Джон Робертс - Дикая орда
Конан вместе го своими десятниками и полусотниками осмотрел пространство вокруг холмов и дорогу за ними – в поисках места для битвы. Остальным воинам было приказано разбить лагерь, держать коней наготове, чтобы по тревоге вскочить в седла. Костры разводить не стали, чтобы случайно не выдать себя.
Перед закатом все приготовления были закончены, отданы последние распоряжения на случай внезапного нападения противника. Сложных маневров не предполагалось, но строгий боевой порядок был необходим, дабы не так сильно ощущалось численное превосходство врага. Гирканийцы лишь усмехались, когда им говорили, что врагов будет больше в два раза. Что ж, презрительная усмешка бесстрашного воина лучше, чем тягостное, мрачное ожидание неуверенного в себе бойца. Все зависело от сатрапа Бахроши: от его отношения к Согарии и особенно от того, сколько войска он в силах послать на помощь соседу, когда и на его землю вот-вот нападут.
Наутро, часа через два после восхода солнца, разведчики донесли, что бахрошская кавалерия на подходе. Через час она появится в пределах видимости.
– Вы сосчитали их? – спросил Конан.
– Нет, господин, – сказал главный разведчик. – Ты приказал нам не показываться им на глаза, поэтому мы держались на расстоянии. Могу сказать, что их наверняка больше тысячи – больше, чем ожидалось.
– Каждому из вас дан приказ, – обратился Конан к командирам, – и все вы знаете сигналы. Займите позиции и ждите врага. Может быть, их будет больше, чем мы думали. Неважно – тактика остается прежней.
С двумя сотнями воинов Конан отправился на холм, ограждавший дорогу с севера. Рустуф с другими двумя сотнями занял позицию на южном холме. Еще сотня, во главе с Фаудом, осталась на месте – в пятистах шагах от ложбины.
Два главных отряда вряд ли были заметны подступающим бахрошцам. Конан остановил коня близ вершины холма. Рядом находился Гаюк. Знаменосец держал короб, полный маленьких цветных флажков. Конан терпеливо ждал.
– Они идут, командир, – проговорил Гаюк.
Войско сатрапа приблизилось, и Конан со своей удобной позиции смог на глаз прикинуть силу врага. Киммериец едва сдержал готовое сорваться с губ проклятие, увидев, какая длинная и широкая колонна наступает на них.
– Три тысячи по меньшей мере! А нас – пятьсот. Шесть к одному, разорви их Кром!
Гаюк пожал плечами и усмехнулся:
– Какая разница, командир? Уж по шесть-то стрел у каждого из нас в колчане найдется!
Конан засмеялся и похлопал знаменосца по плечу:
– Вот мы какие! Кто одолеет таких героев! Ну, приготовься и достань флажки.
В голове бахрошской колонны, шагах в пятистах, самое большее, от основных сил, шагал отряд авангарда. Конан понял, что это – счастливый миг удачи. В армиях цивилизованных стран авангард редко отрывался от главной колонны, а когда передовые отряды наступают на таком малом расстоянии – в этом вовсе нет никакой пользы. Авангард гирканийских всадников уходил от орды на часы, бывало, на дни пути, связываясь с ней только через разведчиков. Для действительно сильной кавалерии та засада, что затеял Конан, – что слону булавка.
Вслед за авангардом пылило войско. Конан только дивился, слушая, с каким шумом движется армия: конные барабанщики, флейтисты, горнисты, музыканты с бубнами и трещотками и даже с серебряными конскими копытцами. Лошади бахрошцев сплошь с разноцветными попонами и узорной упряжью – ребята будто на парад собрались, а не на битву. Сатрап Бахроши явно хотел произвести впечатление на своего собрата-правителя.
Гаюк с неподдельным изумлением взирал на вражеское войско.
– Они и впрямь стоящие воины, командир?
– Некоторые – да, – ответил Конан. – Пусть тебя не вводит в заблуждение весь этот шум и блеск. Я знавал весьма сильные войска, что идут на бой с песнями и музыкой. Боссонийские горцы, например, так гремят своими трубами, что волосы дыбом встают. Или рыцари Пуантена – они берут с собой на битву парней с лютнями, и те так наяривают, будто сейчас все в пляс пустятся. Только они и дерутся не хуже, чем на лютнях брякают.
– Коли ты говоришь, значит, так и есть, – с сомнением произнес знаменосец.
Они замолчали, когда враг подошел поближе. Наконец авангард въехал в ложбину между холмами.
– Красный флажок, – приказал Конан.
Гаюк поднялся на гребень холма и резко взмахнул флажком над головой. Сотня Фауда вскочила в седла и не торопясь подъехала к дороге – на вид обычные охотники. Они подождали несколько минут и выехали на дорогу, как раз когда авангард бахрошцев, линия за линией, потянулся из-за холмов.
Конан строго-настрого приказал не пускаться в бегство, прежде чем враги не вылезут достаточно далеко. Слишком быстрое отступление будет выглядеть подозрительно: бахрошский полководец может заподозрить ловушку.
Тем временем противник заметил в ложбине гирканийцев. От колонны отделились два всадника и во весь опор понеслись назад – скорей всего доложить о непредвиденном препятствии. Они с трудом объехали в узкой ложбине музыкантов и наконец пробились к человеку с пышными усами и бакенбардами, облаченному в богатые доспехи. Он отдал громогласный приказ и вскинул церемониальный жезл, украшенный жемчугами. Всадники вернулись к авангарду, который начал выстраиваться у выхода из ложбины. Конан отметил, что маневр был проведен достаточно искусно. Эти люди не пустозвоны, хоть и обставляют свое наступление с нелепой пышностью и хвастовством.
Воины под началом Фауда буквально заерзали в седлах. Беспокойство и нетерпение наездников передалось и чутким скакунам. Лошади под седоками нервно перебирали копытами, словно вот-вот готовы были сорваться вскачь. Фауд выкрикивал бессмысленные приказы, будто подстрекая готовых взбунтоваться степняков. Наконец несколько конников не удержались и пустили стрелы в подступающих бахрошцев.
Послышалась резкая команда бахрошского командира. Коротко завыла боевая труба. Воины передового отряда все как один сорвались с места, копыта скакунов в унисон простучали по земле. Первый ряд опустил копья. Приблизившись к гирканийцам, воины прикрылись щитами.
Степняки Фауда стояли твердо, так что Конан уже стал беспокоиться, не протянули ли они время сверх нужного. Наконец кочевники повернулись и пустились в бегство. Многие наездники на скаку оборачивались и пускали стрелы в наседающего врага. На первый взгляд эти выстрелы казались паническими и бессмысленными, но Конан заметил, что каждая стрела укладывает тяжеловооруженного бахрошского всадника наповал.
Киммериец надеялся, что враги в погоне за бегущими гирканийцами потеряют голову, но был готов и к такому вот спокойному, планомерному преследованию. Он знал: величайшая глупость – рассчитывать на безрассудство противника. Когда враг только появился в поле зрения, Конан мог примерно определить их число по количеству боевых знамен. По подсчетам киммерийца выходило, что ложбину миновала половина бахрошской армии.
