Тимур Рымжанов - Пророчество льда
Если это прошлое, то я могу проникнуть в него через ткань лабиринта. Я смогу пронестись сквозь время обратно и вернуть все. Может, голоса, их голоса, возможно будет услышать и они станут ключом к разгадке этих странных видений. И тогда мне удастся вспомнить, кто они и почему так близки моему сердцу.
Сам того не замечая, я оказался на вершине скалы, под которой тянулся бесконечный океан облаков. Прохладный и влажный воздух как масло скользнул в пересохшее горло, и я, глубоко вздохнув, издал оглушительный крик, отразившийся гулким эхом в бесконечности этого пейзажа. Сел на камни и попробовал представить, как я могу сдвинуть время. Действие все то же, как если бы я собирался проникнуть сквозь пространство, но с небольшим изменением конечной цели.
Реальность пошатнулась.
Яркое солнце ударило в глаза, отраженное от серых камней. Крылья пространства трепещут у меня за спиной, напряжены, стремительны. Немного кисловатый запах дробит ароматный ветер, дующий с холмов. Я стоял на верхушке турели, но себя самого при этом не видел. Я стал словно поток воздуха, свободный и легкий. Дующий в любом направлении, оставаясь сам при этом недвижим. Я стал ветром.
На краю башни сидел мальчишка. Белобрысый, худой, в тонкой шелковой рубашке, в крапивных штанах. В руках у него был клинок, красивый, искусно сделанный, дорогой. Он держал его бережно, как величайшую ценность, и слезы крупными каплями катились из его глаз. Но это были другие слезы, не обиды или горя, потери и скорби. Я знал эти слезы. Я помнил каждое движение и каждую мысль, появившуюся в моей голове тогда. Как же давно это было. Столько прошло времени. Тех самых неумолимых лет, которые отсчитывают наш срок. Срок, за который мы должны успеть понять, кто мы есть на самом деле. А я не понимал. Я осознавал себя, но по-прежнему не мог понять, кто же я. Что за видение преследует мою больную голову? Что за навязчивый морок?
И снова пространство скользнуло сквозь меня, как удар молота, будто сорвался с высокой скалы и разбился о камни.
Пустота. Ничего, что могло бы ответить на мой вопрос. Может, потому, что я его так и не задал никому. Не бывает пустоты. Ни закону, ни Создателю пустота ни к чему. Это не может быть мир, созданный в отражениях, для того чтобы быть пустым. Не иметь ни верха, ни низа, ни звуков, ни цвета. Так не бывает.
Не бывает где?
– Хаттар.
Бадаян стоял справа от меня и тоже смотрел на заходящее солнце, опираясь на посох. Лицо его закрывала повязка, бывшая когда-то частью тюрбана. Он старался не выражать эмоций, но во взгляде можно было прочесть недоумение.
– Что тревожит тебя? Ты так напряжен, неужели боишься этого проклятого места?
– Не говори глупостей. Уверен, что на этой грешной земле не осталось хоть что-то, способное меня напугать.
– Это слова мага, но не воина. Истинный воин должен бояться и уметь контролировать свой страх. Только маг знает, откуда берется страх, и потому в нем его нет. Но мои глаза не обмануть, я вижу страх.
– Пусть так, но мне кажется, что это просто непонимание. Недоумение и вечный поиск ответа на вопрос, который, похоже, еще не прозвучал.
– Надеешься, что мой господин даст тебе ответ на твой еще не заданный вопрос?
– Возможно.
Маг был серьезен, и похоже, что подобные темы были у него не для шуток. Он бережно относился к чужим беспокойствам и внимательно прислушивался к любому мнению и ответу. Он умел быть внимательным. Не по роду своей службы, а просто потому, что таким он появился на свет. Немного отрешенный и не сумевший, как я когда-то, найти ответы на все вопросы, которые возникали у него. И выходом стало безразличие. Самая крепкая броня, которую только можно натянуть на свои вопиющие чувства и разум. Но с годами эта броня подъедается ржавчиной мудрости, нажитым опытом. Истирается и тлеет, становясь зыбкой и рыхлой. Трансформируясь в мастерство и проворство. Преображаясь в выдержку и рассудительность. Безразличие становится чем угодно, но не остается навсегда. Мы просто путаем его с умелой выдержкой, стойкостью и мудростью. И когда-нибудь оно все-таки дает трещину.
– Скоро стемнеет, пора выдвигаться.
– Не бойся задавать вопросы, бадаян. На любой твой вопрос всегда найдется ответ. И только мудрый сможет его услышать.
– Ты говоришь как служитель Оракула.
– Нет, я говорю, так потому, что мне не хватает мудрости и опыта увидеть ответ на вопрос. Я знаю, что он где-то рядом, знаю, что он близко настолько, что, кажется, протяни руку – и вот он в твоей ладони. Но не получается, что-то ускользает от внимания, и я снова промахиваюсь.
Сбросив с себя это липкое оцепенение, я сделал неуверенный шаг к лошадям, которые ждали нас, привязанные к чахлому кустарнику. Но даже эта изувеченная пустыней растительность была тщательно ими обглодана и обкусана. Кормить лошадей в этих местах было затруднительно, и такие вот стоянки могли закончиться потерей скакуна. Благо, что мы хоть напоили их как следует – по словам Маидума крепость хана как раз в одном ночном переходе от этого места.
– Поспешим, становится холодно, скоро появятся духи.
– Поздно, – сказал наш вечно молчаливый спутник. – Уже появились.
Над развалинами слышался еле различимый гул. Я напрягся, но ничего так и не почувствовал. Думаю, что духи не могли оказаться рядом незамеченными мной. Но странный звук все нарастал. Солнце коснулось горизонта, и небо словно вспыхнуло алым пламенем. На востоке даже померкли первые звезды от этого зарева. Завыло совсем близко. Так воет собака на луну в морозную ночь, словно у самого уха кто-то шумно выдохнул. И сразу будто застрекотал сверчок. Громким эхом отразился в камнях развалин человеческий крик и тут же превратился в призывный возглас боевого рога, оборванный на самом высоком тоне. Скрипнула дверь. Среди камней послышалось шуршание, и чей-то шепот зазвучал на самой грани слышимости. Окончился оглушительным треском и еще одним выдохом. Звук щелчка, как лопнувшая скорлупа ореха.
– Говорят, что этот город был долго окружен, но не сдавался. И тогда его вместе с жителями сожгли дотла. Пожар был таким, что камни стен расплавились, а пламя не гасло почти целый год. Уверен, без магии здесь не обошлось.
Я только усмехнулся той серьезности, с которой Маидум говорил это. Кому еще следовало знать, что пустыня полна земляного масла, которое иногда попадает в колодцы. Разумеется, что такое место могло гореть целый год.
– Это не духи, – успокоил я своих спутников. – И магия тут совершенно ни при чем. Камни развалин ушли глубоко в песок и питаются водой, которая есть в глубине. За день, на солнце валуны нагреваются, а вечером, когда становится холодно, начинают издавать такие звуки, что любой невежда готов принять их за что угодно, только не поверит в простое объяснение.
