая еще чистое пить.
Эйли за ее спиной скорчила ей гримасу.
Их окликнули:
— Что, у вас все? Кратерис кивнул.
— Вот дерьмо, — донесся искренний ответ. — А у нас их хоть заешься.
Кратерис вынес жаровни и ножи, хотя солнце стояло еще высоко, и позвал их к баку:
— Давайте сюда, ребята, сегодня еще рабочий день.
Они расселись около бака, оставив сборщикам место, чтобы можно было подойти и разгрузить мешки, и с заметной прохладцей принялись резать лоскуты. Сборщики, опорожняя тару, искренне им завидовали.
Назавтра Кратерис поднял их еще засветло, велел быстренько собираться, и сразу после утреннего чая они пошли на лодке вдоль внешней стены ушных садков к далекому берегу. Мили три спустя они увидели сложенную из камня башню, увенчанную гирляндой вымпелов. У причала башни было полно лодок, похожих на ту, в которой прибыли они. Кратерис повел их к домику, прилепившемуся у подножия башни, они вошли в светлую комнатку и подождали немного в очереди, прежде чем зайти в приемную, где им заученно улыбался немолодой чиновник, одетый в простую домотканую рубаху, клетчатый килт и жилет из такой же ткани.
Критерис представился и назвал квадрат.
Чиновник, справившись по своей картотеке, сообщил, что заработанные им деньги будут отчислены Гильдии Кромных торговцев в уплату за лес. Кратерис взял расписку, подставил руку повыше локтя под печать и отошел в сторону; печать будет видна ровно год, пока не исчезнет, и ее обладатель получал право бесплатно питаться во всех харчевнях Отмелей.
Форнакс тоже получил вместо денег расписку и печать на руку, и братья вышли в приемную.
Следующим подошел и назвался Батен. Чиновник, заглянув в его карточку, сообщил, что часть его заработка будет перечислена в счет долга старосте деревни Верхние Мхи госпоже Корви, а остаток он может получить на руки. Деньги Батен увязал в носовой платок, подставил плечо под печать. Чиновник поинтересовался, не собирается ли он возвращаться в Верхние Мхи, и Батен, вспомнив о письме, показал его чиновнику. Тот прочел, кивнул, что-то черкнул на обороте конверта, что-то пометил у себя в бумагах и сказал, что Батену следует отправиться на ближайшую планерную площадку, откуда его доставят куда следует по предъявлении конверта.
