Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти
Часть 2
Императрица2
Все, что посылает нам судьба, мы оцениваем в зависимости от расположения духа.
Франсуа де ЛарошфукоГлава 1
Гаунау — Бергмарк
400 год К.С. 1-й день Летних Ветров
1
Чарльз не помнил, за что именно его похоронили заживо, но точно знал, кто отдал приказ, — Леворукий. Разодетый в красное и черное, он сидел на сером в яблоках лебеде и крошил изумруды; их требовалось клевать, но от проклятых камешков жгло во рту, на глаза наворачивались слезы, предвещая погибель. Те, кто унизился до подачки, издыхали в страшных мученьях. Реддинг, Сэц-Алан, Шлянгер, фок Лауэншельд со своими офицерами... Всех их под заунывные песни уносили в Закат, Давенпорт это видел и вновь не мог ничего поделать, потому что стал каменным обломком. То, что некогда было головой, раскололось, давая дорогу воде. Над новорожденным источником вился пар, в клубах которого бродила короткохвостая лошадь и рассуждала о кабаньей охоте, затем лошадь стала розовой, потому что «крашеные» понесли большие потери от артиллерийского огня. Тут-то Хейл и навалился всей мощью... Дриксы побежали, в центре линии образовалась дыра, только лезть в нее было нельзя! Чарльз пытался это объяснить, но кто станет слушать какой-то родник?!
В дыре замерцало, оттуда выбежал Уилер, вскочил на розового коня и ускакал по гулкой, как барабан, земле в сплетенные из лебедей и сердец ворота, тоже розовые, Ворота вели в Рассвет, он переливался и блестел, от него тошнило. Давенпорт зажмурился, тут-то его и закопали, забив глотку сухой мелкой пылью... Пыль, вот и все, что осталось от перевалов, которые штурмовали веками, всё становится пылью — серой, холодной, отвратительно мертвой... Защищать ее нет смысла, как и завоевывать! Пыль — это и есть конец всему.
Обрушившийся сверху холод был внезапен. Что-то вспороло курган, под которым лежал Чарльз, и повлекло наверх, к свободе! Капитан облизнул шершавые губы и приоткрыл глаза — в клочковатом тумане медленно кружил огромный гаунау. Вроде бы капрал, вроде бы с ведром... Давенпорт сел. Схватился за голову, по которой, казалось, проскакал кавалерийский полк. Хуже, конная артиллерия! Во рту пересохло, но в горле стояло что-то кисло-студенистое и рвалось наружу.
— Леворукий! — прохрипело рядом. — Леворукий и все его подлые твари... Зачем тут дерево?
Плеснуло, зарычало, опять полилась вода. Чарльз сглотнул несколько раз, мимо один за другим шли гаунау с ведрами, но Давенпорт точно знал, что в плен его не брали.
— Гхде? — провыл хрипатый сосед. — Гх-х-х-хде эта дрянь алатская?!
Чарльзу было плевать где, лишь бы стало тихо, но до страданий Давенпорта никому дела не было. Вокруг кашляли, бурчали, ругались, главным образом по-гаунасски, а вот рядом точно бранился талигоец. Реддинг! Живой и серо-зеленый, как замшелая каменюка.
— Тюрегвизе! — словно выплюнул он. — Это тюрегвизе... Где Уилер?! Убью...
— Уилер ускакал, — брякнул Чарльз и понял, что Уилер на розовом коне был бредом, и не только Уилер... Они не клевали изумруды, они пили тюрегвизе...
— Уехал?!
— Наверное, — вывернулся Давенпорт, выуживая из памяти обрывки разговоров. — Маршал велел ему явиться... С самого утра...
— Сволочь! — начал столь же зеленый, что и Реддинг, Шлянгер и вдруг сменил тон: — Прошу простить... Я про...
— Это мои извинения... — Лауэншельд тоже держался за голову и тоже был мокр до нитки. — Вас следовало... вернуть в расположение... талигойских... Приказ... его величества выполнили бездумно...
— Что еще за... приказ?
— Отливать спящих не в своих палатках офицеров водой... невзирая на звания и заслуги... Солдаты исполняли, не... приняв во внимание, что вы... любезно... согласились воспользоваться гостеприимством моего полка... не являетесь подданными... Проклятье! Моя голова...
— Гостеприимством... — пробормотал Реддинг. — Мы были под соснами... у нас... То есть все равно у вас... Проклятье...
— Мы пошли в гости. — Теперь Давенпорт вспомнил вчерашний вечер, с ночью было хуже. — Нас пригласили, мы пошли... Мы с вами, Сэц-Алан, Уилер, бергеры Вайскопфа. Они не хотели, но вы приказали.
Под соснами пили вино, сладкое... Потом Уилер брякнул на стол первый бочонок, его прикончили и со вторым пошли в гости. К Лауэншельду — у ронсвикцев стыло мясо, к которому до прихода врагов не притрагивались, и темное пиво... Много пива. Море, океан...
— Нужно выпить пива! — Лауэншельд тяжело поднялся на ноги, загородив половину неба. — Мы выпьем пива, и все будет намного лучше. Прошу прощения...
О чем докладывал полковнику бледно-зеленый адъютант, не владевший гаунау Давенпорт не понял, зато понял Реддинг.
— Нет у них пива, — перевел он, — ни капли... Вчера выдули всё. Совсем всё. Сперва у нас, потом — у них...
2
Это никто не назвал бы похмельем. Просто было зябко и тревожно, будто война все еще висела над головой. Впрочем, завтрак с Хайнрихом после ужина с ним же с успехом заменял безнадежный бой в окружении. Маршал Савиньяк умилился сравнению и провел гребнем по волосам. От ночи варварской откровенности и варварской же попойки уцелел разве что туман в ущельях и опрометчивых головах, а утро сведет за столом хоть и договорившихся, но врагов, так что прощай, «Леворукий». Свое дело ты сделал, отправляйся к своим кошкам!
Лионель застегнул талигойский мундир и какое-то время разглядывал усыпанных отменными изумрудами лебедей, принимавших в объятья то Алису, то Манрика, то Фридриха. Странный путь от дриксенской королевы до дриксенского же болвана. Круг замыкался, в этом было что-то одновременно забавное и настораживающее.
Презент Лионель завернул в трофейный гвардейский шарф, что, будь он Хайнрихом, немало бы его развеселило...
— Ба! — развеселился Хайнрих. — Гвардия Фридриха не умирает, но удирает, теряя тряпки. Жаль, вы не подобрали подштанники!
Король был свеж и уже благоухал пивом. Лионель положил на стол флягу.
— Мне показалось, алатский напиток пришелся вам по вкусу. Говорят, если он не убивает сразу, то делает сильнее.
— Не откажусь! Я должен был взять в жены алатскую принцессу, но она решила стать бабкой вашего узурпатора... Ларс, расстилай здесь. Эти шкуры я добыл в горах. Отныне их место — у камина вашей матушки.
— Черные медведи за розовых лебедей... Готовая притча, а моя матушка балуется пером. — Мех был темным, темней, чем у алатских медведей, а вот зубы и когти отличались мало. — Варварский обычай позволяет снимать шкуру даже с герба?
— Двое медведей в одной берлоге не уживаются. Я каждый год это доказываю при помощи рогатины. Это удобней и дешевле тайной канцелярии, которую держит мой родич кесарь. То есть держал.
