Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»
— Вчера прибыли поздно, не было времени на слова. Исправим это.
Сделав паузу, царица прошла вдоль учеников, внимательно заглядывая каждому в глаза и словно ковыряясь в душе. Как бы прикидывая: а что прячется в темном уголке вот этого замшелого мозгишки? А вот в этом?
Дошло до меня. Я тупо смотрел вперед давно отработанным серьезно-внимательным взглядом школьника, не выучившего урок. Царисса прошла дальше, продолжая:
— Ваш поток только набирается, но многие живут в школе уже не первый месяц. Вчера к нам прибыли новенькие. Вперед, пожалуйста.
Сестры-царевны и за ними мы с Томой выступили на шаг.
— Во-первых, к нам присоединились две царевны, Карина и Зарина Варфоломеины, — сообщила царисса. — Прошу встретить как полагается.
Среди учениц пронесся одобрительный приветственный гул. Царисса осталась удовлетворена.
— И впервые… — она выждала интригующую паузу, — впервые за много лет у нас в гостях ангелы.
— Алле хвала! — взорвались криками воспитанницы, не столько от радости, сколько из любопытства. Им повезло, прежним потокам такого счастья не приваливало — лицезреть живых ангелов. Интересно, поток — это год или полный курс обучения? Надо будет спросить.
— Тома… это Тамара? — засомневалась царисса Дарья.
— Да, — кивнула девушка. — Но лучше просто Тома.
— Ангелы Тамара и… — вновь царисса остановилась в нерешительности. — Чапа — разве имя?
Я признал:
— Прозвище.
— А имя?
— Вася.
Она принялась излагать дальше:
— Ангелы Тамара и Василиса до нового распоряжения становятся воспитанницами школы. Прошу приветствовать новых воспитанниц, единственных в своем роде!
Из-за шума ободряющих выкриков никто не услышал моего возмущения. Какая, к черту, воспитанница Василиса…
От жуткого толчка локтя в ребро язык едва не превратился в самостоятельный орган. Взвыв, я накинулся на Тому:
— Ты чего?!
— Не рыпайся. Еще не понял? — злой змеей прошипела Тома. — Ангелы — не дети. Ангелы — женщины.
Глава 8
Совсем в другом свете пролетело одно за другим недавнее. И пазлы сложились в картинку.
Начнем с того, что Гордею наша четверка представилась как «два и два». Не мы, он сам настоял на этой формулировке. Так увиделось со стороны. Еще бы, на первый взгляд не отличишь. Волосы у меня достаточно длинные, лицо чистое — усы с бородой нескоро проклюнутся. Сложение тщедушное, нескладное, у худеньких девочек моего возраста часто бывает. Голос высокий, кадык, что выстреливает со сломом голоса, ждет своего часа. Даже представляя себя как «он», для других я был ангелом, что тоже мужского рода. Мы же говорим: диктор Екатерина.
— Все свободны, — царисса Дарья начала разворачиваться, чтоб уйти, но… — Тома и Чапа, а вас я попрошу…
…остаться, вспыхнуло в голове голосом артиста Броневого.
— …зайти через минуту, — закончила царисса, чуть помедлив.
Несколько шагов, и она скрылась во внутренней анфиладе, где в противоположной от ученических комнат стороне располагались ее гостевые покои.
Убедившись в ее уходе, дядя Люсик выпрямился до стойки караульного у Кремлевской стены. Сделал морду кирпичом. И… щелкнул вслед цариссе воображаемыми каблуками на своем сыромятном подобии сапог. Глаза его смеялись.
Ничего не понимаю. Словно происходящее напомнило ему тот же фильм, и он спародировал часового у дверей рейхсканцелярии. Если так, то… совсем ничего не понимаю.
Но как-нибудь докопаюсь. Когда разберусь, чем грозит подобное любопытство. Пока же не оставляло ощущение, что вот-вот из дверей выскочат друзья, родители и члены съемочной группы, и на все поле прозвучит столь желанное:
— Розыгрыш!
Увы, не прозвучит. Машинально держась друг друга, отчего локти периодически соприкасались, мы с Томой отправились за цариссой. Тома шептала:
— Утром спросила Карину, почему сейчас в школе только девочки, где же мальчики. Она меня чуть не побила. Образование для мальчиков — грех. Им запрещен вход на территорию школы, нарушителю — смерть.
Вот оно как. Мы вошли к Дарье. Царисса восседала на резном высоком стуле, который я для себя обозвал троном: до сих пор видел здесь только лавки да табуреты. Мужья, как всегда, болтались позади, создавая антураж. Больше никого.
— Садитесь, — приглашающий жест указал на две скамьи по разные стороны от входной двери.
Не сговариваясь, мы присели рядышком. Обстановка не блистала. Все старенькое, деревянное. Чуточку приоткрыта еще дверь, внутренняя, в другую комнату: виднеется край немудреной кровати, выделявшейся лишь размерами. Даже для походного домика скромновато. Наверное, это должно говорить в пользу цариссы. Бережет копейку, все для народа, экономика должна быть экономной. Что забыл? Ах да, власть — слуга народа.
— Почему в крепость вас везла Варфоломея?
Мы переглянулись. Ответил я:
— Не Варфоломея, а царевна Милослава.
— Какая разница, — равнодушно бросила царисса. — Так почему?
— Гордей пощадил нашего спутника…
— Чёрта, — перебив, поправила царисса. — И по закону заслужил смерть.
Хорошо, что Тома смотрела в пол. Глаза не выдали удивления: я упомянул только про одного спутника.
— Именно так и случилось.
Весь мой облик свидетельствовал, что готов поклясться чем угодно: говорю правду, только правду и ничего кроме правды. Пусть не всю правду, но об этом в формулировке ничего не сказано.
— Где черт сейчас? — упал следующий вопрос.
— Сбежал.
— Где и когда?
— Рядом с причалом. Сразу же.
— При этом побил трех бойников, — горделиво прибавила Тома.
— Ясно, — произнесла царисса. — Какие-нибудь просьбы будут?
Сразу подумалось про единственный общий туалет. Уже открывал рот, как вспомнил, что я теперь девочка. Челюсть со стуком вернулась на место.
— Что ты хотела сказать, Чапа? — заметила попытку царисса Дарья.
Меня передернуло. Томина рука нашупала мою и сжала.
— Спасибо, нас все устраивает, — отчеканил я.
— Все-все? — Уголки глаз цариссы собрались в хитрые морщинки. — Так не бывает.
— Хорошо, меня не устраивает туалет, — выпалил я.
Царисса удивленно подняла голову, затем одну бровь:
— Никто не жаловался. Чем же?
Пальцы Томы, обратившейся в соляной столб, до страшной боли впились в мои. Но я продолжил:
— Горшки. Что за детский сад? Нельзя выкопать ямку и сделать дырки в полу?
Девушка шумно выдохнула. Царисса покачала головой.
