Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – Эрцфюрст
Розамунда стиснула кулачки, глазенки сузились.
— Ну, — прошептала она, — ну… еще троих… еще… две… продержись, не опускай копье… Есть! Леди Кельвиния!
Сэр Макдугал поравнялся с леди Кельвинией, копье его вроде бы начало подниматься, но тут же пошло вниз, словно в самом деле не в состоянии поднять усталой рукой.
— Ага, — сказал я негромко, — не леди Кельвиния…
— Вы ошиблись еще больше, — прошипела она. — Он сумел проехать, не опуская копье!
— Тихо, — сказал я. — Что-то он мне как-то не совсем нравится…
— Еще бы, — прошипела она еще злее, — не терпите других победителей, да?
Сэр Макдугал подъехал к нашей королевской ложе, учтиво поклонился и сказал твердым голосом:
— Я вручаю эту корону самой красивой женщине на свете… леди Розамунде!
И, достаточно легко подняв копье, опустил корону на колени ошеломленной Розамунде.
Трибуны взорвались ликующими воплями. Громче всех орут вскочившие простолюдины, у них нет никаких корыстных интересов, весело кричат и хлопают в ладоши рыцари, оруженосцы, слуги, а также большая часть знати.
Женщины тоже хлопают, по крайней мере я видел, как осторожно прикладывают кончики пальцев одной руки к середине ладони другой, многие даже улыбаются, хотя некоторые несколько вымученно.
Розамунда, донельзя растерянная, поднялась с короной в руках, улыбалась, но смотрела так беспомощно, что я взял из ее рук сокровище, бережно опустил на ее башню золотых волос, что для короны не совсем, не совсем…
— Головой не трясти, — предупредил я тихонько, — не лошадь! А то свалится.
Она вымученно улыбалась и посылала воздушные поцелуи зрителям, что орут восторженно и даже подпрыгивают.
Наконец герольды протрубили о парадном выезде победителей, у стола судей началась некоторая суета, там, как всегда, какие-то награды перепутаны, а такое чревато кровной обидой, леди Розамунда опустилась на трон, все еще ошарашенная, на милой мордочке отражение думательного процесса, в мою сторону бросила взгляд, полный подозрений.
Я сказал язвительно:
— Попались, леди Розамунда!
Она сердито сверкнула глазами.
— В чем?
— Придется повозке подождать, — ответил я. — Сейчас пир по случаю закрытия турнира, и как может королева взять и смыться?
Она поморщилась.
— Ваше высочество, вы… вульгарны. Смею заметить, вы разговариваете с королевой!
Я сказал виновато:
— Прощу прощения, ваше величество… Позвольте предложить вам руку?
Она посмотрела с победоносной насмешкой.
— Опоздали, ваше высочество. Я уже почти замужняя женщина.
— Я не в том смысле, — промямлил я.
— А в каком?.. Ах да, и не мечтаете? Тогда ладно… Если руки мыли, то да, приму.
— Я политик, — напомнил я, — у нас руки всегда по локоть в крови. А еще я душитель демократии во имя гуманизма и счастья простого человека.
Она сказала великодушно:
— Ладно, душите, мне как-то не жалко, что вы там душите под одеялом.
Опершись на мою руку, она поднялась, прекрасная и сияющая счастливой белозубой улыбкой, и снова трибуны взревели, в воздух взмыли, как стая птиц, шапки, шляпы, колпаки и вязанки. Воздух задрожал от дружного рева:
— Розамунда!
— Королева!
— Ура Розамунде!
— Слава леди Розамунде!
Во дворец мы вернулись в повозке, сэр Жерар вышел навстречу едва ли не раньше барона Эйца, лицо непроницаемое, но чем-то доволен, это я различать уже научился.
Я распорядился:
— Сэр Жерар, подберите для леди Розамунды соответствующие ее рангу и положению покои.
Мне показалось, что на его стиснутых губах проступило некое подобие улыбки.
— А ее предыдущие не подойдут?
— Наверное, — пробормотал я. — Уже и забыл, что она здесь обжилась лучше меня… Леди Розамунда?
Она в удивлении вскинула брови.
— Зачем? Я посижу на пиру, а затем отправлюсь к мужу!
— Он еще не муж, — напомнил я, — а жених. Но, неважно, по штатному расписанию вы обязаны присутствовать на всех приемах, приемчиках и приемищах, а также пирах и гульбищах… это я в классическом смысле, когда чинно гуляют по аллеям и перемывают кости руководящим товарищам. А вы что подумали?
Она фыркнула:
— Я не представляю, что можно подумать! Подскажете?
— Нет, — отрезал я. — Хоть вы и королева, но подрасти не мешает. Да вообще-то я и сам не знаю. Я скромный, слыхали?
— Только от вас, — заверила она, — зато часто.
— Сэр Жерар, — спросил я строго, — почему вы ее еще не увели?
— Можно под конвоем?
— А как же еще? — изумился я. — Вы же видите, это не женщина, а гарпия!
— Тогда вызвать сэра Растера? — предложил он.
И, не ожидая ответа, сдержанно улыбнулся, поклонился новой королеве турнира, одновременно указывая, в каком направлении идти, будто она не помнит. Розамунда гордо взглянула на меня и пошла, надменная и красивая, уже подобрав несколько другую манеру общения.
Часть вторая
Глава 1
Конечно, это звучит глуповато, но я в самом деле только в Варт Генце и в Скарляндах начал соображать, как создается государственность. Одно дело захватить, наклонить и ограбить королевство, можно даже стать королем, другое — создать государственность.
И сейчас, находясь в Сен-Мари, я каждый день интересуюсь, как там с подготовкой профессиональной армии, во главе которой я выйду из Сен-Мари и двинусь на Север.
Заглянул сэр Жерар, лицо озабоченное, но не решился потревожить сюзерена, как будто не могу водить пальцем по карте, когда кто-то стоит и смотрит.
— Проблемы?.. — спросил я сердито. — Недопоставки строевого леса для кораблей? Или парусина рвется?
Он покачал головой.
— Нет, насчет леди Розамунды…
Я поморщился.
— Господи, вам не о чем больше думать?..
— Ваше высочество, — возразил он. — Она будет сидеть с вами рядом! Значит, должна соответствовать. Это важно!
— Не важнее, — отрубил я гордо и величественно, — чем качественная парусина для флота. А в чем дело? В дверной проем не проходит после обеда?
— На завтра у нее свадьба, — напомнил он. — Как быть?
— А какие варианты?
— Их у нас есть, — ответил он. — Может уехать и не вернуться, может уехать, повенчаться и вернуться, может выйти замуж по доверенности…
Я отмахнулся.
— Пусть сама решает. Я с удовольствием лезу в чужую жизнь, но не тогда, когда могут обвинить во вмешательстве.
Он поклонился.
— Хорошо, ваше высочество. Так и передам. Похоже, вы знаете, что леди Розамунда выберет, потому и… о флоте изволите заботиться всеми фибрями души.