Дэвид Геммел - Нездешний
— Ты не знаешь еще, что мне нужно.
— Нет, но цену назначаю такую.
— А если я откажусь?
Улыбка исчезла с лица великана.
— Тогда Братство выплатит мне награду за тебя.
— Экий ты неуступчивый.
— Ты тоже хорош — вспомни, как ты вел себя на той вентрийской горе, когда я сломал ногу. Шесть тысяч за лубок и за лошадь!
— Враги были близко — неужто ты так дешево ценишь свою жизнь?
— Другой спас бы меня задаром, по дружбе, — У таких, как мы, нет друзей, Дурмаст.
— Значит, ты согласен на мою цену?
— Да.
— Вот и славно. Чего ты хочешь?
— Чтобы кто-нибудь проводил меня к Рабоасу, Священному Великану.
— Зачем? Ты ведь знаешь дорогу.
— Я хочу вернуться живым. Притом возвращаться я буду с грузом.
— Хочешь похитить надирские сокровища из их священного места? Тогда тебе не проводник нужен — тебе нужна армия! Обратись к вагрийцам — у них, может, силенок и хватит, хотя сомнительно.
— Мне нужен человек, которого надиры знают и охотно принимают в своих становищах. И клад, который я должен найти, принадлежит не надирам, а дренаям. Но не стану лгать тебе, Дурмаст, опасность очень велика. За мной будет гнаться Братство, которое зарится на то же сокровище.
— Клад-то, как видно, недурен?
— Ему цены нет.
— Какую же долю ты предложишь мне?
— Половину того, что получу сам.
— Честная дележка. И сколько же ты получишь?
— Ничего.
— Ты пообещал это своей матушке на ее смертном одре?
— Нет — одному слепому старцу.
— Я не верю ни единому твоему слову. Ты в жизни ничего еще не делал задаром. Боги! Я дважды спасал тебя без всякой корысти, а когда я оказался в беде, ты запросил с меня деньги. Теперь, выходит, ты благотворительностью занялся? Не зли меня, Нездешний, — тебе же хуже будет.
— Я сам себе удивляюсь, — пожал плечами Нездешний, — и мало что могу к этому добавить.
— Можешь, можешь. Что это за старец?
Нездешний медлил. Что рассказывать? Какими словами объяснить Дурмасту, что с ним, Нездешним, произошло? Нет таких слов. Дурмаст — убийца, безжалостный и безнравственный, такой же, каким совсем недавно был и он сам. Разве поймет Дурмаст, какой стыд вселил старик в его душу?.. Он набрал воздуха и начал излагать все, как было, без прикрас.
Дурмаст выслушал молча, без всякого выражения на широком лице и без единого проблеска в зеленых глазах. Завершив свой рассказ, Нездешний развел руками и умолк.
— Итак, дренаи готовы отдать за эти доспехи все, что у них есть? — спросил Дурмаст.
— Да.
— А вагрийцы и того больше?
— Это так.
— И ты собираешься сделать это задаром?
— С твоей помощью.
— Когда ты намерен выехать?
— Завтра.
— Знаешь дубовую рощу на севере?
— Знаю.
— Встретимся там и двинемся через Дельнохский перевал.
— А как же деньги? — тихо спросил Нездешний.
— Шесть тысяч, как условились, — и будем в расчете.
Нездешний удивленно кивнул.
— Я думал, ты запросишь больше, учитывая трудность задачи.
— Жизнь полна неожиданностей.
Когда гость ушел, Дурмаст кликнул к себе остролицего парнишку.
— Слыхал?
— Слыхал. Он что, спятил?
— Нет, просто размяк. Такое случается, Сорак. Однако не будем недооценивать его. Он один из лучших воинов, известных мне, и убить его будет не так-то просто.
— Почему ты не убьешь его сразу и не получишь награду?
— Потому что, кроме награды, мне нужны еще и доспехи.
— Хорош друг, — ухмыльнулся Сорак.
— Ты же слышал, что он сказал: у таких, как мы, нет друзей.
Даниаль отвела детей в маленькую школу на задах ратуши. Трое священников Истока собрали там больше сорока детей, осиротевших во время войны. Еще триста ребятишек разместили у жителей Скарты. Крилла и Мириэль остались в приюте с видимой охотой и весело помахали Даниаль с площадки для игр.
— Скажи, сестра, — спросил пожилой священник, провожавший ее до ворот, — что тебе известно о Дардалионе?
— Он священник, как и ты.
— Священник, который убивает, — грустно заметил учитель.
— Что я могу тебе сказать? Он делал то, что считал нужным для спасения людей, — в нем нет зла.
— Зло есть в каждом из нас, сестра, и о человеке судят по тому, насколько успешно он с ним борется. Наша молодежь только и говорит, что о Дардалионе, — боюсь, не принес бы он беды нашему ордену.
— Быть может, он, напротив, принесет вам спасение.
— Если спасение нам может принести человек, все, во что мы верим, теряет смысл. Ведь если человек сильнее Бога, зачем тогда поклоняться какому-то божеству? Но я не хочу отягощать твой ум этими вопросами. Да благословит тебя Исток, сестра.
Даниаль шагала прочь по белой улице. Грязная и оборванная, она чувствовала себя нищенкой под взглядами горожан. Какой-то толстяк хотел подать ей, но она только сверкнула на него глазами. Потом ее остановила женщина.
— Ты приехала с обозом, милая?
— Да.
— А был с вами солдат по имени Ванек?
— Да, хромой.
Женщина явно испытала облегчение. Когда-то она, видимо, была красива, но теперь расплылась, покрылась морщинами и лишилась нескольких зубов с правой стороны, отчего ее лицо казалось перекошенным.
— Меня зовут Тасия. Рядом с моим домом есть баня — пойдем, я отведу тебя.
Баней давно не пользовались, и главный бассейн был пуст, но в боковых комнатах еще сохранились чаны. Даниаль с Тасией натаскали ведрами воды из колодца и наполнили медную ванну. Скинув платье, Даниэль села в холодную купель.
— Воду здесь больше не греют с тех пор, как уехал советник. Баня принадлежала ему — теперь он в Дренане.
— Ничего, и так хорошо. Нет ли тут мыла?
Тасия вышла и вскоре вернулась с мылом, полотенцами, юбкой и рубахой.
— Тебе это будет великовато, но я могу ушить.
— Ванек ваш муж?
— Был мужем. Теперь он живет с молодой в южном квартале.
— Мне очень жаль.
— Никогда не выходи за солдата — так люди говорят. Дети по нему скучают, он хорошо ладит с детьми.
— Долго вы были женаты?
— Двенадцать лет.
— Может быть, он еще вернется.
— Вернется — если зубы у меня отрастут заново и лицо помолодеет! У тебя есть где остановиться?
— Нет.
— Ну так пойдем к нам. Там тесновато, но удобно — если дети тебе не мешают.
— Спасибо, Тасия, но я не уверена, что останусь в Скарте.
— Куда же ты денешься? Пурдол вот-вот падет, как я слышала, несмотря на все обещания Карнака и Эгеля. Они, должно быть, за дураков нас считают. Против вагрийцев никто не устоит — смотри, как быстро они захватили всю страну.
Даниаль промолчала — она ничем не могла обнадежить эту женщину.
