Наталья Баранова - Оборотень
— Не грусти, — обронила серебро слов Хариэла. — Ты забудешь этот мир. Пусть не скоро, но забудешь. И тогда поймешь, как мало ты о нем знаешь, и как многого не знала вовсе.
Я обернулась к ней. Малышка успела переодеться. Длинная, темно — зеленая туника спадала до ступней, обутых в золотые сандалии, украшенные сочными, травяного цвета изумрудами. Волосы, уложенные в причудливую прическу, поддерживала диадема, сплошь усыпанная ими же, казалось, в рыжих волосах цвели зеленые цветы. В руках она держала букет цветов. Заметив мой взгляд, она улыбнулась.
— Это — тебе, — проговорила она просто. — Цветы Эвира изъявили желание познакомиться с тобой.
Значит, так все ж пахли цветы. Я смотрела на их лилейные чашечки, на резные листья и длинные стебли, не понимая, откуда на корабле пиратов могут взяться цветы. Духи, притирания, предметы роскоши и дорогие ткани — само собой! Но цветы?! Их фиолетовые чашечки казались мягкими, как бархат, а из глубины возносились золотые нити пестиков и тычинок. И были они так изящны, так мягки….
Хариэла поставила цветы в вазу, укрепленную в кованом кольце на стене. Не скрою, меня растрогал этот знак. С чего вдруг она захотела показаться мне милой? Отчего б ей не позабыть обо мне или просто оставить меня в покое? С чего вообще они носятся со мною как с писаной торбой?
Все, что я до этого знала, вдруг оказалось ложью. Никто не стремился отправить меня к праотцам. Никто, казалось, не желал моей крови. Помнится, все, что рассказывали мне о пиратах Эвира, изобиловало подробностями деяний неслыханной жестокости. Более подлой расы в Галактике просто не существовало.
Меня раздирало надвое. Нетипичные пираты? А чего стоит эта красотка Хариэла! Ребенок на корабле! На пиратском корабле! Могло ли быть такое? В той Вселенной, которую я знала, этому явлению места не было. Интересно, как многого я все ж не знала?
Стоп, — сказала я себе, найдя приемлемый вариант, — придет утро, я проснусь, и все встанет на свои места.
— Хочешь прогуляться по кораблю? — спросила Хариэла.
— А можно? — осторожно поинтересовалась я.
— Разумеется. Разве ты не слышала, что сказал мой братишка Хариолан?
Итак, этот великолепный хищник приходился ей братом! Я вновь вспомнила ливень темных волос, надменный взгляд, ироничную улыбку, его гибкую стройную фигуру, так, словно он стоял рядом. И вмиг в каюте стало тесно. Хариолан! Теперь я знала его имя. И вновь кровь бросилась к сердцу. Хариолан!
Можно ли влюбиться во сне? Можно ли влюбиться в сон? Я не знала. Обычно я сплю, как кукла. Закрываю глаза и все, мир прекращает существовать. Меня не мучают грезы. Мне не приносят снов феи. Я — на редкость практичное создание. Я — оборотень современного мира. Я — оборотень Игмара. Продукт высокоточных технологий, дитя науки и цивилизации, генетически модифицированная особь, что стоит на порядок выше всех остальных видов разумных рас. И я не создана, что б влюбляться. Я создана быть дипломатом и посредником. Зная, каково это — оказаться в шкуре любого из представителей мира Атоли, я должна была находить компромиссы и подбирать необходимые слова.
Мой мозг быстрее любой вычислительной машины, мое тело — совершенное оружие, я сама — гремучая смесь несочетаемых черт. Я — леди Совершенство, что при желании может стать кем угодно! И, в общем-то, я — леди только потому, что красивой женщине куда как проще завоевать расположение мужчины, чем другому мужчине! А средь глав миров Атоли просто нет женщин! Влюбиться?! Вот уж насмешка судьбы! Воистину, я тоже вижу сны….
Но, несмотря на это, мне сладко было знать, что меж этими двумя — узы кровного родства, которые не разорвать, не перешагнуть, не сбросить. И я улыбалась, понимая, что Хариолану ее не любить. Эта малышка была так красива, что могла б поспорить красотою и со мной. И сравнивая себя и ее, я невольно чувствовала уколы самолюбия. Мне было б неприятно, если б мой хищник ее любил. Мне было б больно…..
И я шла, словно приклеенная по ее следам. Этот корабль, пиратская каравелла…. Я смотрела, не в силах принять. Коридоры, похожие на волшебные каскады, фонтаны и клумбы, и белый мрамор статуй, которые могли б показаться живыми. Да, на этом корабле росли цветы. Да, на этом корабле, на палубах, средь клумб, играли дети. Дети? Я закусила губу. Мне это все же не снилось. Более странного корабля мне не доводилось еще видеть. Даже лайнеры содружества — великолепные, роскошные корабли не могли сравниться с этим чудом. И уж, разумеется, мы старались не брать в странствия детей. В пространстве случается всякое, а дети так беззащитны. Слабые, нежные, хрупкие создания. Точь в точь, цветы.
Эта обстановка меня усыпляла. Я блаженствовала, как недавно в душе. Мне казалось — они опоили меня, опоили чем-то дурманно — сладким и сонным. Этот смех, девочки на качелях, мальчонки в песочницах, их мамочки на скамейках, похожие на изящных куколок. Эти цветы, эти статуи, это тепло, струящееся из потолочных панелей, имитирующее солнечное тепло. Я шла мимо глубоких, с темной водою прудов, в которых цвели белоснежные лилии. И хоть отчетливо помнила, что я на корабле, мне казалось — я во дворце одного из императоров древности, окруженном высокой непробиваемой стеной, через которую не пробивается и мысли из внешнего мира.
Хариэла взяла меня под руку, заставив обратить внимание на невысокого, симпатичного юношу, шедшего навстречу. Светлые волосы, светлые глаза и кожа, нежные черты лица. Ему, казалось, лет шестнадцать, не более. Он казался совершенно невинным, безобидным и беззащитным.
Склонившись в церемонном поклоне перед юнцом, Хариэла заставила и меня сделать то же. Не сказала б, что меня это восхитило, но дело было сделано, и поздно протестовать. Юноша лишь слегка кивнул. Его глаза впились в мое лицо, он рассматривал меня беззастенчиво и открыто, а мне стало не по себе. Я привыкла, что меня всегда оценивают, но вот что б так, неприкрыто…. Впрочем, когда он улыбнулся, видимо, поняв, как бестактно его поведение, я уже готова была ему это простить.
— У вас симпатичная подружка, мисс Хариэла. — заметил он. — Познакомите меня?
Хариэла тихонечко рассмеялась, словно зазвенели колокольчики.
— Это трофей моего брата, мессир, — проговорила она.
— Оборотень?
— Да. Она очень милая. И думаю, мы подружимся.
— Было б неплохо, — заметил юноша.
Но в его глазах уже погасла искорка интереса. Теперь он, казалось, уже досадовал, что вообще обратил на меня внимание, и мыслями его владела только одна Хариэла. Я чуть заметно прикусила губу. То, что я — оборотень, еще не значило, что можно обращаться со мной, как с предметом мебели. И едва я хотела это высказать, как пальчики Хариэлы очень крепко сжали мой локоть. Знак помолчать я поняла, и прикусила язык. В любом случае в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
