Урсула Ле Гуин - Тропки желания
– Ты успела записать песню старой дамы?
– Нет, каюсь, даже не сообразила. Извини.
– Освейн, освейн, – почти прошептал Рамчандра. Затем, приподнявшись на локте, добавил: – Мне уже много лучше. Все-таки жаль, что мы проворонили песню. Я не разобрал почти ни слова.
– Разве старики говорят на каком-то особом языке?
– Да нет, в принципе язык тот же. Только более полный. Куда как более.
– У женщин, кстати, тоже словарный запас побогаче, чем у девиц.
– Лексикон девушек в Баване составляет до семисот слов, у юношей он с учетом охотничьей терминологии достигает тысячи ста, а у женщин я оцениваю его аж под две с половиной. Заниматься вплотную стариками мне покуда не доводилось. Думаю, что они вполне могут приблизить меня к цели, к подлинной разгадке. – Рамчандра снова осторожно улегся, плотно прижимая к животу каменную грелку, и замолчал.
– Ты, наверное, хотел бы вздремнуть? – осведомилась Тамара.
– Поговорить, – кратко ответил Рамчандра.
Гостья присела на краешек тростниковой скамеечки. За стенами хижины уже вовсю полыхала ночь – яркая, почти как и день. Апир, огромная газовая планета, спутником которой Йирдо и являлась, вставала над кромкой леса, словно большой, светящийся изнутри аэростат в полосатой, как матрас, оболочке. Серебристо-золотое его сияние проливалось сквозь бесчисленные щели в плетеных стенах хижины, прорисовывая мельчайшие трещинки в земляном полу возле входа, а в луже за порогом складывалось в настоящий фейерверк. Свет сотнями лазерных игл вспарывал потемки внутри хижины, практически ничего не оставляя без призора и расписывая лица людей таинственными узорами.
– До чего же нереальным кажется мне все окружающее, – заметила Тамара.
– Вот именно, – ответил тихий, чуть смешливый голос.
– Они все здесь точно сговорились.
– Нет.
– Да. То есть не то чтобы сознательно водят нас за нос… Я имею в виду скорее некоторую искусственность окружающего. Как-то слишком уж все у них благостно и без затей. Аркадия. Словно самые первые люди, блаженствующие в первозданных райских кущах посреди вселенского изобилия.
– Кхм-кхм, – хмыкнул Рамчандра, отваливая в сторону камень-грелку и снова приподнимаясь на локте.
– Но почему, собственно, здесь и не быть миру типа «островов в океане»? – Тамара как бы пыталась оспорить саму себя. – Почему это жизнь туземцев кажется мне столь уж условной, вроде театрального задника? Может статься, я просто впадаю в ханжество, уподобляюсь старой деве, повсюду вынюхивающей след первородного греха?
– Ну нет, это уж точно чепуха, сущий вздор! – возмутился Рамчандра. – Чисто дамский подход. Послушай-ка лучше вот что. – Выдержав краткую паузу, он заговорил на ндифа: – Освейн-пшасса йатолшти пуэй рупье. Ну-ка, переведи.
– Позвольте пройти, пожалуйста.
– Буквально, дай дословный перевод!
– В лучших преподавательских традициях касты брахманов? – не удержалась от сарказма Тамара. – Ну, даже не знаю, ведь здесь у каждого слова чертова уйма значений. Может быть, «Извините, но я хочу идти именно этим путем»?
– Все-таки ты не услышала!
– Не услышала что?
– Людям так трудно распознавать свою родную речь. Ладно, попробуем еще раз, только будь повнимательнее. – Приходя в волнение, Рамчандра становился очарователен – все его высокомерие как рукой снимало. – Я построю фразу, как это сделал бы мой родной дядя, не изучавший английский во Всемирной школе. «Извини, пожалуйста, я должен пройти по этой тропе». Повтори!
– Извини, пожалуйста, я должен пройти по этой тропе.
– Освейн-пшасса йатолшти пуэй рупье.
По спине Тамары побежали мурашки, словно бы навеянные зябким светом ночного светила.
– Забавно, – вымолвила она.
– Гучейя – качели, зиветта – танец живота, аферг – лощина, овраг, буасто – бита, бейсбол, вуани – кабина, каванья, шиану – океан, море…
– Ономатопея![1]
– Ти – идти, финус – вернусь, ифинус – я вернусь, тифинса – ты вернешься, афинса – он вернется. Тарти – бить, ударять, аразти – строить, сооружать. Тилути – делать, тилтуйя – мастерская. Назови мне любое слово на ндифа!
– Филиса.
– Хижина Нечистот. Погоди. Нет, не могу подобрать. Давай другой пример.
– Лусикка.
– Удочка, леска.
– Тичиза.
– Пришельцы, странники, гости… Стоп, это же в единственном числе! Ты чужой. Тичиза.
– Рам, у тебя вовсе не диарея. Ты параноик.
– Ну уж это нет! – отрезал он так решительно, что Тамара аж вздрогнула, и поперхнулся. Лучистые сумерки скрывали глаза лингвиста, но гостья не сомневалась – они прикованы к ней. – Я вполне серьезен с тобой, Тамара, – добавил он, прокашлявшись. – И я боюсь!
– Чего же, собственно?
– Боюсь до тошноты, – продолжал Рамчандра. – Боюсь – прошу прощения за резкость – буквально до усрачки. Ведь слова – это очень серьезно. Собственно, это все, что у нас есть.
– Чего же все-таки ты так боишься, Рам?
– От Земли нас отделяет пропасть в тридцать один световой год. Никто из землян не посещал эту систему до нас. А здешние туземцы говорят по-английски!
– Какой же это английский!
– Семантика и словарь молодых ндифа по меньшей мере процентов на шестьдесят совпадают с современным английским. – Голос Рамчандры при последних словах дрогнул – то ли от страха, то ли от облегчения, вызванного долгожданной возможностью выговориться.
Переменив позу, Тамара плотнее сомкнула колени и призадумалась. Слова ндифа одно за другим всплывали в сознании, и каждое со своей английской тенью – тенью, лишь как бы ожидавшей пролития лучика света, дабы проявиться воочию. Но ведь это же явный бред, настоящий делирий! Ей не следовало вслух называть Рамчандру параноиком – диагноз, похоже, вполне верен. Он определенно нездоров. Долгие недели полной замкнутости в себе, а теперь вот столь разительная перемена: возбуждение, словоохотливость, исповедальная откровенность. Типичные симптомы душевного расстройства. Да это же настоящая мания – углядеть английскую основу в языке аборигенов-инопланетян! Тоже мне гений-одиночка нашелся! Одиночка?.. Один – оно, два – туо, три – ти…
– Все женские имена, – мрачно подлил масла в огонь Рамчандра, – кончаются на «а». Это космическая константа, установленная еще Генри Райдером Хаггагадом. Мужские же никогда не кончаются на «а». Никогда.
Голос Рамчандры, такой бархатистый, все еще подрагивающий от волнения, разом смешал ей все мысли.
– Послушай меня, Рам!
– Да? – Он молча ждал продолжения – стало быть, слышал не только себя самого, как обычно бывает с параноиками.
И Тамара не решилась задать вопрос, готовый было сорваться с кончика языка, – уж не разыгрывает ли он ее, не затеял ли от скуки эдакую изящную мистификацию? Непристойно на подобную откровенность отвечать обычными бабьими ужимками да экивоками. Не зная, что сказать, Тамара замешкалась, и затянувшуюся паузу первым нарушил собеседник:
