Ник Перумов - Разрешенное волшебство
Из-за поворота дороги появилась невысокая человеческая фигурка, облачённая в простой серый плащ, и сердце у Твердислава сжалось — Учитель казался таким слабым, таким хрупким, таким незащищённым перед бедами и тревогами этого жестокого мира. Он брёл, тяжело опираясь на длинный посох, преподнесенный ему всем кланом. (Твердислав вспомнил, как искали по всем окрестностям дивное и редкое папридоево дерево, как нашли и долго, осторожно отделяли от него одну из ветвей, так, чтобы не погубить сам ствол, а потом чуть ли не каждый в клане приложил к посоху руку. Он весь, сверху донизу, покрыт был искусной резьбой; Учитель даже прослезился, когда ему торжественно Преподнесли подарок. И сказал: “У меня теперь есть сила, превыше всякой ведуньей!” Глаза у вожака чуть увлажнились. Твердислав ничего не мог поделать с собой. Он любил Учителя. И никогда даже не пытался понять, отчего же Учитель со всей своей исполинской силой не сметёт с лица земли раз и навсегда всю ведунью нечисть? Вождю клана хватало простого и немудрёного объяснения — так устроено Великим Духом.
Серая широкополая шляпа, защищавшая Учителя от палящего летнего солнца, надвинута была низко, по всегдашнему его обыкновению. Когда до молчаливой шеренги встречающих осталось шагов десять, Учитель наконец поднял голову. Обвёл всех своими удивительными, ярко-синими глазами — и улыбнулся. Возле глаз собрались тонкие морщинки.
— Ну, здравствуйте, мои хорошие!
Все как один склонились перед Наставником.
— Будет вам поясницу разрабатывать. — Учитель с шуточным возмущением покачал головой. — И так вон все какие гибкие да крепкие. Что, трудно “здравствуй” сказать?
— Здрасть! — тотчас же отозвался дружный хор.
— Вот так-то оно лучше, — улыбнулся Учитель. — Ну, встретили? Потешились? Ведите теперь к дому да сказывайте своё дело!
— Фатима! — коротко распорядился Твердислав. Рассказывать про болести — это девчоночье дело. О войне и о потерях он будет говорить сам, если, конечно, сочтёт нужным. На нём, Твердисла-ве, долг перед Гарни и Тарни. И он обязан заплатить его прежде, чем наступит следующее лето, когда сверху, с небес, за ним спустится Летучий Корабль. Учителю про эти планы говорить никак не следует. Нечего и рассчитывать, что он такое одобрит.
Фатима затараторила, спеша как можно скорее рассказать всё. Учитель слушал, низко склонив го-
лову, так что лицо вновь утонуло в отбрасываемой шляпой тени. Слушал он очень внимательно, не перебивая.
— Твой вопрос в том, как вылечить Лиззи или что с ней случилось? — Твердислав поразился явственно прозвучавшей в голосе Учителя горечи. — Ты помнишь, что…
— У нас не вопрос, — вмешался вожак. — У нас просьба. Спасти Лиззи. Она нужна клану, потому что…
— Вождь Твердислав, — улыбка у Учителя вышла какая-то уж больно грустная, — вот, клянусь, когда-нибудь отвешу тебе подзатыльник у всех на виду, будешь тогда знать! Ты что же, полагаешь, что я бы не стал лечить девчушку, не окажись она — потенциально — сильнейшей из сильнейших Ворожей Лесных кланов?
Твердислав покраснел.
— Я выполню эту просьбу, не сомневайся, друг мой, — заверил его Учитель. — Расскажи-ка мне — не задавая вопросов — что тут у вас делается?
Твердиславу вновь стало мучительно стыдно. Знаешь ведь, и все знают — Учитель летом отдыхает. А ты на него сейчас такое вывалишь.
— Пять человек у нас погибло, Наставник.
— Что? — Учитель остановился. Худая рука, вся покрытая темными пятнами — старческими веснушками, как он сам объяснял родовичам, — вцепилась в рукав Твердиславовой куртки. Голос задрожал. — Как так — пятеро? А я ничего не знаю! — К кому он обратил последнее восклицание, было не совсем понятно, но в тот момент Твердиславу было не до того.
— Близнецы, Гарни и Тарни, Буян, Стойко и Ставич.
— Господи! (Еще одно непонятное слово. Учитель его часто использует, а когда его просили объяснить, что оно значит, только отмахивался — мол, бросьте, просто эмоциональная фонема, не более Чем. Наподобие вашего знаменитого “ёклмн”.)
— Как же так? За какое же время?
— За три дня.
— Боже! — Учитель побледнел. — Твердислав, ты уверен, что не хочешь ничего у меня спросить об этом?
— Клан понес потери, — угрюмо ответил юноша. — Нам нечем расплачиваться за этот вопрос.
— Чёрт! Да о чём ты говоришь? Какое там “нечем расплачиваться”?!
— Весенний урожай в этом году неважный, охота плохая, зверь откочевал, запасы малы. А если не откупом отдавать — так и того хуже: Старший Десяток уполовинился. Мне ж не разорваться.
— Упрямая голова, — недовольно пробурчал Учитель, вновь опуская голову и ускоряя шаг. — Ладно, я ещё с твоей Джейаной поговорю. Она-то порой толковее тебя соображает.
Процессия вошла внутрь кольца скал. Здесь уже толпились все остальные родовичи. Малыши испуганно осматривали ладошки — чисто ли вымыты? Старшие припоминали грехи посерьёзней. Никто, разумеется, не бросился Учителю на шею — понимать надо, что Наставник устал. Так и стояли по обе стороны дорожки, вытянув шеи и ловя каждое слово из разговора старших.
Учитель знаком остановил Твердислава, уже порывавшегося что-то возразить. Теперь Наставник смотрел по сторонам, улыбался, кивал головой, стараясь заметить каждого. На крыльце домика травниц, в котором лежала Лиззи, Учитель остановился.
— Правильно сделали, что позвали меня, Твер-диславичи, — громко обратился он к толпе. — Ничего. Одолеем хворь и о других ваших делах тоже поговорим. Ваши беды мимо меня не пройдут.
Народ облегченно вздохнул. Хвала Великому Духу! Учитель здесь, он поможет, всё будет хорошо.
Учитель скинул дорожный плащ, поддёрнул полу длинной туники. Осторожно присел на краешек топчана рядом с девочкой. Улыбнулся Джейа-не — она приказала по такому случаю вести себя под руки, чтобы не пропустить ни одного слова Учителя.
— Мы с тобой, Джей, потом ещё потолкуем, — заверил девушку Наставник и повернулся к бессильно распростёртой Лиззи.
Фатима, Твердислав, Ирка и Сигрид замерли. Джейана, застонав сквозь зубы, приподнялась на локте — она должна видеть!
Учитель откинул лёгкое одеяло. Длинные тонкие холёные пальцы осторожно легли Лиззи на лоб, потом приподняли веки. С минуту Наставник всматривался девочке в глаза, потом принялся быстро и ловко ощупывать её всю. Пальцы так и порхали над маленьким тельцем. Лицо Учителя оставалось строгим и бесстрастным. Все затаили дыхание. И — Твердислав знал — точно так же затаила дыхание и вся толпа перед домом.
Рука Учителя извлекла откуда-то из недр туники небольшую блестящую коробочку, легко умещавшуюся на ладони. Из-под откинувшейся крышки появилась тонкая игла. Острие осторожно кольнуло безымянный палец на левой руке Лиззи. Выступила капелька крови. Учитель дал ей растечься по своему ногтю и поднёс близко-близко к глазам, сильно прищурившись, точно рассматривал что-то невидимое для остальных. Хотя что особенное можно увидеть, глядя на размазанное кровяное пятнышко?
