Джеймс Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 2
Гонфаль посмотрел на Горвендила с искренним удивлением.
— Я уже собирался отправиться на юг, хотя определенно, никому об этом не говорил. Вы, мессир Горвендил, выказываете поражающую меня мудрость.
Горвендил ответил:
— Это лишь дар предвиденья, который я разделяю с Валаамовой ослицей.
Но Гонфаль оставался более серьезным, чем обычно. Он спросил:
— И что я найду на юге?
— То, что все люди находят под конец жизни в том или ином месте, будь то с помощью ножа, веревки или преклонного возраста. Однако уверяю вас, эта находка не станет для вас нежелательной.
— В общем, — пожал плечами Гонфаль, — я реалист. Я принимаю приходящее в том облике, в котором оно приходит.
Тут вновь взорвался Котт Горный.
— Я тоже реалист. Однако я не позволю ни одному выскочке, будь он рыжий или нет, указывать мне какие-либо направления.
Горвендил ответил:
— Я скажу вам…
Но Котт, тряхнув лысой головой, ответил:
— Нет, меня так просто не запугаешь. Я мягкий человек, но не подчинюсь смиренно подобному шантажу. К тому же, по-моему, Гонфаль намекал на то, что я обычно задаю неразумные вопросы!
— Никто не пытался…
— Не отрицайте этого мне прямо в лицо! Эдак вы просто называете меня лжецом! Повторяю, я не подчинюсь этой непрекращающейся грубости.
— Я только говорил…
Но Котт был неумолим.
— Я не приму никаких указаний от того, кто набрасывается на меня и не сохраняет должного достоинства в час нашей скорби. В остальном дети в своих сообщениях сошлись на том, что дон Мануэль (вознесся ли он на золотое облако или ускакал, что более благоразумно, на черном коне) двигался на запад. Я отправлюсь на запад и верну дона Мануэля в Пуактесм. Я, к тому же, откровенно советую вам, когда он возвратится править нами, отбить охоту от дурачеств и причудливых увлечений у всех людей, чьи мозги перегреты их волосами.
— Тогда пусть запад, — очень тихо сказал Горвендил, — станет вашим направлением. И если люди там не найдут вас таким большим человеком, каким вы себя мните, не вините в этом меня.
Это была речь Горвендила слово в слово. Много позднее сам Котт гадал, не совпадение ли это…
— Я, мессир Горвендил, с вашего позволения отправлюсь на север, — сказал Мирамон Ллуагор. Кудесник единственный из всех находился с Горвендилом в близких отношениях. — У меня еще остается на сером Врейдексе Подозрительный Замок, в котором меня ждет известная судьба.
— Верно, — ответил Горвендил. — Пусть жестокий Север и холодное лезвие Фламбержа принадлежат вам. Но вы, Гуврич, в качестве своего направления примите теплый, мудрый Восток.
Такая участь не была воспринята с радостью.
— Мне достаточно уютно у себя дома в Аше, — сказал Мудрец Гуврич. — Вероятно, как-нибудь… Но, на самом деле, мессир Горвендил, у меня в настоящее время в работе большое количество важных чудес! Ваше предложение расстраивает все мои планы. У меня нет никакой необходимости в путешествии на Восток.
— Со временем вы узнаете эту необходимость, — сказал Горвендил, — и охотно ей подчинитесь, и охотно встретитесь лицом к лицу с самым жалким и ужасным из всего существующего.
Мудрец Гуврич ничего не ответил. Он был слишком мудр, чтобы спорить с людьми, рассуждающими настолько глупо. И он был слишком мудр, чтобы спорить с Горвендилом.
— Однако при этом, — заметил Хольден Неракский, — направления исчерпаны. И для остальных из нас направлений не осталось.
Горвендил взглянул на Хольдена, по праву звавшегося Смелым, и улыбнулся.
— Вы, Хольден, уже приняли тайные указания в живописной манере от одной царицы…
— Давайте не будем об этом говорить, — сказал Хольден с фальшивой улыбкой весьма встревоженно.
— …И, в любом случае, вас будет сопровождать она, а не я. Вас, Анавальт Фоморский, тоже вскоре настойчиво позовет еще одна царица, и вы, по праву называемый Учтивым, не откажете ей ни в чем. Так что Хольдену и Анавальту я не дам указаний, поскольку невежливо препятствовать женщине и ее просьбе.
— Но у меня, — сказал Керин Нуантельский, — у меня в Огде молодая жена, которую я ценю выше всех женщин, на которых я когда-либо женился, и намного выше каких-то там венценосных цариц. Даже мудрого Соломона, — сообщил им, прищурившись, Керин со своеобразным тихим восторгом ученого мужа, — когда этот иудей подбирал женщин в сем мире, не сопровождала царица, подобная моей Сараиде. Ибо она во всех отношениях превосходит то, что каббалисты пишут о царице Нааме, этой благочестивой дочери кровожадного царя Аммона, и о царице Джараде, дочери идолопоклонника египтянина Нубары, и о царице Билкис, рожденной Сабейским князем и женщиной-джинном в облике газели. И лишь по приказу своей дорогой Сараиды покину я свой дом.
— Вы тем не менее очень скоро покинете дом, — заявил Горвендил. — И это произойдет по приказу и по личному побуждению вашей Сараиды.
Керин склонил голову набок и вновь прищурился. Он владел трюком дона Мануэля, при размышлениях вот так открывая и закрывая глаза, но кроткий взгляд темных глаз Керина очень мало напоминал мануэлево проницательное, ясное и весьма осторожное рассмотрение дел.
Затем Керин заметил:
— Однако, как сказал Хольден, все направления уже заняты.
— О, нет, — сказал Горвендил. — Ибо вы, Керин, отправитесь вниз, туда, куда за вами никто не посмеет последовать и где вы наберетесь мудрости, чтобы не спорить со мной и не докучать людям непрошенной эрудицией.
— Из вашей логики следует, что я, — засмеялся Донандр Эврский, — должен отправиться вверх, к самому Раю, так как больше направлений не остается.
— Похоже, — ответил Горвендил, — это верно. Но вы окажетесь намного выше, чем думаете, а ваша судьба будет самой странной из всех.
— Тогда должен ли я удовлетвориться некой второсортной, заурядной гибелью? — спросил Нинзиян Яирский, единственный член братства, еще не вступавший в разговор.
Горвендил посмотрел на благочестивого Нинзияна и смотрел он долго-предолго.
— Донандр — довольно набожный человек. Но без Нинзияна Церкви будет не хватать прочнейшего и по-настоящему богобоязненного столпа, который есть у нее в этих краях. Это было бы чертовски неудачно. Посему указание вам — оставаться в Пуактесме и на благо мира утверждать поучительный и прекрасный девиз Пуактесма.
— Но девиз Пуактесма, — с сомнением сказал Нинзиян, — «Mundus vult decipi», и он означает, что мир хочет быть обманут.
— Это высоконравственная мысль, которую, уверен, вы признаете и доказываете. Поэтому для вас, такого благочестивого, я слегка перефразирую Писание; и я заявляю вам всем, что больше не сдвину ноги Нинзияна с земли, которую определил вашим детям; так что они будут внимать всему, что я им прикажу.
