Руслан Рюмин - Заветное желание
Ростислав поднялся с пола, потирая ушибленное плечо.
— Больно, — сказал он. — Уже третий раз сюда попадает.
— Да… Знаешь, а ведь у нас будут тренировки, которые направлены на то, чтобы ты умел терпеть боль…
— Что?! Меня что, будут бить?
— Нет. Применят особое заклинание… Под его воздействием тебе понадобится один раз вытерпеть как можно более сильную боль, но потом она не сможет помутить твое сознание и не заставит скрючиться на полу…
— А когда?..
— На неделе… Время всё же поджимает, Ростислав. — Т'зиро вздохнул. — Все рыцари Радуги проходят сквозь это… Надеюсь, ты понимаешь, что это необходимо и нам никакого удовольствия не доставляет.
— Понимаю. Но всё равно страшновато…
— Если есть мужество признаться в своем страхе, то это уже говорит о многом. Ну что, продолжим?.. А то еще начнешь бояться молота…
— Продолжим, — сказал Ростислав. Повел плечами, поморщился. — Заодно потренируюсь терпеть боль.
— Если хочешь, мы можем пропустить то занятие, — проговорил Т'зиро, — но подумай о возможных последствиях, ты же умный парень.
— Я… понимаю, — выдавил Ростислав. — Просто… как бы так сказать…
— Страшно, — подсказал Т'зиро. — Если бы ты знал, как я боялся перед испытанием…
— Это успокаивает. — Ростислав крутанулся и безупречно выполнил показанный прием.
— Молодец, — сказал квостр. — Еще пару раз проделай, чтобы закрепить… потом немного изменим условия, чтобы ты не начал стандартизировать движения… Помнишь, что я тебе говорил насчет этого?
— Конечно. — Ростислав поднырнул под качающийся молот. — Импровизация и интуиция…
«…Еще один день, — думал он несколько позже, направляясь к себе по бесконечным балюстрадам и галереям дворца. — Очередной день в этом странном мире, где нет тверди, но есть волшебство, крылья и любовь… Интересно, куда подевалась Лия?.. Неделю, почитай, уже не виделись. И никто, главное, не знает, где она…»
Действительно, Лия куда-то пропала; да и вообще как-то не стремилась к обществу Ростислава. Последнего это крайне расстраивало и беспокоило, юноша думал, что чем-то обидел возлюбленную, а редкие встречи происходили в местах, совершенно не предназначенных для разговоров по душам. Ассамблеи, балы, где за Ростиславом всегда увивались толпы квостров, стремящихся засвидетельствовать свое почтение молодому Избраннику. Этикет не позволял ему просто уйти или не ответить на комплименты и тосты, так что подобные вечера выматывали похуже любой тренировки. Лия же всегда неуловимым призраком мелькала в толпе, не подходя, и Ростиславу было до нее совершенно не добраться. Один или два раза он приближался, но Лия держалась подчеркнуто официально и всегда присылала мысль: «Не здесь и не сейчас…»
Ростислав после такого оставался полностью сбитым с толку.
Что было на уме у ворожеи, юный Избранник мог только догадываться. Иногда девушка пропадала на несколько дней кряду, и все, у кого юноша спрашивал, ссылались на какие-то ритуалы и дела ворожей. Последние же на вопросы Избранника или отмалчивались, или отвечали односложно и холодно, и общий смысл ответов был таков: «Не лезь не в свое дело, мужчина». Это не говорилось открытым текстом, но достаточно явственно ощущалось. Видимо, от резкостей волшебниц удерживал только официальный статус Ростислава: традиционно приравниваемый к Верховному магу Стихии, члену Совета. К слову сказать, на заседания юного Избранника никогда не звали.
Ростислав зашел к себе, уселся в любимое кресло возле волшебного зеркала, которое при элементарном магическом вмешательстве могло показывать пейзажи Каенора и даже, по словам Ломдар-Каюна, других миров. Правда, Ростислав пока не мог вызвать вид, скажем, своей родины или чего-нибудь фантастического, а Ломдар-Каюн не проводил демонстраций.
— Перекусите? — спросил бесшумно подошедший сзади сильф.
Ростислав подпрыгнул, сказал:
— Я же просил не подкрадываться сзади!.. Уже забыл, что ли?
— Я не Мэий, — сказал сильф. — Ему пришла пора уйти.
— Куда?
— Это неважно и не касается смертных, — уклонился от ответа элементал.
Ростислав только сейчас заметил, что нынешний слуга действительно отличался от предыдущего. Тот всегда был веселым и беспечным, как настоящий мальчишка, а на лице этого читалась совсем не детская серьезность. Кроме того, он выглядел старше.
— Как твое имя? — спросил юноша. — То есть как мне называть тебя?
Он уже знал, что владеющий истинным именем элементала полностью подчинял его себе. И спрашивая имя, маги почти всегда преследовали цель подчинить духа себе.
— Зови меня Эай, — сказал сильф.
— Эай, ты не мог бы изменить выражение лица? — спросил Ростислав. — А то цветы завянут.
— От чего?
— От этой кислой мины! — Юноша улыбнулся. — Мне теперь что, заново объяснять, что раболепия и официальности не надо?
— Понял. — Эай выдавил улыбку и присел на поручень кресла, болтая босой ногой. — Так как насчет перекусить?
— Не откажусь от бокала вина и фруктов, — сказал Ростислав. Надо заметить, что раньше он пробовал только шампанское в последний Новый год у себя дома, а в Каеноре стали доступны изысканные вина Радужного Города, и паренек не устоял перед искушением попробовать. Тем более что квостры не возражали — по их меркам Ростислав уже считался взрослым.
Эай показал в сторону столика, на котором стоял легкий ужин.
— На столе, — сказал он. — Если что-то не так, скажи… А то я еще не знаю твоих вкусов.
— Ты странный, — сказал Ростислав, — слишком уж серьезный для сильфа.
Эай мысленно выругался. Похоже, годы пыток и многовековое рабство навсегда вытравили из души элементала детскую жизнерадостность и проказливость. При одном воспоминании о страшных когтях, терзающих мальчишеское тело, накатывала дрожь. Аргаррон тогда лично мял в руках пойманного в волшебную ловушку сильфа, получая наслаждение от мук беспомощного духа. Учитывая то, что материальная форма в тот момент была практически бессмертна, эта пытка, казалось, длилась вечно. В конце концов Эаллойенум не выдержал и сказал Аргаррону свое истинное имя. Это прекратило пытки тела, но, похоже, навсегда сделало маленького сильфа рабом архидемона.
— У меня была длинная и беспокойная жизнь, — выдавил Эай наконец. Печать Аргаррона на груди предупреждающе шевельнулась, словно ледяной иглой дотрагиваясь до астральной сущности элементала. Ему захотелось плакать. Стоило проговориться — и душа элементала будет ввергнута в Огненную Плоскость, откуда родом саламандры, ифриты и прочие духи огня. Сильфу в этой бездне пламени не светило ничего, кроме бесконечной боли без единого шанса вырваться самостоятельно. Единственной надеждой могло быть неслыханное событие: чтобы кто-нибудь призвал сильфа по имени, обращаясь при этом к стихии Огня…
