Евгений Цветков - Вурдалачка
С того времени ему в снах и отказало. Верней, какая-то муть перед глазами струилась, но ни отчетливости, ни сознания не было.
“Господи! — думал Коля. — Кто меня выключает ночью и включает утром? Почему я во сне теперь, как заводная кукла, без мысли и воли, не могу ни остановиться, ни вспомнить себя?! Проваливаюсь в сновиденье, как в трясину глухую. Вот гнусь-то! Сны я, проснувшись, помню, а про явь забываю, заснув. Значит, управление идет оттуда, из сна. Там начальство и главная контора располагаются. Оттуда ко мне и фея приходила, теперь ясно. Как я наяву к моей вурдалачке поперся, так она меня и выключила. Приревновала. Ведь клялся, что буду вечно ее любить, а сам побежал к другой… Эх! — повинился Коля. — Добраться бы до нее! Хоть поглядеть, кто там заседает? Узнать нашу подноготную… Неужели теперь ко мне ни наяву, ни во сне никто не придет? — печалился он безмерно. — Я и сейчас фею люблю, но где же она? Может, только ребеночка звездного или астрального от меня зачала и сгинула? А мне тоже радости хочется, я готов и кровью поступиться, лишь бы пожалела, — оправдывался он перед сладким видением в слабости своей. Как мне до царства добраться и найти тебя, волшебницу души моей?!”
Так Коля томился и всячески сам наступал, и принцип сознания напряженным вниманием пытался сохранить при переходах из яви в дрему, но вот странно: думал он про волшебницу с шелковой кожей, а представала перед ним прекрасная вурдалачка Ольга.
Измучился Коля совсем, пока однажды так прямо и сказал ее образу перед ним: “Черт с тобой! На, пей мою кровь!”
А она клычки обнажила, захохотала и тут же потускнела, стерлась… И полетела-поплыла перед глазами у Коли бессмысленная гадость, тоскливая, бесцветная, будто выключила его сторонняя рука.
Помучившись, Коля понял: надо обвинить Ольгу-вурдалачку публично. “Из-за нее, ведьмы, у меня теперь жизнь не складывается”, — решил он и вознамерился против нее свидетельствовать. А все обстоятельства только того и ждали.
С того дня, как он кричал во сне, а Зина бледная разговаривала с Валей, слухи поползли, что Ольга — вурдалачка и приходит к знакомым кровь сосать. Однако Зина не помнила облика приходившей к ней во сне, а Коля не признался. Так что слухами все и ограничилось до поры до времени. Поговаривали, что не бывает, конечно, дыма без огня, но доказательств-то не было. Мужики похохатывали. Такой красивой бабе, мол, кровушки не жалко. Пусть сосет, ха-ха-ха. В собрании йогов Ольгу, впрочем, встречали холодно. Там женская половина задавала тон. Коля в ее сторону теперь избегал смотреть на людях. Тогда она и пожаловалась главной йогине, пожилой Марье Ивановне, которая выслушала ее благосклонно. После вызвала к себе Колю и ему выговорила.
— Вы понимаете, Коля, что насильно мил не будешь? — по-матерински увещевала.
— Я и не собираюсь ей милым становиться, — набычился Коля, — это она ко мне сама приходила и кровь у меня сосала! — заявил он.
— Как вам не стыдно такое говорить, — огорчилась Марья Ивановна.
— Правда стыдной не бывает, — твердо сказал Коля. — Можете у Зины спросить. К ней она тоже приходила, не побрезговала.
Собрали всех и стали разбирать скандальное это дело. Валентина выступила с обвинениями тяжелыми и пообещала, что всем расскажет. Коля подтвердил, что Ольга являлась к нему в виде вурдалачки и пила кровь во сне.
— Во сне, не наяву же! — в сердцах воскликнула Марья Ивановра.
— Вы же сами нас учили, что настоящие вампиры сквозь сон приходят, — воскликнула Зина.
Зашумело собрание, скандал разгорался. Все оборотились к Ольге. А она глазами сверкает, но хранит гордое молчание.
— Что же ты молчишь, Ольга? — спрашивает ее Марья Ивановна.
— Как же я могу на этот бред ответить? — и смотрит на Колю тяжелым взором.
— Помирились бы вы, — говорит Марья Ивановна.
— Я с ней никогда не помирюсь, — сказал вдруг Коля громко. — Она меня несчастным сделала, мне теперь даже сны не снятся! И я ей это не прощу!
Ольга-вурдалачка только плечом повела.
— Зачем вы так говорите, Коля, — огорчилась старшая йогиня и попросила всех подождать, пока она с Ольгой поговорит отдельно еще раз. Они удалились в другую комнату, а собрание йогов зашумело, загалдело. Все очень сочувствовали Коле, но были и такие, что жалели Ольгу. “Красивой бабе тоже нелегко, — говорили, — мужики ей проходу не дают, а бабы завидуют, ненавидят. Это понимать надо…” — “Обязательно ее надо покарать!” — кричали другие. — “Как? — вопрошали третьи. — Как ее наказать и покарать?” — “Коля ей обязан отомстить, вот что я вам скажу! — заявила Валентина. — А как — это его дело!” Тут вошла Марья Ивановна с Ольгой, все примолкли, и старшая йогиня объявила свое решение:
— Мы поговорили, и я поняла, что это было для Коли предостережение. Вы, Коля, должны Ольгу оставить в покое, а она обещает больше не вредить вам. Что касается истории с Зиной, то наша Оля никакого отношения к этому не имеет. Кто к вам приходит, Зина, вы должны сами выяснить, и тогда будем принимать меры. И попрошу, — тут Марья Ивановна внушительно оглядела собрание, — сор из избы не выносить. На нас и так косятся, нечего подливать масла в огонь и слухи распространять. Объявят вредной сектой и прикроют — вот что нас ждет, если много языком болтать и сплетни сводить…
На том собрание и распустили. Ольга вышла первой. Когда проходила мимо Коли, поглядела и так гнусно усмехнулась, что Коля в тот же миг поклялся в душе ей отомстить, но теперь уже самой страшной местью.
Как можно отомстить самоуверенной и очень красивой женщине? Трудная задача, если ты для нее — пустое место, и никакого чувства она к тебе не питает. Потому что единственный способ такой красотке отомстить — это заставить ее полюбить тебя. А когда полюбит — пренебречь.
Тут без колдовства и черной магии не обойтись, в особенности, если тебе и в снах отказано Вот Коля и занялся ворожбой. Стал книги читать подходящие. Да разве можно найти в ней прок, в книжной мудрости?! Только ум сушит. Черной ли, светлой магией — проникнуться надо самому, чтоб насквозь проняло. Тогда и рецепт сработает.
Поняв это, даже запьянствовал Коля. И неожиданно помощь пришла: по пьянке встретил ведьмочку одну. Девица манерная и ничего в ней такого особенного нет, однако глаз тяжелый и чувство от нее неприятное и нелегкое распространяется.
Разговорились. Она и спрашивает:
— Привораживать баб хочешь? Я тебя научу.
А он поправляет:
— Отвращать тоже, а то потом не отцепится, сама знаешь…
— Я знаю, — говорит она и смотрит сумрачно.
— Чего я делать должен? — спрашивает Николай, а про себя думает: “Лживая, неприятная девица”.
